Крепостное право и его роль в истории России

разрешением крестьянской  проблемы.  Каждый  шаг  московского  правительства

подтверждал  это  положение.  В  разгар  военных  действий  между   русскими

войсками и Стефаном Баторием, когда успех склонялся  в  сторону  Батория,  15

января 1580 года по инициативе Ивана Грозного был созван церковный собор  по

вопросам не строго церковного характера. Ставился вопрос о том, как  церковь

может помочь  государству,  а  в  частности  “воинскомучину”,  пришедшему  в

оскудение (речь шла о монастырских землях и привилегиях). Церковь  вынуждена

была “уложить”  то, что требовал от них царь и  политический момент,  то  есть

отказаться  от  расширения  своих,  и  без  того  огромных,   землевладений.

Служилый человек  требовал земли, иначе он не мог  крепко  ополчаться  против

врага. В 1584  году,  после  заключения  тяжелого  для  Москвы  мира,  вновь

созванный при  Федоре Иоановиче собор, не только подтвердил это  решение,  но

и расширил постановку  вопроса.  Речь  шла  уже  не  только  об  ограничении

притока новых  земель,  но  и  о  податных  привилегиях  монастырей,  которые

являлись приманкой  для мятущегося в поисках  лучшей  жизни  крестьянства.  В

постановлении собора говорилось, что “Воинство, служилые люди, те  их  земли

оплачивают, и сего ради многое опустение за воинскими людьми в  вотчинах  их

и в поместьях, платячя за тарханы, а крестьяне  вышед из-за  служилых  людей,

живут за тарханы  во  льготе,  и  от  того  великая  нищета  воинским  людям

прииде...” Таким  образом,  церковь  соглашалась  принести  жертвы  в  пользу

служилого населения. Собором было постановлено, что с 1 сентября  1584  года

тарханы отменяются “на время... до государеву указу”. Таким образом,  уже  в

1584 году Юрьев  день не  действует,  зато  в   казну  поступает  значительный

земельный фонд. Вопрос о крестьянстве, без которого земельный  фонд  не  имел

ценности,  решительно  и  неизбежно   вплетался   в   сложную   политическую

программу,  а  правительственное  уложение,  упомянутое  выше,  касалось  не

только земли, но и дальнейшей судьбы крестьян.  Такое  допущение  тем  более

вероятно, что 1581 год  уже был “заповедным годом” (в 1581  году  вышел  указ

“о заповедных летах”, который “временно ”  запрещал  переход  даже  в  Юрьев

день), между тем  как в 1580 году и до него крестьяне еще  уходили  от  своих

господ по Судебнику. Так, в тверской писцовой книге  1580  г.  зафиксированы

крестьянские выходы из вотчины Симеона  Бекбулатовича,  в  приходо-расходных

книгах Волоколамского монастыря  отмечены  крестьянские  выходы,  начиная с

1573 по 1580 гг., включительно, отмечено 96 случаев выхода  из-за  монастыря

и 26 - за монастырь. Зато в писцовых книгах 1581 года нет  ни  одного  случая

ни выхода ни входа.  По  свидетельству  Грекова,  из  других  документов  по

преимуществу судебного характера, вытекает, что с 1581  по  1586  все годы

были заповедными, затем в источниках наблюдаются  некоторые пробелы  до  1590

года, а относительно 1590, 1592, 1594 и 1595 достоверно известно, что  и  эти

годы  были  заповедными.  Из  указов Бориса  Годунова   1601-   1602   года

выясняется,  что  практика  заповедных  годов  стала  правилом,   а   выход,

разрешенный Годуновым  для  нескольких  годов  начала  XVII  скорее  является

исключением из этого  правила.  Что  касается  района  распространения  этого

закона, то, очевидно, распространялся он  на  территорию  всего  Московского

государства.   Можно   руководствоваться   как   соображениями   логического

характера, так  и конкретными историческими  доказательствами.  Прежде  всего,

поскольку вышеозначенная мера была вызвана интересами служилого населения  –

помещиков и среднего достатка вотчинников она должна была  действовать  там,

где имелись землевладельцы средней руки, т.е.  почти  на  всем  пространстве

Московского государства. Да и не было у правительства сколько-нибудь  веской

причины отменять Юрьев  день  только  на  какой-то  определенной  территории

страны. Между тем, кроме общих соображений, есть  и  определенные  показания

источников. Так, в  указе Бориса Годунова о предоставлении  крестьянам  права

выхода в годы  1601  и  1602  прямо  говорится  “Пожаловали  во  всем  своем

государстве от налога и продаж велели крестьянам давати выход  ”.  Разрешать

можно только то, что  было запрещено. И если разрешение  распространялось  на

территорию  всего  государства,  то,  следовательно,   и   запрещение   тоже

действовало на всей территории.

