Личность и журналист

                               Личность и журналист.

Михаил Ефимович Кольцов (настоящая его фамилия – Фридлянд). Фридлянд Ефим Моисеевич (1860—1945), его  отец, ремесленник-обувщик. После переезда родителей в Белосток учился в реальном училище, где вместе с младшим братом Борисом издавали рукописный школьный журнал: брат (будущий художник и карикатурист Борис Ефимов) иллюстрировал издание, а Михаил — редактировал. В 1915 году поступил в Психоневрологический институт в Петрограде. Печататься в газетах начал с 1916 года.

Активный участник Февральской  и Октябрьской революций. С начала 1917 сотрудничал в петроградских журналах. В феврале 1917 года в брошюре «Как Россия освободилась» под псевдонимом «Мих. Ефимович» восторженно оценил создание Временного правительства и роль А. Ф. Керенского.

Член РКП(б) с 1918 года (с рекомендацией А. В. Луначарского), в том же году заявил о выходе из партии, открытым письмом в «Киногазете», объясняя, что ему не по пути с советской властью и её комиссарами, однако в конце того же года оказывается в занятом германскими войсками Киеве в составе советской дипломатической миссии.

В начале 1918 года возглавлял группу кинохроники Наркомата просвещения. С 1919 года служил в Красной Армии, сотрудничал в одесских газетах  и в киевской армейской газете «Красная Армия». С 1920 года работал в отделе печати Наркомата иностранных дел. Специальный корреспондент ряда периодических изданий, в том числе газеты «Правда» (1922—1938).

Много работал  в жанре политического фельетона. Часто выступал с сатирическими  материалами и был самым известным  журналистом СССР. Инициатор возобновления  издания и редактор журнала «Огонёк», редактор журнала «За рубежом», член редколлегии «Правды» и «За рулем», руководитель Журнально-газетного  объединения. Сотрудник сатирического  журнала «Бегемот». Создатель сатирического  журнала «Крокодил». Создатель и  бессменный главный редактор юмористического  журнала «Чудак», в котором вёл  постоянную рубрику «Календарь Чудака».

«Он показал себя мастером фельетона, образного, сжатого, захватывающего стиля, который иронией, парадоксами и гиперболами блестяще усиливал политическую направленность его произведений». Вольфганг Казак, немецкий славист, литературный критик.

В бытность редактором «Огонька» (1927) придумал и реализовал практически уникальный литературный проект — создание коллективного романа-буриме «Большие пожары». 25 писателей и журналистов (в том числе и сам Кольцов) последовательно пишут по одной главе, которые тут же печатаются в журнале. Репрессировано оказалось шестеро, поэтому отдельной книгой «Большие пожары» вышли только в 2009 году.

Руководитель иностранного отдела в СП СССР. Посетил многие страны мира, из них некоторые — нелегально. Делегат международных конгрессов в защиту культуры в Париже (1935) и в Барселоне (1937, руководитель советской делегации). С 1938 — депутат Верховного Совета РСФСР.

Кольцов написал  около 2000 газетных статей на актуальные темы внутренней и внешней политики. С 1928 по 1936 трижды выходили многотомные собрания его сочинений.

Во время Гражданской  войны 1936—1939 годов был направлен  в Испанию как корреспондент  «Правды» и одновременно негласный  политический представитель властей  СССР при республиканском правительстве. В Испании активно участвовал в событиях, как организатор сопротивления  мятежникам. Испанские газетные рапортажи послужили основой книги «Испанский дневник» (1938), где о легальной части своей работы Кольцов рассказал от первого лица, а о тайной — как о деятельности мексиканского коммуниста Мигеля Мартинеса. Проводя линию Сталина в международном рабочем движении, в публикациях дискредитировал «троцкистов», обвиняя их в том числе в том, что они находятся на службе у Фаланги и фашизма. В романе Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол» М. Кольцов выведен под именем Каркова.

В 1938 году был отозван  из Испании и в ночь с 12 на 13 декабря  того же года арестован в редакции газеты «Правда». Жена наркома Ежова  — Евгения была редактором «Иллюстрированной  газеты», и Кольцов, как член редколлегии  и часто главный редактор «Правды», встречался с ней. Однажды нарком Ежов даже принимал Кольцова вместе с  Бабелем на своей даче. На очной  ставке с Кольцовым теперь уже  бывший нарком Ежов показал: «Я понял, что Ежова связана с Кольцовым  по шпионской работе в пользу Англии». Как и другие, Кольцов не выдержал пыток и сам оговорил более  семидесяти участников «заговора».

«Мне были известны некоторые  политические настроения Кольцова, его  морально-бытовое разложение», —  отмечала журналистка Ольга Войтинская в своём письме к Сталину в январе 1939 года.

