Война 1812 года в воспоминаниях современников

Федеральное государственное образовательное  учреждение

высшего профессионального образования 

«СЕВЕРО-ЗАПАДНАЯ АКАДЕМИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ» 
 
 
 

КАФЕДРА

Истории и мировой политики 
 
 
 

РЕФЕРАТ

по дисциплине «Отечественная история»  

ВОЙНА 1812 ГОДА В ВОСПОМИНАНИЯХ СОВРЕМЕННИКОВ. 
 
 
 
 

                  Выполнил: студент-экстерн

                  специальности «ГиМУ»

                  группы Г10

Карпеченко 

Сергей  Владимирович 

                  Проверил: доцент 

                  Стецкевич Елена Сергеевна 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Санкт-Петербург

2010 г.

Содержание

1. Введение ……………………………………………………………………...…3
2. Глава 1. Война 1812 года в воспоминаниях русских современников……..4
3. Глава 2. Война 1812 года в воспоминаниях французских современников..
4. Заключение ……………………………………………………………………….
5. Список Использованной литературы …………………………………………

Введение

     Война 1812 года является одной из самых трагических и, в тоже время, героических страниц в истории России. Об этих событиях написано много книг, сняты фильмы, но самым интересным, конечно же, являются воспоминания современников, непосредственных участников боевых действий и гражданских обывателей. Они описывают поток событий независимо от их значения в судьбе авторов и в ходе исторической жизни страны. В дневниках запечатлелись отклики разных слоев населения на отступление русской армии, переливы народной молвы и общественных умонастроений, поражающие воображение слухи о Смоленском и Бородинском сражениях, рассказы очевидцев об ужасах вражеской оккупации, состояние наполненных столичными беженцами окрестных столице губерний.

     В данной работе приведены воспоминания:

• Николая Дмитриевича Дурново (1792—1828). В 1810 г. Н. Д. Дурново поступает колонновожатым в свиту его императорского величества по квартирмейстерской части, в апреле 1811 г. в чине прапорщика назначается адъютантом его управляющего князя П. М. Волконского и находится при нем до конца заграничных походов. В 1812 г. Н. Д. Дурново участвует в боях при Тарутине, Малоярославце, Вязьме, Красном, в походе 1813 г. отважно сражается под Люценом, Бауценом, Кульмом, Лейпцигом, в марте 1814 г. с союзными войсками вступает в Париж.
• Дмитрия Михайловича Волконского (1769—1835). Прошел путь от поручика до генерал-лейтенанта. В 1806—1807 гг. возглавлял крупные боевые соединения в турецкой кампании и в войне с Францией, после чего вышел по болезни в отставку, но в конце 1812 г. вернулся в армию, в 1813 г. командовал корпусом и руководил осадой Данцига.
• Василия Васильевича Вяземского (1775—1812). К 1803 г. Вяземский уже командует 13-м егерским полком; в этом же году 28-летний полковник получает генерал-майорский чин. При штурме Борисова, командуя авангардом, Вяземский был тяжело ранен. Спасти его жизнь не удалось, и 5 декабря 1812 г. Вяземский умер от полученных ранений.
• Ивана Петровича Липранди (1790—1880). Войну 1812 г. встретил в 6-м пехотном корпусе Д. С. Дохтурова, занимая должность обер-квартирмейстера. Отличился в сражениях при Смоленске, Бородине, Тарутине, Малоярославце.
• Александра Ивановича Михайловского-Данилевского (1790—1848). Война застает А. И. Михайловского-Данилевского чиновником Министерства финансов, с началом войны поступает к Кутузову адъютантом, становится его близким помощником — ведет секретную переписку и журнал военных действий.

     С французской стороны также приведены воспоминания участников Русского похода, как рядовых участников сражений, так и генералитета наполеоновской армии. 

Глава 1. Война 1812 года в воспоминаниях  русских современников

     Война стояла на пороге России. Все чувствовали её приближение: «Весь день разговоры о французах, из этого больше не делают тайны. Утверждают, что они скоро переправятся через Неман у Ковно. Борьба начинается. Пришло время для каждого русского доказать свою любовь к Родине».

     «В настоящее время … в каждом видят шпиона, говорят друг другу на ухо, шушукаются, смотрят исподлобья, одним словом, кажется, что война решена».