      Что же касается сроков действия  закона “ о заповедных летах”, то о них

довольно  определенно  свидетельствует  запись  в  приходо-расходной   книге

Волоколамского монастыря от 6 января 1595 года. Речь идет о сборе  долгов  с

монастырских крестьян. Монастырский старец Мисаил Безнин по  этому  предмету

сделал  распоряжение,  чтобы  не  собирать  долгов  с  крестьян,  живущих  и

собирающихся жить и впредь за  монастырем.  “А  будет государь  изволит,  -

продолжает старец, - крестьяном выходу быть, и которые  крестьяне  пойдут,  и

на  тех...  деньги  имати”.  То  есть  предполагалось,  что  государь  может

объявить в любой  момент “выход”. Об это говорят  и другие факты  –  крестьяне

в своих подрядных  записях 80-х годов XVI века иногда писали, что они  крепки

своим хозяевам только на время “заповедных годов”, до “государевых  выходных

лет”. Иными словами, закон  о  “заповедных  годах”  был  известен  как  мера

временная,   “покамест    земля    поустроиться.”    Однако,    “временность

затянулась... закон  прочно и  надолго  лег  в  основу  дальнейшего  развития

крепостного права  в России ”[Б.Д. Греков  “Краткий  очерк  истории  русского

крестьянства”, М. 1958, стр.208] .  Основной  причиной  прочного  укоренения

закона об отмене  Юрьева  дня  являлась,  прежде  всего,  заинтересованность

основной массы  помещиков в сохранности этой меры. Не даром в течение  первой

половины XVII века  они  сначала  слезно,  а  потом  и  с  угрозами  просили

правительство о  полной отмене Юрьева дня, указывая при  этом  на  незаконное

сманивание  крестьян  более  крупными  помещиками,  монастырями  и  Троицкой

лаврой, в частности. Это  в  действительности  имело  место,  так  Л.  Шишко

говорит, что ”  когда они (богатые землевладельцы) нуждались в рабочей  силе,

они посылали перед  Юрьевым  днем  своих  приказчиков  выкупать  крестьян  из

долгов и переводить на свою землю. У  богатых  помещиков  крестьянам  жилось

легче, чем у  мелкопоместных и они  охотно  соглашались  на  такую  сделку...

”[“Рассказы из Русской истории”, стр.13]. После выхода закона “о  заповедных

годах”  его   выгоды   для   себя   почувствовали   все   виды   и   разряды

землевладельцев.

      Вместе с тем, стоит вернуться  к идеям  Ключевского,  который   отвергал

законодательное прикрепление крестьянства в конце XVI века,  доказывая  иную

природу   происхождения   “крепости”.   Ключевский   в  своих    сочинениях

разрабатывает концепцию  постепенного, “естественного” процесса  закрепощения

крестьян, который  был связан с их задолженностью господину.

      Делая краткий вывод из упомянутой  выше  дискуссии,  следует  отметить

недостаточную точность доказательств сторонников как  одной,  так  и  другой

позиции. К недостаткам  идеи  о  наличие  указа  о  прикреплении  относится,

прежде всего, отсутствие самого указа, а также более или  менее  достоверных

ссылок на него в исторических первоисточниках, что же касается точки зрения

Ключевского, то и  его утверждение  о  “долговом  холопстве”  не  может  быть

признано абсолютно  верным,  поскольку  ситуацию  можно  толковать  в  данном

случае двояко – крестьянин может задолжать  землевладельцу и даже  прожив  на

его земле  год  или  два,  потерять  право  выхода,  так  же  как  и  другой

крестьянин может  прожить на земле господина 10 лет,  при  этом,  не  беря  у

него  ничего  в  долг  и  также   лишиться   права   перехода   по   причине

старожильства.

      Таким образом, вопрос о том, пыталось ли государство ускорить  процесс

закрепощения   крестьян,   или   он    развивался    согласно    объективным

закономерностям, остается в науке на повестке  дня  и  его  решение  главным

образом зависит  от  исторических  источников,  которые  вероятно  еще  будут

обнаружены.

      В 1592 году начинается новое  описание  земель,  сопровождавшееся  (как

уже упоминалось) “временной”  отменой  Юрьева  дня.  Впоследствии,  писцовые

книги   стали   считаться    основанием   крестьянской    крепости.    Этот

государственный акт явился  обобщением  долголетней  практики  использования

писцовых книг и выписей из  них  для  удостоверения  владельческих  прав  на

крестьян. Так, например, в Важской грамоте 1552 года содержится  предписание

органам земского самоуправления: ” Старых им своих  тяглецов  хрестьян  из-за

монастырей выводить  назад  безсрочно  и  беспошлинно...  сажать  по  старым

деревням... кто  в которой жил преже того...”. Каким образом  местные  власти

могли доказать старину крестьян, как не ссылкой на писцовые  книги?  Имеются

и  прямые  свидетельства  источников  о  закрепощающем  характере  записи  в

писцовые книги.  Так,  власти  Никольского  Корельского  монастыря  в  своей

челобитной,  относящейся  к  началу  1592  года  о бегстве   "старинных   "

монастырских крестьян в доказательство своих  прав  ссылались  на  записи  в

писцовых книгах. В свою очередь  и  издание  общего  закона  о  прикреплении

крестьян должно было быть подготовлено соответствующим  общим  описанием.  А

введение заповедных лет на этот период, во-первых,  удовлетворяло  интересам

дворянства, а во-вторых, способствовало более точному описанию,  между  тем,

режим заповедных лет по  мере  проведения  описания  все  более  укреплялся,

потому что под запрещение выхода подводилось юридическое  основание  в  виде

писцовых книг.

      в) Указ о пятилетнем сыске  крестьян от 24 ноября 1597 года

      Между тем, несмотря на всю  свою приниженность и забитость  крестьяне не