Историко - типологическая характеристика журнала "Каторга и ссылка"

     В 1920-е гг. рецензии в большей мере носили оценочно-рекомендательный, а  не политический характер. Рецензенты положительно оценивали журнал в деле подбора материалов о разных периодах революционного движения, предоставление места публикациям  представителей разных революционных политических партий, работу разных отделов журнала. «Красная новь» высказал мнение, что «Каторга и ссылка» буквально с каждым номером становится одним из интереснейших  исторических журналов «обнаруживает здоровый рост, как в смысле подбора материалов, так и интереса помещаемых статей»⁵. Журнал дал положительную оценку отдела некрологов и библиографии.

     Продуктивная  работа «Каторги и ссылки» постепенно сформировала положительное мнение у научной общественности. Даже постоянный оппонент исторических журналов «Пролетарская  революция» отметил «правильную  стратегию» «Каторги и ссылки»: не печатать статей на  темы общеисторического и теоретического характера, так как для таких дел  имеются другие исторические журналы. По мнению рецензента Вл. Малаховского, журнал сумел занять определенное место  в  исторической печати, поскольку содержит «немало интересного материала» о революционном движении XIX в. преимущественно народничества и небольшевистских революционных партий, что отличает его от других исторических журналов⁶. Автор также отметил неуклонный рост статей, посвященных изучению ссылки (в пяти номерах журнала за 1927 г. опубликовано четыре статьи) и «в части воспоминаний журнал хорош». Однако уровень научных  статей Вл. Малаховского, видимо, не удовлетворил «как только журнал отвлекается от свой «специальности», читатель получает слабенькие статьи».

     Отчасти положительная оценка «Каторги и  ссылки» поступала вплоть до письма Сталина «О некоторых вопросах истории  большевизма». Рецензии, на первых порах  призывавшие повысить уровень исторических исследований журнала, постепенно стали выполнять политическую роль, реализуя линию партии в деле борьбы с «чуждыми элементами».

     А. Мильштейн высказался за необходимость  помещения к мемуарам «примечаний»  и «предисловий» «марксистов-ленинцев».

     Граница начала жесткой политической критики  «Каторги и ссылки» очерчена в рецензии  А. Бура, опубликованной  в «Пролетарской революции» в 1930 г.⁷

     Автор указал, что вышедшие шестьдесят шесть  номеров журнала определили его  облик, однако живительных дух самокритики  не проник еще в «редакционные  апартаменты» Общества политкаторжан. По мнению рецензента,  массовый  читатель ждет от журнала научно-проработанные и исторические материалы, а не воспоминания с «революционными анекдотам». Автор критиковал рубрику за «политическую беспринципность даваемых характеристик», в которой обходится молчанием вопрос об истинной революционности отдельного лица. По мнению Бура, она определяется отношением революционера «к тому этапу борьбы за социализм, которую российский пролетариат начал в октябре 1917 г.».

     Рубрика «тюрьма, каторга, ссылка и эмиграция», на  взгляд автора, страдает отдельными воспоминаниями и случайными эпизодами, которые носят «не законченный общий характер». А. Бур делает вывод, что журнал «Каторга и ссылка» не отвечает требованиям читателя по характеру материала, некритическому отношению к историческому прошлому и по идеализации того, что осуждено революционным опытом.

     «После рецензии на страницах журнала разгорелась полемика. В одиннадцатом номере за 1930 г. появились статьи старосты Общества Е.  Ярославского «Каким должен быть и каков есть журнал «Каторга и ссылка»,   М. Ольминского «Ответ т. Ярославскому» и «От редакции»⁸.  Е. Ярославский по поручению Президиума Общества и редакции журнала «Каторга и ссылка» дал четкий ответ на все упреки А. Бура. Прежде всего, автор напомнил, что журнал является органом Общества политкаторжан, члены которого представляют революционеров разных поколений и идеологий, начиная чуть ли не с петрашевцев. Е. Ярославский подчеркнул «чрезвычайное своеобразие» журнала, где, в отличие от журнала «Пролетарская революция», сотрудниками журнала являются не только  коммунисты. «И мы не можем требовать, чтобы все эти революционеры говорили марксистским языком, мы можем лишь требовать, чтобы журнал «Каторга и ссылка» давал и марксистскую оценку этому прошлому».

     На  упреки в адрес характеристики революционеров Е. Ярославский заявил, что авторы биографий не всегда знали «что делал  такой-то товарищ в феврале 1917 г., а что он делал в октябре 1917 г.». 