     «Ежечасно с ними (Наполеоном) ждут войны и миру с турками, … Теперь (после заключения мира с Турцией) ожидают объявления войны с французами. Всех отставных офицеров приглашают в службу в новоформирующиеся 12-ть полков. С Англиею сближение весьма приметно. … Велено собрать миллион денег в Москве для армии, во ожидании военных действий».

     Война началась. Французы форсировали Неман. Эта страшная весть вызывает в среде офицерской молодежи душевный порыв и энтузиазм: «Мы окунемся в родную стихию. Давно уже каждый из нас сгорает от нетерпения проявить себя на поле чести. Наши юные головы заняты мыслями только о битвах, о схватках с врагом и о славных подвигах. Мы с удовольствием променяем миртовый венок на лавровый». А предписание на убытие в тыл – настоящая трагедия: «… мы покинули армию. Прощайте, мои мечты о славе, о битвах, о чинах, орденах и т. д. — мы возвращаемся домой».

     При этих словах мы вспоминаем Андрея Волконского: «Ну, а потом, я не знаю, что будет  потом, не хочу и не могу знать: но ежели  хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди — отец, сестра, жена, — самые дорогие мне люди, — но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей».

     У более старших людей, которые  на собственном опыте знают, что  такое война она вызывает совсем другие чувства: «24-го узнал к нещастию, что французы взошли 13-го в наши границы, перейдя Немен в Ковне».

     Первоначальные неудачи не вызывают каких-либо негативных эмоций: «… французы перешли через нашу границу в количестве пятисот тысяч человек. Не будучи в состоянии противопоставить им такое же количество людей, мы вынуждены отступать в глубь страны».

     Постепенно  молодежи приходит осознание всех «прелестей»  войны: «Через несколько часов французы станут хозяевами и земли и моей любимой. Они ею распорядятся по законам военного времени».

     Офицеры штаба, по кругу ведения, обладают большим объемом информации, их необходимы аналитические способности: «работа над картой Смоленской губернии, еще больше убеждает в неизбежности отступления».

     Иногда  высказывается уничижительный взгляд на штабных офицеров как преуспевающих карьеристов, чуждавшихся трудностей боевой жизни и озабоченных лишь добыванием очередных чинов и наград. Такой взгляд сложился в результате неправомерного перенесения на эпоху 1812 г. военно-исторических представлений, относящихся к более позднему времени, и, справедливости ради надо сказать, не без влияния саркастически-неприязненного изображения штабной офицерской среды в «Войне и мире» Л. Н. Толстого. Но для войн начала XIX в. это глубоко неверное представление. Обремененные многообразными обязанностями по подготовке боевых операций, рекогносцировке, выбору позиций, топографическим съемкам местности, расквартированию войск, квартирмейстерские офицеры участвовали еще и в боях, выполняли в ходе больших сражений ответственные адъютантские поручения и часто попадали в очень рискованные переделки. Сколь были далеки от благополучия тяжкие условия повседневного существования этих подлинных тружеников войны, красноречиво свидетельствовал в своих записках Н. Н. Муравьев-Карский: «Служба наша не была видная, но трудовая, ибо не проходило почти ни одной ночи, в которую нас куда-нибудь не посылали. Мы обносились платьем и обувью, не имели достаточно денег, чтобы, заново обшить. Завелись вши. Лошади наши истощали от беспрерывной езды и от недостатка в корме. Михаила начал слабеть в силах и здоровье, но удержался до Бородинского сражения, где он, как сам говорил мне, «к счастию, был ранен, не будучи более в состоянии выдержать усталости и нужды». У меня снова открылась цинготная болезнь, но не на деснах, а на ногах. Ноги мои зудели, и я их расчесывал, отчего показались язвы, с коими я, однако, отслужил всю кампанию, до обратного занятия нами в конце зимы Вильны, где, не будучи почти в силах стоять на ногах, слег».

     Отсутствие  активных боевых действий вызывает возрастающую тревогу населения: «В Москве много говорят о ретираде нашей армии, даже до Двины, куда уже французы подошли, … и никаких действий важных не слышно, … но что наши армии ничево не потеряли и баталии не было; не менее все встревожено в городе», «19-го было объявлено, чтобы желающие покупали оружие, а наши войска отступили уже по сю сторону Вязмы. Кутузов уже приехал и принял команду. Все винят Барклая и отчаяваются».

