Никон ввел еще некоторые изменения: в  старых книгах всегда писалось и выговаривалось имя Спасителя «Исус», в новых  книгах это имя было переделано на «Иисус»; в старых книгах установлено  во время крещения, венчания и освящения  храма делать обхождение по солнцу в знак того, что мы идем за Солнцем-Христом. В новых книгах введено обхождение против солнца; в старых книгах, в  Символе Веры (8 член), читается: «И в  Духа Святаго Господа Истиннаго  и Животворящаго», после же исправлений  слово «Истиннаго было исключено»; вместо двойной аллилуйи была введена  тройная; божественную литургию в Древней Руси совершали на семи просфорах; новые «справщики» ввели пятипросфорие, т. е. две просфоры исключили; и некоторые другие.

      Между тем, 16 апреля (1653) в Москву прибыл еще  один из высших святителей Востока, бывший Константинопольский патриарх Афанасий. Для нас этот визит интересен  тем, что и он, подобно другим Восточным  первосвятителям, приходившим к  нам прежде, "зазирал" патриарху  Никону "в неисправлении Божественного  Писания и прочих церковных винах" и тем вновь побуждал его к  исправлению наших церковных  книг и обрядов. Кроме того, Афанасий во время своего пребывания в Москве написал для Никона сочинение  под названием "Чин архиерейского  совершения литургии на Востоке", чтобы  Никон ясно мог видеть, какие отступления  от того чина допущены в России.

4 НАЧАЛО РАСКОЛА.  ОСНОВНЫЕ ПРОТИВНИКИ  НИКОНА

      Мы  видим, как вопрос об исправлении  церковных книг постепенно выдвигался вперед по мере того, как в Москве утверждалось единоначалие – церковное  и гражданское. С начала XVII в. то приступали к исправлению книг, то оставляли его; то торжествовало единоначалие с его объединительными формами, то брали верх местные элементы и предания старины. Борьба эта велась судорожно, толчками, кризисами. Отбирали и жгли книги, изданные несколько лет назад. Преследуются как неправильные и еретические книги, вышедшие лишь недавно в большом количестве экземпляров и распространенные в народной массе, с разрешения высшей духовной власти. Но если, например, Филарет сжигает требник, изданный до него, и Никон преследует книги, изданные при Иосифе; если собор 1667 г. постановляет, что «стоглавый собор не в собор и клятва не в клятву» - то этим дело еще не заканчивается. Никон сам себе противоречит: он объявляет еретической кормчую книгу, изданную им же самим. Народ уже не знал, чему верить, что признавать за непогрешимое. Авторитеты падали низвергаемые другими авторитетами и даже заносили руку на самих себя.

      При таких обстоятельствах не мог  не возникнуть религиозный раздор. Усилению церковного раздора также  содействовали колебания в высших кругах духовной и светской сферы. (Противоречивость действий в отношении Никона и  Аввакума). Раскол, как плод религиозного раздора, начинается в высших сферах, а затем спускается в низшие. В  это время его последователи  борются, преимущественно, по выражению  протопопа Аввакума, с «любоначалием», происходящим, главным образом, от высшей духовной власти при Никоне.

      Патриарх  Иосиф крестился двумя пальцами. Так крестился в начале и Никон, так крестились массы русского населения, так креститься было положено Стоглавым  Собором. Были изданные постановления  этого собора действительно утверждены им, или нет – в массе населения  эти постановления все равно  принимались как соборные. С митрополита  Даниила в русском духовенстве  было много защитников двуперстного знамения. В этом русское духовенство  отличалось от греческого, так как  греческая церковь признавала лишь трехперстное знамение и видела в  двуперстном отступление русской  церкви. Иерусалимский патриарх Паисий Афонские монахи, Митрополит Назаретский  и патриарх Константинопольский  – все они проклинали двуперстное  знамение. При Алексее Михайловиче  влияние греческого духовенства  на Москву, через южную Россию и  Киев, становилось ощутимым. В 1648 г. Ртищевым было основано около Москвы ученое общество для перевода и издания  церковных книг. Основанием исправления  должны были служить греческие книги. Отступления русской церкви, очевидно, должны быть отменены, если за норму  принимался греческий текст. Но эти  отступления укоренились временем, и вступать в борьбу с ними было нелегко.