     Можно сделать вывод, что в журнал добавилось много исследовательского материала. Например, в отделе «тюрьма, каторга и ссылка» за 1929 г. мемуарные работы занимали 74,4 % (420 страниц  из 565),  в семи номерах 1930 г. они составляли уже 50,5 % (158 страниц из 313) и т.д.

      
Однако «Пролетарская революция» в лице М. Ольминского поддержала   нападки А. Бура и добавила еще более веские аргументы в пользу необходимости размежевания с «чуждыми элементами». Автор высказал точку зрения, вписывающуюся в заданную стратегию политической системы поиска врагов. На взгляд М. Ольминского, причисление т. Ярославским Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев к «историко-революционному» дает повод пояснить, что понятие «революционный» относительное.

     На  его взгляд, то, что было вчера  революционным, сегодня  может способствовать общению чуждых элементов для революции или «противоестественному» общению людей разных политических убеждений. Автор подчеркнул, что чем дальше развивается революция, тем более в таком «Обществе», где основной признак членства принадлежность к ссыльным или политкаторжанам, возможно преобладание чуждых элементов.

       «Иначе сказать, с течением  времени революционность будет  выдыхаться, и будет назревать  необходимость размежевания». Автор назвал журнал «не только сплошная беспросветность»⁹, но и  нечто худшее и необоснованно обвинил его в призыве к терроризму как методу политической борьбы.

       Вторила М. Ольминскому и редакция  «Пролетарской революции». Она согласилась  с  А. Буром в оценке «Каторги и ссылки» и подчеркнула, что признак «бывшего революционера» еще абсолютно ничего не говорит о его современной позиции и не дает права некритически относиться к его прошлой работе и замазывать его политический взгляды. «Сейчас в обстановке классовой борьбы неизбежен процесс дальнейшего размежевания среди той группы интеллигенции из числа бывших ссыльных и каторжан, которые группируются вокруг Общества». Редакция пояснила, что они воспринимают рецензию т. Бура и т. Ольминского как попытку содействия уточнению позиции журнала и обеспечению его выдержанного марксистского лица. Тем не менее, редколлегия «Каторги и ссылки»  осталась на  своих позициях.

     Наиболее трагический удар по исторической науке и периодике был нанесен письмом Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма», опубликованного в 1931 г. в журнале «Пролетарская революция». В ранг истины в последней инстанции ставилось положение о якобы усиливающейся классовой борьбе по мере развертывания строительства социализма. Сталин стал обвинять историков в фальсификации истории большевистской партии и призывал редакцию «Пролетарской революции» (имея в виду и редакции всех других исторических журналов), поставить дело изучения истории партии на «научные, большевистские рельсы и заострить внимание против троцкистских и всяких иных фальсификаторов истории  нашей парии, систематически срывая с них маски».  

     Придавая  политический вес «Каторге и ссылке», руководство Общества и  редакторский коллектив журнала принял решение перепечатать статью и сопроводить ее рядом публикаций со своим видением вопроса¹⁰.

     Е. Ярославский, глава Общества  и «большевистский историк партии»,  выступил с ответом, который тем более был необходим, так как письмо Сталина содержало обвинения и в его адрес за «книжки», которые  «содержат ряд ошибок принципиального и исторического характера».  
Е. Ярославский призвал к перестройке на историческом фронте и признал тот факт, что и даже после письма Сталина на историческом фронте, и в том числе, в журнале «Каторга и ссылка» были допущены ошибки идеологического характера.

     Редколлегия журнала обещала решительным  образом исправить уже сделанные  ошибки и опубликовать в печати результаты критической оценки тех или иных фактов. Кроме того, была высказана мысль о том, что Общество и редакция, в частности, несет колоссальную ответственность перед своими читателями и перед мировым рабочим движением за каждое слово, сказанное на страницах издательства, а это обязывает к сугубой осторожности и внимательности при трактовке исторических событий. Редакция высказалась за видоизменение характера не только журнала, но и всей печатной продукции. Таким образом, реакция Общества и редакции журнала соответствовала духу времени – отчасти поддержать линию политической системы и по необходимости поддакивать  в унисон другим подконтрольным историческим структурам.

     Череда  рецензий с политическими обвинениями  сыпалась и дальше. «Историк-марксист»  в статье «За решительную перестройку исторического фронта» под воздействием письма Сталина призывал мобилизовать силы исторического фронта для идеологической борьбы за чистоту марксистско-ленинской теории¹¹.  Под удар попала и «Каторга и ссылка». В шести строчках рецензент изложил свои претензии журналу, были названы авторы (Колосов, Сергиевский, Иванов, Книжник-Ветров, Чужак, Теодорович и др.) которые, по мнению «Историка-марксиста», извращали на все лады подлинно марксистскую историю каторги и ссылки. Рецензия нелепо обвиняла журнал в том, чего не было. Рецензия была опубликована без подписи, видимо на то были свои причины.