     Война затронула все слои русского общества, вызвала изменения в укладе жизни. «Вся московская молодежь облачилась в военную форму. Почти что не видно фраков: все, кто может носить оружие, отправляются в новый род войск под названием ополчение», «В три часа мы прибыли в С.-Петербург и нашли улицы опустевшими», «Хотя воскресенье, гуляющих было мало. Обстоятельства, в которых мы находимся, причиной этому», «В порту мало иностранных судов: их испугала война», «дворяне, неспособные носить оружие, заняли должности смотрителей почтовых станций» «в Слободском дворце дворяне и купечество собрались. … прочли указ о необходимости вооружения, о превосходстве сил неприятеля разнодержавными войсками. Тут же согласились дать по 10-ти человек со ста душ. Сей ужасной набор начнут скоро только в здешней губернии, а купцы, говорят, дают 35 миллионов», «Граф Мамонов не токмо формирует полк, но и целым имением жертвует. Демидов также дает полк, и все набирают офицеров. Народ весь в волнении, старается узнать о сем наборе. Формировать полки хотят пешие и конные», «Слышно, что принц Ольденбургской собирает дворянство в Нове-городе для ополчения и в протчих губерниях», « … начался набор людей в ополчение, и я послал княжне Варваре Александровне 400 р. на обмундировку, ... для корпуса Милорадовича дворянством дано по пуду муки и четверику овса с души».

     Неготовность  к войне всегда являлась национальной особенностью России. При формировании ополчения: «открываются большие недостатки в оружии, в офицерах способных, и скорость время едва ли допустют успех в порядочном формировании полками».

     Не  участвовать в военных действиях  для молодёжи становится неприличным. «Это становится невыносимым: мои товарищи на поле битвы, а я осужден коснеть в чертежной безо всякого смысла. … и как в мои годы показаться в обществе! Князю Волконскому доложили о моем несчастье. Он не хочет дать мне разрешения присоединиться к нашим храбрецам».

     Малейшее  известие о победе русской армии  живо обсуждается в обществе: «Везде говорят о победе, но не уверены, потому что сказывал о сем проезжающий курьер: будто Остерман с Тучковым разбили самово Наполеона. Убито 17 т. да взято в плен 13 т., хотя и неверно, но все вообще радуются». Курьер привез известия из нашей Главной армии о генеральном сражении, которое было дано 26 числа сего месяца при деревне Бородино. Утверждают, что неприятель был разбит по всем статьям, но, несмотря на победу, мы должны были отступить на следующий день. Это вызывает сомнения. Мы потеряли невероятное количество людей. Вся гвардия была введена в бой. Генералы князь Багратион, князь Горчаков, Тучков, Кретов, граф Воронцов, два брата Бахметевы были ранены». «27-го (августа) узнали мы, что 26-го наша армия была атакована в центре и на левом фланге. Жестокое было дело, батареи наши все были взяты почти, но отбиты с потерею ужасною. Неприятеля, полагают, убито до 40 т., у нас убито до 20 т., а раненых множество, коих всех сюда привозят. Генералов наших много убито и ранено. Багратион сюда привезен, Воронцов, и многие даже обозы присылают из армии».

     Население начинает готовиться к эвакуации: «Я велел купить телеги, велел взять 20 крестьянских лошадей и укладывать всё серебро и лутчие вещи. Таким образом изготовил всех к отправлению в Иловну», «Из Москвы множество выезжают и все в страхе, что все домы будут жечь», «20-го прислали нам Каменские сказать, что им велено отправлять из Москвы архиву иностранных дел», «Велел я изготовить обоз и укладывать, дабы завтре отправляться всем. Отправлены казенные сокровища, Оружейная и Грановитая палаты, банки, архив иностр. дел, и множество выезжают».

     И вот принято тяжёлое решение  оставить Москву: «Все они были поражены сею поспешностию оставить Москву, не предупредя никого, … не дав под Москвою ни единого сражения, что обещали жителям». «Французы в Москве! Вот до чего дошла Россия! Вот плоды отступления, плоды невежества, водворения иностранцев, плоды просвящения, плоды, Аракчеевым, Клейнмихелем, etc, etc насажденные, распутством двора вырощенные. Боже! За что же? Наказание столь любящей тебя нации!». «Старшие и все толкуют про французов, «что уж им и Москву отдали без боя и что они там живут.» Но бабушка Марфа была другаго мнения. «Уж это не даром, как-нибудь да не так, — говорила она со слезами, — уж если верно, что французы в Москву забились, да как выйдут? Наверное их заморят, как тараканов в холодной избе; уже настает зима и они в Москве не много погуляют».