Ядро воинов, пришедших из
Азии, легко вбирало других. Эти
другие не вполне теряли собственное
этническое лицо. Отметить этот
видимый парадокс важно для
понимания эластичности и хрупкости
этносов в «эпоху переселения
народов». Гунны — на самом
деле и гунны, и не гунны.
Армия Аттилы в исторической
битве на Каталаунских полях состояла
из едва ли не одних германцев. Быстрая
дезинтеграция гуннской империи, стремительное
исчезновение самого имени гуннов последовали
за первыми значительными неудачами и
смертью вождя. Гунны снова оказались
готами, скирами, ругиями, гепидами, сарматами.
Греческий эпитет, которым награждает
гуннов Приск, означает «случайно сбежавшаяся
толпа», «сброд». Гунны — не проблема Азии,
пришедшая в Европу. Прежде всего это проблема
этнической истории Европы, в которой
необозримые массы людей были готовы приобщиться
к гуннам. Если бы не они, ни о каких гуннах
никто бы в Европе и не услышал.
Кто кого разрушил первым
Если варварский мир разрушил
Римскую империю, то это потому,
что сначала Римская империя
разрушила варварский мир. Рим
и был настоящей причиной тех
катаклизмов, которые потрясли
Европу и в конечном счете привели его
к катастрофе.
Германский мир, каким мы
его знаем в середине I тысячелетия,
обязан своим существованием
инициативе и энергии Рима. Его
экспансия переворачивала жизнь
соседей. Военный, политический,
культурный пресс империи уничтожал
устоявшиеся формы жизни той
части Европы, которая оставалась
за ее границами. Завороженные
величием и богатствами цивилизации
средиземноморского юга, варвары
стремились к тому же. Успех
предприятия был настолько полным,
что к концу античности, когда
готы, бургунды, франки оказались
хозяевами Римской империи, для
них было уже совершенно невозможно
представить самих себя, не прибегая
к этнографическим, политическим,
нравственным категориям Древнего
Рима.
Римляне хотели себе понятных
и управляемых германцев. Им
казалось проще и лучше иметь
дело с немногими вождями, которые
бы контролировали своих соплеменников.
С плохо организованной и управляемой
массой населения не совладает
никакая сила. С хаосом без
толку воевать и ни о чем
нельзя договориться. Римляне в
своей практической политике
насаждают среди своих соседей
королевскую власть, фактически
провоцируя их консолидацию.
Варварские народы, разрушившие
Римскую империю, стали продуктом
драматического кризиса варварского
мира, повлекшего за собой трансформацию
традиционных варварских обществ.
Он разразился с конца II века.
Римляне знают его под именем
«войны с маркоманами». Для них это
был тяжелый пограничный конфликт на Среднем
Дунае. Император Марк Аврелий опрометчиво
передвинул несколько римских легионов
с дунайской границы на восток, после чего
полчища квадов и маркоманов дошли до
Аквилеи. Только огромными усилиями и
кровью римляне сумели тогда переломить
ситуацию в свою пользу. На стороне варваров
выступили племена едва ли не всей Германии.
«Война с маркоманами» была на самом деле
лишь мощным эхом грандиозной перестройки
всего германского мира. Одни племена
— те же маркоманы — навсегда исчезли.
Новые объединения сложились.
Бури конца II века радикально
изменили саму структуру германских
обществ, сделав их другими.
В обстановке хронической военной
нестабильности война становится
главным делом всех. Новые народы,
«построенные» для войны, совпадают
с войском. Такие военизированные
народы — дело рук военных
олигархий и вождей. Присоединяя
разрозненные группы «искателей
приключений», ассимилируя разбитых
врагов, новые германские племена
слагались из разных людей,
которые собирались вокруг относительно
небольшого ядра и очень скоро
начинали чувствовать себя сопричастными
этому ядру и его этнической
традиции. Имя единого народа
и есть средство организовать
людей.
Подлинная этническая история
«эпохи переселения народов»
— это история непрерывного
изменения, радикального нарушения
преемственности, политических и
культурных зигзагов, замаскированных
повторяющимся присвоением старых
слов для определения новой
реальности. Неудивительно, что в
какой-то момент «готами» оказываются
одновременно два разных «народа».
У одних будет королевство
в Испании и Галлии, у других
— в Италии и Иллирике.
Забирая власть, варвары не
думали разрушать Римскую империю.
Она их интересовала как готовый
источник знаков жизненного успеха
и материальных средств. На
землях империи они искали
ее благ. Настоящая борьба между
ними и римским правительством
развертывается за передел наличных
административных и, следовательно,
финансовых ресурсов. Варвары являются
в римский мир как его солдаты,
настаивающие на том, что их
услуги плохо оплачены, требующие
себе большего, вознаграждающие
себя самостоятельно. Варварские
королевства стали прямым продолжением
административных форм Римского
государства. Наше воображение
подсказывает нам образ гибнущей
в пучине нашествий Атлантиды. Однако
то, что Римская империя вообще пала, вовсе
не было единогласным мнением современников.
Варварам случалось совершенно искренне
воображать себя ее спасителями.