1 февраля 1940 года Кольцов  был приговорён к смертной  казни по обвинению в шпионаже.

Некоторым исследователям эта  акция Сталина кажется непостижимой, поскольку Кольцов, по их мнению, фанатично  верил Сталину. Весьма вероятно, что  Кольцов был устранён как свидетель  тайных операций НКВД в Испании —  непосредственной причиной ареста послужило  письмо Сталину генерального секретаря  интербригад в Испании Андре Марти, который обвинял Кольцова в связях с ПОУМ и, косвенно, в шпионаже. Мог сказаться опубликованный в начале 1920-х годов темпераментный очерк о Льве Троцком. Об этой версии пишет в своих воспоминаниях Борис Ефимов, брат М.Кольцова

По официальной версии М. Кольцов расстрелян в феврале 1940 года; в справочниках 1960—1970-х  годов указывался 1942 и 1938 годы. В 1954 году реабилитирован.

Статья называлась «Дача — так дача!» в «Правде»: Основателем посёлка считается советский журналист и писатель М. Е. Кольцов, который в 1929 году на страницах газеты «Правда» предложил создать под Москвой в огромном зелёном массиве Братовщины «Зелёный город», обширную сеть санаториев, домов отдыха, пансионатов, пионерских лагерей и других оздоровительных объектов.

Награжден орденами Красного знамени и Красной звезды.

                                             Фельетонист

«Cудьба журналиста» — воспоминания Бориса Ефимова о брате Михаиле Кольцове, вышедшие отдельным изданием в «Библиотечке „Огонька“» в 1988 году.

Миллионы читателей «Правды» с захватывающим интересом и  волнением читали кольцовские корреспонденции из Барселоны, Мадрида, Толедо, Гвадалахары, Бильбао, видели его глазами и переживали его чувствами мужественную и неравную борьбу защитников республики против наглого, вооруженного до зубов испано-итало-германского фашизма.

Спецкор «Правды» поспевал всюду. Носился по фронтовым дорогам, появлялся в окопах, командных  пунктах, штабах, вникал в работу организаций  обороны, военных и партийных  комитетов, министерств. Сообщал обо  всем оперативно, достоверно, ярко. Во всем блеске развернулись тогда незаурядные  его журналистские качества —  инициатива, находчивость, неутомимость, бесстрашие. А веселый его нрав, остроумие снискали ему и там  много друзей. Работе Кольцова в  Испании отдавали впоследствии должное  участники испанской войны, наши виднейшие военные деятели, тепло  вспоминавшие его: Р. Я. Малиновский, К. А. Мерецков, Н. Г. Кузнецов, П. И. Батов  и многие другие.

В романе «По ком  звонит колокол» Эрнест Хемингуэй так пишет о некоем русском журналисте с легко расшифровываемой фамилией Карков: «...Карков, приехавший сюда от „Правды“ и непосредственно сносившийся со Сталиным, был в то время одной из самых значительных фигур в Испании». В том же романе от имени главного его героя — американского писателя Роберта Джордана, во многих оценках которого слышен голос самого Хемингуэя, говорится: «...А Карков понравился. Карков —самый умный из всех людей, которых ему приходилось встречать... Роберт Джордан не встречал еще человека, у которого была бы такая хорошая голова, столько внутреннего достоинства и внешней дерзости и такое остроумие... Ему никогда не надоедало думать о Каркове».

В книге «Люди, годы, жизнь» Илья Эренбург вспоминает: «Трудно себе представить первый год испанской войны без Кольцова... Для испанцев он был не только знаменитым журналистом, но и политическим советником... Маленький, подвижный, смелый, умный до того, что ум становился для него самого обузой, он быстро разбирался в обстановке, видел все прорехи и никогда не тешил себя иллюзиями».

…И в только что отпечатанной газете, носившей подзаголовок «Издание Военного Командования Южной Группы Финского залива», непосредственно  под приказом № 1 вернувшейся в  Кронштадт Советской власти, помещен фельетон-репортаж «Утро в Кронштадте», заканчивающийся так:

«На днях, когда Кронштадтом  еще владели белогвардейцы и  их господа из английской разведки, я напечатал в „Красной газете“  открытое письмо генералу Козловскому, назначая ему скорое свидание в освобожденном Кронштадте. Мы прибыли на место встречи, но его превосходительства, увы, здесь не оказалось. Куда вы скрылись, почтенный генерал?»

В этой маленькой саркастической заметке двадцатитрехлетнего Кольцова уже заложены, как в зерне, боевая оперативность газетчика, азарт  журналиста, талант литератора, сатирический задор фельетониста — все те замечательные  качества, которые потом так мощно  и ярко «проросли» в творчестве Кольцова-правдиста.

