Декабристы в Сибири

            Вначале наше положение было  таково, что не допускало ни  малейшей возможности выказаться  ни эгоистическим инстинктам, ни  разврату. Нас не выпускали из горницы никуда, кроме как на работу, и притом, где мы были помещены, стоял часовой. Стол был один, на который ставили и то, что нам готовили, и то, что приносили от жен женатых товарищей. Точно так же все посылки, приносимые в общую комнату, разбирались на всех. Но, когда стали жить в отдельных комнатах и домах, то прекратилось всякое приглашение разделять трапезу приносимого кушанья и брать кому что нужно из вещей, присылаемых в посылках». […]

            «Вначале были общие чтения, концерты, пение, общие суждения о полученных  политических новостях, исследования прошедших событий и много что шахматы… Совсем иное было уже в последнее время. В самом каземате вошли в употребление карты. Кроме того пошли шумные увеселения – пикники, обеды, балы». […]

            «С одной стороны, соперничество  дам: кто больше и лучше пришлет что в каземат, с другой – эгоистические стремления нашли себя и в строительстве помещений: строившие уверяли, что для облегчения тесноты, хотя на деле было не так. Тем самым разрушалось равенство, освобождая некоторые личности от контроля общественного наблюдения, оно давало возможность и способствовало созданию не только привилегий для богатых, но и холопства из среды неизбежно возникавшего пролетариата…»

            « В Чите казематский огород давал удивительные результаты и пробудил и в жителях охоту заниматься огородничеством, как для себя, так и потому, что нашли верный и выгодный сбыт, как в каземат, так и в дома женатых и бывшему при нас штабу. Сверх огорода, устроенного в отдельном от каземата месте, еще при каждом каземате в Чите в пригороженном к каждому месте, а в Петровском заводе во дворах самого каземата были устроены парники, гряды, насажены деревья и кусты, разведены цветники. Особенно хорошо все это принялось в Чите в так называемом большом каземате. В домиках, в беседках, которые каждый устраивал себе на лето, мерцали огни, раздавались звуки музыки или хорового пения, велись оживленные разговоры; и все жители Читы собирались бывало около каземата слушать музыку и пение». 

            «В1829 г. когда был избран хозяином  Пушкин, а Кюхельбекер – огородником, оба они пристально занялись огородом, обрабатывая его наемными работниками. Пушкин заготовив весь нужный запас для каземата, имел еще возможность снабдить многих неимущих жителей картофелем, свеклой и прочим…»

            «Пребывание в Чите развило там как впоследствии и в Петровском заводе, улучшенное скотоводство и птицеводство, впоследствии большой потребности разных молочных произведений и птицы для каземата. Кроме сторожей и личной прислуги у многих, и у каземата, были свои повара, хлебники, квасники, банщики, свинопасы, так как свиней каземат… держал своих собственных. Кроме простой прислуги у Трубецких была акушерка и экономка, у Муравьева – гувернантка, у многих швеи и пр. Все это не только питалось за наш счет, но и страшно воровало. Кроме того, и вся школа, человек 90, кормилось на счет каземата, и многое сверх того посылалось еще, как подаяние бедным на острог. Караульных, разумеется, кормили также в каземате. Впоследствии, когда было разрешено посторонним приезжать, пошли праздники, балы, обеды и пикники в поле. Из всего этого извлекали выгоду жители. Дети стали собирать шампиньоны, которых прежде местные жители не ели, выкапывали молодой цикорий, собирали щавель и ягоды…».

            «Все оставляли Читу с большим  сожалением… Женатые из наших товарищей построили себе дома, и, постоянно улучшая их, сделали уже вполне удобными для жилья, и, кроме того, обзавелись хозяйством. Жизнь, вздорожавшая было с начала нашего прибытия, сделалась потом очень дешева и изобильна, так что в Чите можно было достать все, и в этом отношении она стояла выше многих провинциальных городов. Года нашего пребывания в Чите были необычайно благоприятные по урожаю и теплому времени. Устроенный нами огород дал необычайный урожай исполинского размера овощей. Огромная масса денег, пущенная нами в оборот, привлекла со всех сторон торговцев и при свободной конкуренции произвела изобилие и дешевизну. Притом больные и бедные получили всякого рода вспоможение. По всему этому и не мудрено, что в памяти жителей эпоха пребывания в Чите декабристов сохранилась, как особенное благословение Божие».