Тихая славянская революция
Греческие и латинские авторы,
не имевшие понятия ни о
каких славянах в древности,
знают о них с начала VI века.
Упоминаемые ими «склавины» или
«склавены» — переделанное на греческий
манер самоназвание «словене», известное
по позднейшим памятникам славянской
письменности. На то же время появления
славян указывают и археологи. VI и VII веками
датируется первая археологическая культура,
принадлежность к которой славян не вызывает
больших вопросов. По важным находкам,
сделанным на территории чешской столицы
и под Житомиром, ее называют культурой
Прага — Кончак. Она захватывает огромные
территории Центральной и Восточной Европы,
от Эльбы до Дуная и Днепра. Ее характерные
признаки, особенно в керамике и домостроительстве,
обнаруживают связь с последующей археологией
доподлинно славянских древностей.
Славяне появляются внезапно
и повсеместно, сразу делая
своей половину Европы. Историки
много спорили о «происхождении
славян». На самом деле вопрос
скорее всего лишен особенного смысла.
Славяне — не «расселившийся» народ, от
которого пошли сербы, хорваты, болгары
и так далее. Подобно другим варварским
племенам, славяне возникли из амальгамы
того, что греческие и латинские авторы
определяли как скифское, сарматское,
германское население обширных территорий
к востоку от Эльбы.
Сами имена племен, известных
в Средние века как славянские,
далеко не все могут быть
выведены из корней славянского
языка. Обозначения «хорваты»
и «сербы» — видимо, иранского
происхождения. «Болгары» — тюркское
слово, оно означало «отколовшиеся», «мятежники».
Так называли кочевников, вышедших из-под
власти аварского кагана. Кто перестал
быть «аварами», те и «болгары». Историки
находят всевозможных «болгар» от Баварии
и Италии до реки Камы. Если одних теперь
называют славянами, то других — татарами.
В VI веке на пространстве
Центральной и Восточной Европы
совершается нечто вроде тихой
революции. Силой, вызывающей
у людей славянизацию, похоже, в
наименьшей мере служили чьи-то
«переселения». Люди в основном
сидели где сидели или двигались
так, как они и без того
двигались. «Переселялось» другое
— образы жизни и образы
себя. Славянизация стала торжеством
неких социальных и культурных
форм. Ее практическим последствием
— создание славян.
В политическом отношении
славяне остаются конгломератом
обособленных племен. «Они не
управляются одним человеком,
но издревле живут в народоправстве»,
«не имеют над собой главы
и ненавидят друг друга» —
так характеризуют их социальную
организацию византийские авторы
в VI и VII веках. Своим самоназванием
славяне заявляют о себе как
о «культурном», а не о «политическом»
явлении. «Словене»— от слова «слово»;
имеется в виду: могут объясниться на понятном
друг другу языке. Обозначение «немцы»
симметрично указывает на невозможность
общения. «Немец» — то же, что «немой».
Само же слово «языки» — например, в знакомом
нам выражении «притча во языцех» — значит
«народы».
Этногенез славян стоит в
прямой связи с наступлением
Аварского каганата. Авары — очередные
кочевники, выдвинувшиеся в Европу
из Центральной Азии и устанавливавшие
свою гегемонию над разрозненным
населением огромных территорий
к северу от дунайской границы
Византийской империи. Волна этнической
консолидации, давшая славян, разворачивается
как форма включения в систему
власти и взаимодействия, воплощенную
в Аварском каганате. Славяне возникли
в симбиозе с аварами. Своеобразие славян
в рамках каганата сопряжено с их политической
несамостоятельностью, оседлостью и крестьянским
трудом. Латинские и греческие авторы
описывают славян как зависимых союзников
авар, которые используют их как пехоту,
стоят у них на зимних квартирах, кормятся
и спят с их женщинами.
Авар вычеркнул из истории
франкский король Карл Великий.
После разгрома каганата авары
пропали через одно поколение.
О конце авар в древнейшем
русском летописании рассказано
так: «Эти авары воевали и
против славян и притесняли
дулебов — также славян, и творили
насилие женам дулебским: бывало,
когда поедет авар, то не позволял запрячь
коня или вола, но приказывал впрячь в
телегу трех, четырех или пять женщин и
везти его — авара, — и так мучили дулебов.
Были же эти авары велики телом и умом
горды, и Бог истребил их, и умели все, и
не осталось ни одного авара. И есть поговорка
на Руси и доныне: «Погибли, как авары»,
их же нет ни племени, ни потомства».
Польза от истории
Вандалы у нас рисуют на
стенах, громят пригородные электрички
и делают много других ужасных
вещей. На Канарских островах
стены многих домов испещрены
надписями — «Готы, убирайтесь
вон!»: там ругают «готами»
испанцев.
То же имя годится для
другого употребления. В последнюю
мировую войну планируемая Гитлером
немецкая колонизация Причерноморья
«восстанавливала» государство
готов в Крыму, для чего предполагалось
переименовать Симферополь в
Готенбург, а Севастополь — в Теодериксхафен
(«Город готов» и «Порт Теодориха»). Теодорих
был королем готов, но других — на Балканах
и в Италии. В Крыму он никогда не был. Видимо,
нацистское руководство это не смущало.