     В защиту журнала выступил редактор И.А. Теодорович, он настаивал на неправомерности  обвинений в адрес журнала и подчеркивал его специфику¹².  И.А.Теодорович категорически заявил, что ни один из поименованных критиком авторов не опубликовал ни одной статьи в журнале, «ни единой строчки, ни единой буквы» на тему об истории каторги и ссылки, а потому они не могли ее извращать.

     Он  еще раз напомнил, что программа  журнала гораздо шире заглавия, а отдел «история каторги и ссылки» занимает «скромнейшее место». Редактору пришлось даже защищать журнал от обвинений в ошибках, которые уже были исправлены.

     К хору критиков присоединился журнал «Борьба классов». В серии его  рецензий издательство «Политкаторжан» и коллектив журнала «Каторга и ссылка» обвинялись в стиле письма Сталина в «гнилом либерализме». Рецензент Б. Волин клеймил «гнилых либералов», засевших среди большевистской части редакторского коллектива «Каторги и ссылки», в сочувственном приеме авторов-меньшевиков, которые в предисловиях  потакают, а не подвергают большевистской критике меньшевистскую мемуаристику и не хотят раскрыть и разоблачить до конца всю механику предательств меньшевиков, которых он назвал буржуазной агентурой¹³.

     Критические рецензии с политическим подтекстом коснулись    издательства «Политкаторжан». На взгляд рецензента П. Казанского, издательство несет большую политическую ответственность за свою печатную продукцию¹⁴. По его мнению, издательство «Политкаторжан» выпускает журнал «Каторга и ссылка», который публикует «вредные антипартийные» статьи, грубо извращающие историю большевизма. В  прицел критики попало несколько статей на разные темы, но всех их объединяет одно, они были написаны бывшими меньшевиками и эсерами. 

     Можно заметить, что статьи пишутся бывшими меньшевиками и эсерами. Отсутствует политически четкий анализ борьбы классов и роль партии в революции. Идёт недооценка и порой проигнорирована роль большевиков в революционном движении. Преобладают статьи, относящиеся к периоду народничества.

     Неравновесное внимание к просчетам и положительным  достижениям издательства «Политкаторжан»  подчеркивает тот факт, что поиск  недостатков  в большей мере преследовал политическую цель – взять под контроль «исторический фронт»: издательство, журнал и авторов, представлявших свою точку зрения на ход революционной истории. Политическое влияние письма Сталина на историческую науку настолько исказило рецензионный процесс, что произошла подмена научной критики критикой политической.

     Г. Аркадьев отмел все объяснения организаторов  Общества о его особенности и  особенностях авторского коллектива и  взялся критиковать издательство «Политкаторжан»  за невнимание к истории большевизма  и большевистского революционного подполья, что, по его мнению, ведет к грубым политическим ошибкам в работе издательства¹⁵.

     Автор подверг критике работу Я. Шумяцкого  «Закаленные в борьбе», где, по его  мнению,  автор допустил идеологические ошибки: объединяет «большевизм» и «меньшевизм» в социал-демократию, идеализирует «каторгу и ссылку», представляет ее как единое целое, дает не четкие представления о народничестве и т.д. Еще больше автор накинулся на сборник статей и воспоминаний «Учеба и культработа в тюрьме и на каторге», который, по его мнению, являлся «ярким образцом безответственности редакторов издательства». Рецензент назвал сборник «политически вредный», так как он   принадлежит перу преимущественно бывших меньшевиков и эсеров и  содержит идеализацию царской тюремной обстановки, основанной на  неправильном обобщении отдельных фактов, явное приукрашивание роли меньшевиков и эсеров и полное умолчание о борьбе большевиков и меньшевиков. По мнению рецензента, редакционное предисловие должно было показать антипролетарскую, антиреволюционную деятельность меньшевиков и эсеров, их борьбу против пролетарской революции и диктатуры пролетариата. Т. Станчинский, редактор предисловия, бывший меньшевик, «теперь коммунист», прямо обвинялся в извращении истории большевизма. Несмотря на похвалу: «известные сдвиги в сторону повышения качества продукции в издательстве имеются», автор заострил внимание на неблагополучном состоянии редакторской работы издательства и призвал перестроить работу на основе письма Сталина. Рецензия вторила Сталину в части обвинения издательства в необеспеченности «большевистской  бдительности». «Борьба классов» ярко отразил особенность атмосферы в научных журналах после письма Сталина, где научная критика подменялась политическими обвинениями.