            «В 1830 году декабристов перевели  в Петровский завод, где для  них уже была приготовлена  тюрьма и отдельные дома для  женатых. 600 километров двигались пешком «политические преступники» по сибирским трактам. Они пели «Марсельезу», «Отечество наше страдает», русские народные песни».

                                           Жизнь в Петровском

            Для государственных преступников  построили специальный каземат.  Здание сооружали большое: на  фундаменте высотой в один  аршин буквой «П» располагалось  строение в 66 саженей длины  и 36 саженей ширины (140*77 метров) при  высоте потолков 3,20метра.Размеры камер были не менее 20кв. метров.

            «Каземат был построен скверно.  Из леса, который украли, главный инженер выстроил дома по подряду для Муравьевой и других семей» - вспоминал Завалишин. Таких домов, выстроенных из хорошего и сухого краденного леса, было семь, размерами под 300кв.метров каждый. На усадьбах выстроили флигеля и хозяйственные постройки. Естественно, что каземат строился из леса сырого и на скорую руку. Но по документам все было нормально.

            Петровский «каземат делился  на 12 отделений и 7 дворов… Всех комнат было 64,посередине большого двора стояло особливое здание, в котором помещались кухня, пекарня, столовая и кладовая. Все было дурно устроено, и мы переделали все на свой собственный счет, устроив в кухне плиты, каменные ямы в кладовых, по случаю болотистого грунта и пр. Дворы были обращены в садики; а на пригороженном месте устроены были для лета качели, столы и скамейки, а для зимы горы для катания и каток. Сверх того, как и в Чите, так и здесь были устроены солнечные часы».

            На Петровский завод перешел  71 декабрист. 

            «В начале нашего пребывания  в Петровском заводе было очень  много случаев воровства, грабежа  и убийства, так что в первые  семь месяцев было совершено  девять убийств. Но когда в  Петербурге встревожились покушением против Трубецкой и Давыдовой, то велено было за грабеж и убийство судить военным судом и расстреливать, а по заводу учредить конные разъезды» и был учрежден ночной караул на дамской улице.

            Устанавливалась жизнь и в  каземате.

            «По прибытии в Петровский, комендант  объявил дамам, что мужья их  не будут отпускаться к ним  на свидание, а что они сами  могут жить с ними в каземате, вследствие чего не имевшие  тогда детей кн. Волконская, Юшневская,  Фонвизина, Нарышкина и Розен  перешли на житье в номера к супругам; прочие же у кого были дети кн. Трубецкая, Муравьева, Анненкова и Давыдова, ночевали дома, а днем приходили навещать мужей своих…

            Работать мы ходили на мельницу  таким же порядком, как в Чите, и мука нашего изделия была только пригодна для корма заводских быков. В продолжение всего дня в субботу и до обеда в воскресенье нас водили поочередно в баню. Для общей нашей прогулки был предоставлен большой двор, обнесенный высоким частоколом и примыкавший к полуказарме, от которой он отделялся таким же частоколом, сообщаясь воротами с средним двором полуказармы, которые запирались только на ночь. На этом дворе было несколько небольших  деревьев, и мы расчистили на нем дорожки, по которым во всякое время можно было гулять. Охотники до животных завели тут козуль, зайцев, журавлей и турманов. На отдельных дворах многие из нас имели гряды с цветами, дынями и огурцами и пристально занимались летом произведением плодов земных, что было сопряжено с большими затруднениями по причине неблагоприятного климата в Петровском…»

            А вот как решался вопрос  о работе.

            «В Петровском заводе работы  на открытом воздухе не было. В заводские работы посылать  не отважились. Поэтому и там  построили мельницу с ручными  жерновами. Но климат в Петровском заводе был несравненно хуже, чем в Чите. Начались болезни, а вместе с тем и жалобы наших дам в Петербург. Последовали разные ограничения работы; не велено было посылать в сильные морозы, потом в сильные дожди, затем в сильные ветры; а так как число жерновов было ограничено, и млеющие из нас объявляли, что не могут скоро молоть, чтобы очистить место другому, то и стали нас разделять на очереди, кому поутру, кому после обеда, кому и на другой день».