Так или иначе, имя Готенхафен («Порт готов»)
было уже занято польской Гдыней: нацисты
желали выступить наследниками древнего
племени еще и в Южной Прибалтике.
На неудовольствие Европы
в связи с подавлением русской
армией польского восстания 1830—1831
годов А.С. Пушкин отвечал в
стихах: «Что возмутило вас? Волнение
Литвы? / Оставьте: это спор славян
между собою». Русская экспансия
в Польше рисуется ему чемто
вроде «веления истории». По образному
выражению поэта, «славянские ручьи сольются
в русском море». Между тем в Польше издавна
эксплуатируется другой этнический образ.
С середины XVI века польские гуманисты
начинают высказывать мысль о том, что
польская шляхта происходит от сарматов,
древнего степного народа, известного
из греческой и римской этнографии. В XVII
веке этот тезис стал главным инструментом
утверждения польской знати. В искусствоведении
есть специальный термин «сарматский
портрет»: на протяжении XVII и XVIII столетий
польские аристократы желали, чтобы художники
изображали их «сарматами».
Похожие фантазии извлекали
из прошлого на другом конце
Европы. С начала XVIII века в истории
«переселения народов» французская
знать искала обоснование своих сословных
привилегий, которые нуждались в защите
от королевского деспотизма и возвышения
буржуа. По мысли историка графа Анри де
Буленвилье, французское дворянство органично
вырастает из древнегерманской старины.
Подлинные аристократы и их права происходят
от франков, ставших хозяевами страны
по праву победителя. Все прочие французы
— бывшие галлы, побежденные «расой» природных
господ.
В Германии думали так
же. Но отождествляли с варварскими
народами себя. В XIX веке патриотическая
предвзятость стала хорошим тоном
среди немецких историков: «Святая
любовь к родине воодушевляет»,
— гласит латинский девиз крупнейшего
научного предприятия немецкой
историографии «Исторические памятники
Германии». Из тех же высоких патриотических
соображений немецкие публикаторы древних
памятников отказывались принимать деньги
от русского царя. Современное понятие
«переселение народов» — патриотический
продукт немецкой учености позапрошлого
века, способ отстоять националистический
миф о «древних германцах» и историческом
противоборстве несоизмеримых этнических
миров.
Европейский национализм мыслит
категориями исторических судеб.
Мифология прошлого управляет
национальным воображением. Как
ни что другое, этническая история
прошлого может быть поставлена
на службу риторике агрессивного
национализма. Он делает историю
почвой, на которой вырастают
ненависть и обман. Но история
в нашей культуре способна
сыграть и другую роль. Все
зависит от нашей потребности
и воли. Из грандиозного самообмана
историческая наука может стать
критическим инструментом нашего
мышления. Лучшей метафорой народной
жизни может служить река Гераклита,
в которую нельзя вступить
дважды. Едва ли благоразумно
искать для себя «предков»
во временах столь отдаленных
и так решительно непохожих
на наши. Зато они поучительны в том отношении,
что помогают нам умнее смотреть на наш
мир и наши собственные понятия о нем.
Гунны (от греч. Hunnoi, лат. Chunni, Hunni) —
кочевой народ, сформировавшийся во II—IV
веках в Приуралье из местных угров и сарматов
и кочевых тюркоязычных хунну, прибывших
сюда во II веке из Центральной Азии. В 70-х
годах IV века гунны двинулись на запад,
что и послужило импульсом к Великому
переселению народов. Покорив аланов Северного
Кавказа, они перешли Дон и разгромили
готов в Северном Причерноморье: подчинили
большую часть остготов (они жили в низовьях
Днепра) и заставили вестготов (живших
в низовьях Днестра) отступить во Фракию
(область в восточной части Балканского
полуострова, между Эгейским, Черным и
Мраморным морями). Затем, пройдя через
Кавказ, опустошили Сирию и Каппадокию
(расположенную в Малой Азии) и, обосновавшись
в Паннонии (римской провинции на правом
берегу Дуная, ныне — территория Венгрии),
совершали набеги на Восточную Римскую
империю (по отношению к Западной Римской
империи до середины V века гунны выступали
как союзники в борьбе против германских
племен). Покоренные племена они облагали
данью и принуждали участвовать в военных
походах. Наибольшего территориального
расширения и мощи гуннский союз племен
(в него кроме гуннов уже входили остготы,
герулы, гепиды, а также некоторые другие
германские и негерманские племена) достиг
при Аттиле (он правил в 444—453 годах). В
451 году гунны вторглись в Галлию, но на
Каталаунских полях были разбиты римлянами,
вестготами и франками. После смерти Аттилы
возникшими среди гуннов распрями воспользовались
покоренные ими гепиды, возглавившие восстание
германских племен против гуннского ига.
В 455 году в битве при реке Недао в Паннонии
гунны были разбиты и ушли в Причерноморье:
мощный союз распался. Попытки гуннов
прорваться на Балканский полуостров
в 469 году потерпели неудачу. Постепенно
гунны исчезли как народ, хотя их имя еще
долго встречалось в качестве общего наименования
кочевников Причерноморья.