 На страницах «Правды»  Кольцов впервые появился в  1920 году (фельетон «Махно»), а постоянным  ее сотрудником стал после  переезда в Москву в 1921 году. Сразу обратил на себя внимание  его фельетон «Москва-матушка» с его необычным, торжественно-напевным, каким-то прямо былинным началом:

«Высоко на холмах, в снеговом убранстве, в ожерелье огней и  знамен стоит, далеко видна сквозь пургу. Красная Москва. Молодая, крепкая, новая».

Писательница Софья Виноградская, работавшая в те годы в секретариате «Правды» помощником Марии Ильиничны  Ульяновой, вспоминала:

«...То был фельетон о старой, патриархальной, купецко-москворецкой Москве. Что сталось после революции с лабазницей, носившей салоп на вате? Как пережила старуха Октябрь? Как приспособилась матушка к пролетарской власти? Все было отлично в небольшом с отличным вкусом фельетоне: очарование нового таланта, прелесть юмора, великолепие говора, который имел в виду Пушкин, когда упоминал о языке московских просвирен.

Фельетон Кольцова с его  концовкой «Электрифицируем старуху!»  сразу стал крылатым. Вовсю хохотала редакторская комната, когда, подписывая в набор, читали (как то водилось иногда в «Правде») фельетон вслух. Сразу стало ходячим кольцовское: «Было в Москве сорок сороков главок, прибавилось к ним сорок сороков Главков», «Кланялись главкам, поклонимся и Главкам».

«Правда» стала для  него родным домом, политической школой и, главное, высокой, всенародной трибуной, партийной и патриотической.

С того счастливого для  молодого Кольцова дня, когда он «начался в „Правде“», и до той роковой  декабрьской ночи, когда он навсегда из нее ушел, пролетело семнадцать лет. И все эти годы непрестанно, временами ежедневно, к миллионам читателей была обращена страстная, берущая за живое, то патетическая, то лирическая, то высмеивающая, то бичующая кольцовская публицистика.

Газетный «однополчанин» Кольцова, старейший советский журналист  Д. Заславский вспоминал:

«Во всей его фигуре, невысокой  и подвижной, было изящество. Годы не старили его. И в легких движениях, и в жестах, и в выражении  лица оставалось что-то мило мальчишеское и озорное. Он всегда готов был  на смелые приключения, на неожиданные  выдумки. Он был поэтом своего призвания — журналистики».

Кольцов неизменно на самых  важных и решающих участках событий. Его, как магнитом, притягивают «горячие точки» происходящего в стране и за ее пределами. Он всегда в разъездах. Во время гражданской войны — на фронтах, в годы первых пятилеток — на заводах, электростанциях, стройках, в колхозах, любых местах, где можно увидеть что-то важное, интересное, злободневное. Он как бы под постоянным током журналистского напряжения. Он радуется успехам в борьбе нового со старым и одновременно бьет без устали оружием фельетона по косности, приспособленчеству, бюрократизму, чванству, тупости.

Таким он был в восемнадцатом  году на Украине, когда дерзко проникал в расположение контрреволюционных банд под Киевом, чтобы написать очерк «Петлюровщина», таким он был  и в 1921-м под Кронштадтом, таким  он был и когда, увлекшись крылатой романтикой авиации, первым из советских  журналистов испытал (и описал) ощущения так называемой «мертвой петли», а  потом вызвался принять участие  в перелете через... Черное море. Кольцовский очерк «Перелет» читатели «Правды» восприняли с огромным интересом.

Незаурядную смелость проявил  Кольцов и в других своих журналистских  инициативах. Ни с кем не «согласовывая» своих замыслов, не получая никакое  вышестоящее «добро», он задумал написать о государствах, где в то время у власти стояли контрреволюционные фашистские и полуфашистские режимы, куда наглухо был закрыт доступ советским людям, нелегальное появление которых грозило жестокой расправой.

С чужим паспортом он появляется в одной из таких стран —  скованной белым террором адмирала Хорти Венгрии и рассказывает о своих впечатлениях в очерке «Что могло быть» (1927). Вот что  впоследствии говорил выдающийся венгерский коммунист, один из руководителей Венгерской советской республики 1919 года, Бела Кун:

«Побывав в Венгрии  только несколько дней, Кольцов, тем  не менее, сумел показать не только внешнюю картину жизни этой страны, но дать краткую историю всей венгерской революции. Дух этого фельетона  был духом венгерского рабочего класса. Это говорит о том, что  Кольцов не просто фельетонист и  прекрасный фельетонист, а большевик-интернационалист, который в своих произведениях  может отобразить и жизнь своей  родной страны, и революционную борьбу международного пролетариата».