Проблемы экологии современного русского языка

                                              Введение

Жизнь требует, чтобы мы говорили правильно, доступно, выразительно. Владение родным языком, умение общаться, вести гармоничный  диалог – важные составляющие профессиональных умений в различных сферах деятельности. В какой бы области ни работал  специалист с высшим образованием, он должен быть интеллигентным человеком, свободно ориентирующимся в быстро меняющемся информационном пространстве. Культура речи – это не только непременная  составляющая хорошо профессионально  подготовленных деловых людей, но и  показатель культуры мышления, а также  общей культуры. Известный лингвист  Т. Г. Винокур очень точно определила речевое поведение как «визитную карточку человека в обществе», поэтому важной и актуальной задачей студента, получающего высшее образование, является овладение в полной мере богатствами и нормами родного языка. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

        ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

В последние  годы все чаще ставится вопрос об экологии языка, непосредственно связанной  с сознанием человека. «Загрязнение языковой среды», которое происходит при активном участии средств  массовой информации, не может не оказывать  пагубного воздействия на речевую  культуру носителя языка. Здесь уместно  вспомнить слова С. М. Волконского, который еще в 20–е годы ХХ века писал: «Чувство языка (если можно так выразиться, чувство чистоты языка) есть очень тонкое чувство, его трудно развить и очень легко потерять. Достаточно самого малого сдвига в сторону неряшливости и неправильности, чтобы уже эта неряшливость превратилась в привычку, и, как дурная привычка, в качестве таковой она будет процветать. Ведь это в природе вещей, что хорошие привычки требуют упражнения, а дурные сами развиваются»  В то же время тысячи школьников и студентов задают себе вопрос: почему мне обязательно нужно правильно говорить и писать по-русски? Я понимаю, меня понимают – что же еще?.. Если бы мы истово оберегали язык со времен Юрия Долгорукого, то и сейчас бы говорили на древнерусском. Если бы А. С. Пушкин трепетно относился к языку Антиоха Кантемира и М. В. Ломоносова, то мы бы и сейчас употребляли слова «зело, поелику, вельми». Язык развивается, и искусственно его не сдержишь. Но значит ли это, что мы можем говорить как угодно, тем самым развивая язык? Значит ли это, что наши непонимание грамматики и нарушение ее норм обогащают нашу речь? Для того, чтобы ответить на эти вопросы, необходимо осознать, как соотносятся понятия язык и речь. Принято считать, что экология – это, прежде всего "наука об отношениях растительных и животных организмов друг к другу и к окружающей их среде. Экология растений. Экология животных. Экология человека" (Ожегов С.И., "Словарь русского языка").

Но не случайно само это слово – экология –  образованное от слияния греческих  oikos (дом) и logos (учение) дало возможность и основания академику Д.С. Лихачеву создать работу об экологии культуры, Льву Скворцову – об экологии слова, Ф. Данешу и С. Чмейрковой – «Экология языка малого народа», ученым Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина – разработать направление «Проблемы экологии русского языка» и т.д.

Ибо «учение  о доме» по своему определению не может быть сужено только до науки биологического цикла; в обязательном порядке оно, это учение, должно вбирать в себя и проблемы гуманитарного плана.

В противном  случае это будет учение не о доме, а о строении, постройке, сооружении. Любой дом состоит не только из стен, населяющих его существ и  окружающей его природы; его жизнестойкость и жизнеспособность как полноценной  системы материально-нравственного  порядка во многом зависит и от господствующих в нем нематериальных явлений – отношений, духовности, языка и т.д.

Сейчас же, говоря об этике и морали применительно  к экологии (например, экологическая  этика, экологические ценности), все же в первую очередь подразумевают под этим отношение к природе и человеку (как части природы) как к материальным категориям. Но в то же время в русском обиходном языке уже укоренились устойчивые словосочетания «экологически чистый продукт», «здоровая экология», «плохая экология» и т.д.

Рафинированный  ученый сочтет эти выражения некорректными, ущербными. Но народ – творец того языка, который ему, народу, понятен  и доступен. Это вовсе не значит, что народ всегда прав. Но это  значит, что все чаще мелькающий термин «экология языка» имеет полное право на жизнь.