      Не  всякий представитель высшей духовной власти мог приступить к выполнению этого дела. Патриарх Иосиф был  кроток и опасался, что его отставят, но его преемник Никон был другим человеком. Сначала он крестился двумя пальцами, но когда греческий иерарх указал ему, что это неверно, он начал креститься тремя. Начав исправление с себя, он не отступил и перед исправлением других. Двухперстное знамение и двойная аллилуйя. Четырехконечный крест вытесняет восьмиконечный крест, вместо семи просфор вводится служение на пяти. Никон также вводит изменения во второстепенных подробностях: поклоны в землю запрещены – вместо них предписаны только поясничные. Все эти исправления многих озадачивают, и возникает раздражение против Никона. Главными его врагами становятся священники Иван Неронов, Аввакум, Лазарь и Никита. Эти люди были начитанными и образованнейшими из духовенства того времени.

      Первой  типической личностью выступает  протопоп Аввакум. Это был человек  железной воли и непреклонного, неуступчивого  характера, фанатик в преследовании  своих целей и защите своих  убеждений. Он ломает маски и бубны  пришедших в его приход музыкантов с медведями, так как считает  такое скоморошничество грехом. Он наотрез отказывается благословить сына боярина с выбритой бородой, так как выбритая борода, по выражению  Аввакума – «блудоносный образ». В  Тобольске Аввакум с местным  архиереем велели кинуть тело сына боярина Петра Бекова на улицу  собакам. Во всех этих поступках виден  человек, не отступающий ни перед  чем, если его задели за живое. Явное  расположение женской половины царского семейства, сочувствие бояр, большинство  которых было враждебно Никону, и  нерешительный характер Алексея  Михайловича – все это содействовало  тому, что личный враг Никона – Аввакум  приобрел большой вес и стал предводителем  большой партии старообрядцев. Сподвижники  Аввакума были подстать ему: Логгин, когда  его расстригали из священников, плевал через порог в алтарь на Никона, Неронов останавливал службу в Успенском соборе, когда пели тройную аллилуйю и запрещал петь ее.

      Первое  открытое столкновение Никона с его  противниками произошло, прежде всего, с протопопом Нероновым. Столкновение это довольно подробно описал сам Неронов в своей "Росписи", которую и послал царю Алексею Михайловичу, и несколько короче в своей челобитной, которую подал впоследствии патриархам. В июле 1653 г. Никон созвал в своей крестовой Собор, на который приглашен был и протопоп Неронов, и слушал на Соборе отписку муромского воеводы на протопопа муромского Логгина, будто тот похулил образ Спасителя, Пресвятой Богородицы и всех святых. Никон, выслушав Логгина и "не испытав истины, по отписке того воеводы осудил Логгина в мучение злому приставу, мстя себе прежде бывшее обличение от того Логгина протопопа в его Никонове небрежном, и высокоумном, и гордом житии. Неронов сначала заступился за одного из своих сторонников, муромского протопопа Логгина, еще прежде дерзко укорявшего Никона в гордости, и упрекнул Никона в жестокости. Потом донес царю на Никона, будто бы сказавшего о царе неприличные слова. А потом резко укорял Никона, что он верит одним только клеветникам без всякого расследования; что прежде он был другом Вонифатьева и его друзей, советовался с ними во всем, а теперь сделался врагом Вонифатьева, везде «поносит» его, а друзей его, протопопов и попов, разоряет, мучит, на их места ставит других, избрал себе новых советников, которых прежде называл врагами Божиими; что прежде из страха подписал Уложение, а теперь порицает его; что, наконец, лжет на него, Неронова, и сам настроил на него клеветника. И среди всех этих укоров Никону нет ни слова против исправления им церковных обрядов, которое уже начиналось тогда; не видно и тени какой-либо привязанности к старым обрядам, на которые будто бы посягнул Никон. Во всем видна одна лишь личная вражда, ненависть, озлобление Неронова и его друзей против Никона за то, что он изменил им, лишил их прежней власти, стал их врагом, преследует их. Этой-то ненавистью более всего руководились они и впоследствии, когда начали ратовать будто бы за старые обряды.