            Но вскоре и этот необременительный труд отменили.

            «По докладу нового коменданта  новый генерал- губернатор уничтожил  и ту пародию работы, которая,  как напр. Хождение на мельницу, не достигая уже никакой цели, только возбуждала нашу досаду, а начальству навязывало пустую  заботу и суету».

            Как и в Чите сделали попытку  жить артельным хозяйством, но  уже на оговоренных условиях.

            «Были выбраны три главных  чиновника для управления всеми  делами артели: хозяин, закупщик  и казначей; после них выбирались  огородник и члены временной комиссии. Все участвовавшие в артели имели голос при выборах; первоначально выбирались кандидаты в должности и из них уже баллотировались в самые должности. Хозяин заведовал всеми делами по хозяйству, от него зависела закупка съестных припасов, кухня и проч.; закупщик несколько раз в неделю выходил из каземата  для покупки всего нужного для частных лиц. Казначей вел все счеты и занимался выпиской по частным издержкам; все трое они часто имели совещание между собой и о распределении сумм, принадлежащих артели…».

            «Выход не должностных лиц  развивался так: те, из наших  товарищей, которые занимались  медициной, получили право выхода  в любое время. Потом стали  отпускать мужей к женам под  предлогом болезни их; а затем в случае сильной и продолжительной болезни, отпускали и близких родных и знакомых, чтобы помогать по домашним хлопотам. Все это кончилось тем, что в последнее время, при втором коменданте, стали отпускать всех беспрепятственно, так что трудно было понять , для чего и для кого стоят караульные в каземате».

            «Кроме выхода в гости к  женатым товарищам, ходили и  гулять. Дозволение ходить на  прогулку развилось незаметно  из необходимости ходить купаться  летом.[…]

            Надо сказать, однако же, что  всегда и всюду сопровождали  каждого из нас конвойный в шинели, фуражке и тесанке. Разумеется, когда мы были в гостях у кого-нибудь в доме, то конвойный сидел в передней или без церемонии обращался в прислугу; женатым же даны были постоянные конвойные, которые у них также заменяли прислугу».

            «Только когда присылались время  от времени из Петербурга жандармские  офицеры, то мнимые строгости  возобновлялись. Женатые должны  были ночевать в каземате. Все  запиралось на замки, и караульные  окликали и гнали прочь то  каземата проходивших мимо жандармов, угрожая даже стрелять в них, если какой-нибудь из любопытства отклонялся от дороги, чтобы подойти к каземату. Вообще комедия разыгрывалась с большим искусством.»

    В каземате  жизнь шла своим чередом. Разная, очень разная жизнь… Неудачную  попытку отравиться сделал бывший поручик Вегелин, над которым постоянно смеялись и которого все время оскорбляли…

            По рассказам Завалишина: «В совокупности  число всех книг, находящихся  в каземате и в домах у  дам, перешло за полмиллиона  томов. Образовались даже отличные специальные библиотеки. Так, например, одна медицинская библиотека состояла более, нежели из 4-х тысяч книг и самых дорогих атласов. У Лунина была огромная библиотека религиозных книг, между которыми дорогое издание греческих и латинских отцов церкви в подлинниках и пр. У меня также библиотека, языках на пятнадцати, состояла более, нежели из тысячи томов.» 

            Для занятий искусством на  каторге были предоставлены все  условия. Некоторые «каторжане»  играли на музыкальных инструментах. Даже происходили вокальные и инструментальные концерты. Был в каземате и свой хор, а обучение детей церковному пению «подало предлог к учреждению школы». Так что культурно-просветительская часть могла сильно скрашивать время в каземате.

            Так как на «каторге» работы не было, то для любителей физических занятий при каземате «учредились разные мастерские, где обучались ремеслам дети ссыльных и заводских служителей. Для любителей спортивных занятий зимою заливался каток.

            Летом 1856 года мятежники были помилованы Государем Императором, Александром вторым.

            Как пишут историки: «Память о  ссыльных знаменитостях передавалась  из поколения в поколение, а  особую любовь сибиряков своей  бескорыстной деятельностью и  безупречной жизнью снискали  декабристы».