Академик  С.С. Шварц на конференции по экологии заявил, что может навскидку дать сотню определений понятию «экология»; может быть, так оно и есть, поэтому дело, на мой взгляд, не в  термине, дело — в проблеме, в  причине, которая, как ее ни назови, настоятельно требует осмысления и  решения. Уж точно — хотя бы внимания. Потому что, если сейчас не думать об экологии языка, то в скором времени придутся думать о языке экологии, равно  как и всех прочих наук, и не только наук.

В своем  «Слове при получении Большой  Ломоносовской медали Российской академии наук» А.И. Солженицын об одной из таких причин сказал: «Процесс эволюции всякого языка течет постоянно: что-то постепенно теряется, что-то приобретается. Но крупная общественная революция  приводит в ненормальное, болезненное  сотрясение также и весь язык, в  опасных пределах.  

Так и русский  язык от потрясений ХХ века — болезненно покорежился, испытал коррозию, быстро оскудел, сузился потерею своих  неповторимых красок и соков, свой гибкости и глубины.  

А с разложения языка начинается и им сопровождается разложение культуры. Это — и  символичное, и духовно опаснейшее повреждение». 

Что происходит с русским  языком?

Надо ли напоминать о том, сколько общественных революций произошло в России на протяжении только последних десятилетий, поскольку революция – не обязательно  смена строя, но и вообще – резкий скачок, переворот. В результате –  обеднение языка (одновременно за счет как потери многих родных лексических форм, так и за счет чуждых заимствований, не всегда уместных и удачных), усреднение и извращение речи, подмена понятий.

Сами по себе языковые реформы 1918-го и 1956-го годов  отнюдь не бесспорны, а если к ним  добавить еще и культурный упадок, вызванный оттоком из России интеллигенции (несколько волн эмиграции), и активное влияние на два последних поколения  языка телесериалов, «ложной литературы», части средств массовой информации, то станет ясно, что через два  десятилетия произведения Достоевского, Толстого и Чехова пониманию многих будут просто недоступны.

Франция дала пример революций, и этому примеру  затем последовали другие, в частности, и в России; но ведь Франция дала и пример закона о сохранении языка  – ему, этому примеру, в России, увы, пока не последовали. А ведь это  закон об экологии языка. Он чрезвычайно прост: если хочешь сохранить свой язык, нельзя, чтобы в единицу времени на единице пространства звучало больше чужих слов, чем родных и было больше иноземных букв, чем своих.

Пока же, зайдя в любой московский магазин, покупатель вправе требовать переводчика, т.к., несмотря на все постановления, значительная часть упаковок изобилует  иностранными надписями и целыми инструкциями. К этому надо добавить рекламные щиты, фильмы, обложки  и т.д.

Хочу быть понятым правильно: речь не о каком-либо запрете, а о том, что, по слову  Парацельса, во всем важна доза, мера. Нормальная доза лекарства лечит, повышенная – может убить. Никто не призывает  калоши называть «мокроступами», а фортепиано – «тихогромом», – через это уже прошли. Но явное неуважение к языку и к себе – когда в речь внедряются иностранные слова, имеющие русские аналоги.

Языковое  сознание

Нами забыта простая истина: язык не только определяет явление или помогает узнать информацию; ОН САМ есть информация. Поэтому  небывалая потеря лексических запасов  сейчас, в конце ХХ века – одновременно и потеря информационных кодов.

Словарь-справочник по социологии и политологии дает следующее определение: «Язык —  важнейшее средство человеческого  общения, неразрывно связанное с  мышлением и представляющее собой  хранилище духовных ценностей и  систему коммуникации, осуществляемой с помощью звуков и символов...». 

Не стану  прибегать к расширительному  толкованию, но непременно надо обратить внимание на то, что имеет непосредственное отношение к предмету разговора: во-первых, что язык неразрывно связан с мышлением (следовательно, изменения в языке — суть и изменения в мышлении!); и, во-вторых, язык - хранилище духовных ценностей. Не способ передачи, заметим, а — хранилище. Иной вопрос — каким образом и что именно хранится в закромах языка и вообще — в языковом пространстве. Один лишь лексико-семантический анализ речи как метод изучения языковой личности уже доказывает, что существует языковое сознание. (Басовская Е.Н. Лексико-семантический анализ текста как средство изучения языковой личности // Журналистика и культура русской речи, 1999. — Вып. 8.). Интересно, исторически доказательно пишет о конкретных примерах его существования и член-корреспондент РАН, ученый секретарь Отделения языка и литературы РАН Ю.Л. Воротников (в статье «Более лучше, более веселее»)...

Иногда это  сознание не выражено в конкретных материальных формах, иногда же оно  явлено, как своеобразный памятник мысли, пусть и не всегда адекватно  воспринимаемый.

Например, всем носителям языка известно четверостишие про божью коровку и обращенное к ней пожелание принести хлеба, – «черного иль белого, только не горелого». Казалось бы, игровое четверостишие направлено на детскую аудиторию с целью забавы. Но много ли известно бесполезных забав в языке вообще? Мало. Многие ли «забавы» выдерживают вековые испытания временем, приспосабливаясь к условиям (вдруг появляются в четверостишии слова «котлетки», «конфетки» и т.д.), но не меняя ключевых слов? А в данном случае они, эти слова – «горелый хлеб». Конечно, метафора – для лучшего запоминания детским умом. Почему детским? Потому что полученное в детстве знание хранится всю оставшуюся жизнь. А разве это – про «горелый хлеб» – знание? Это – знание; иное дело, что оно пока не расшифровано – надобности не было. При необходимости метафора «горелый хлеб» будет человеком раскрыта и станет ясно, что речь не о пожаре, а о черной тле, которая нападает на злаковый колос в период молочного созревания зерен; колос со стороны напоминает обуглившийся. Божья коровка имеет способность изгонять тлю. Следовательно, за детским четверостишием крылся вполне взрослый и полезный агрономический рецепт.

Главное –  понять его? На мой взгляд, главное  – сохранить хотя бы до тех пор, когда наступит понимание. А то ведь можем спустя 100 лет стать умными, понимающими, а вот что именно нам расшифровывать из народной и из языковой мудрости – не сохраним, растеряем по пути, потому что на первый взгляд вся эта «языковая рухлядь» не представляет особой ценности.

Живая речь и письменность - "подводные  камни" взаимопроникновения

Живая речь поддерживается письменной. И здесь  – еще один вопрос: насколько  этот процесс взаимоблагоприятен? Здесь, хотя и с известной долей условности, можно провести сравнение с процессами, происходящими в техносфере, когда продукты новых технологий внедряются в большем количестве, чем биосфера может переработать; в результате – дисбаланс и отравление.

Одна из причин нивелирования письменного  языка кроется в редакторско-издательской сфере. Старая, классическая редакторская школа в России практически разрушена и уничтожена. Современный же редактор, заботясь о «доходчивости» произведения, нередко превращает его в пресный усредненный текст, коих сотни и сотни.

Видимо, именно подобное отношение к языку позволило  серьезному издательству «Эксмо» выпустить в свет сокращенный вариант знаменитого «Толкового словаря» В.И. Даля (Даль В.И. Толковый словарь русского языка. Современная версия. — М: ЗАО Изд-во ЭКСМО-пресс, 1999). Во-первых, в одном томе вместо привычных четырех; во-вторых, с произвольными, ничем не обоснованными выкидками; в-третьих, с полным игнорированием самого принципа расположения слов... Как можно определить, какие слова читателю нужны, а от каких его, читателя, можно избавить (из 200 тысяч слов оставлено всего 20 тысяч, то есть десятая часть!)? С таким же успехом могли бы сократить и таблицу умножения – там ведь тоже есть «резервы»: дублируются 2х5 и 5х2 и т.д.

Если мы о резком уходе воды из озера говорим  как об экологической катастрофе, разве не вправе так же характеризовать  и уход значительного количества слов из океана языка?

Проблема  усугубляется очередными разговорами  о реформе языка, суть которой  не может не вызывать возражений, ибо  в данном случае не человека пытаются поднять до уровня владения языком, а наоборот, язык в очередной раз  стараются подстроить под существующий сейчас уровень. Чрезвычайно опасная  тенденция. Дело не в упразднении  «дефиса» и прочих «частностях», хотя и они в языке важны; дело в  тенденции, которую можно определить одним словом – «небрежение».