      Озлобление  Неронова не имело границ, и он совершенно забылся, когда позволил себе на Соборе дерзко порицать и позорить в глаза  своего патриарха, а в конце похулить и весь Собор. Неудивительно, что святой Собор на основании 55-го правила святых апостолов, которое гласит: "Аще кто из клира досадит епископу, да будет низвержен", определил послать протопопа Неронова на смирение в монастырь.

      Когда Неронов подвергся опале, его  друзья, составлявшие вокруг него "братию", продолжали ходатайствовать за него перед государем. Протопопы Аввакум  и Даниил костромской написали челобитную и отнесли к царскому духовнику  Стефану. Но осторожный Стефан уже начал  отделяться от своих друзей, затеявших  неравную борьбу с могущественным патриархом, и, по выражению Аввакума, "всяко  ослабел", и челобитной "государю не снес". "Братия", впрочем, нашла  другой путь к государю и подала ему свою челобитную, а государь передал ее патриарху.

      Тем временем, Аввакум отправился провожать  Неронова в ссылку на Каменный остров. А когда вернулся, казанские священники не дали ему читать вместо протопопа  Неронова поучение к народу из толкового  Евангелия и сказали: «ты протопоп в Юрьевце, а не наш, и патриарший архидиакон велел нам самим читать поучения к народу». Аввакум очень  огорчился и не стал ходить в Казанскую  церковь, а "завел свое всенощное" в сушиле, находившемся на дворе  протопопа Неронова, переманил к  себе несколько прихожан Казанской  церкви, а чрез них призывал и  других от церкви в сушило, говоря: "В  некоторое время и конюшня-де иные церкви лучше".

      Казанские священники донесли об этом патриарху  Никону. Поступок Аввакума был очень  важен и противен канонам Церкви: он самовольно устроил особую молельню, самовольно отделялся сам и отделял  других от Церкви в самочинное сборище. По приказу патриарха Борис Нелединский  со стрельцами осадили молельню и  схватили самого Аввакума, богомольцев  и челобитчиков (писавших и подписавших  челобитную о Неронове), так что  всех взятых было больше 40 человек. Аввакум  был отвезен на телеге в Андроньев  монастырь, а "братью", т. е. взятых богомольцев и челобитчиков, отослали в тюрьму и держали в ней целую неделю. Затем царь пригласил их к себе, прочитал им церковные правила, которые они нарушили своим самочинным сборищем, и всех предал анафеме (проклял) и отлучил от Церкви.

      Протопопа Неронова известили в его заточении, какая судьба постигла его ближайших  друзей протопопов. И он написал  к государю ходатайственное письмо об этих "заточенных, и поруганных, и изгнанных", утверждая, что они  осуждены мирским судом, а не по правилам Церкви, что они много лет служили  и сам Никон на них не жаловался, а теперь они оболганы и Никон  поверил клевете на них. Затем  Неронов уверял, что не собственные  страдания побудили его обратиться к государю, а страх, «как бы благочестие  не было в поругании и гнев Божий  не излился на Россию, и умолял царя утишить бурю, смущающую Церковь, прекратить брань, губящую сынов  Церкви». Духовник царя Стефан, конечно  по его поручению, два раза писал  к своему бывшему другу, казанскому протопопу, и убеждал его смириться, быть в послушании патриарху, примириться  с ним и извещал, что Никон  ожидает от него и его друзей истинного  покаяния и готов простить их. Но неукротимый Неронов с укорами  отвечал Вонифатьеву: «Зачем ты оскорбил меня?.. Я не могу принять твоего совета: мы ни в чем не согрешили пред отцом твоим Никоном патриархом...». Неронов отправил обширное послание и к царю Алексею Михайловичу. Здесь прежде всего умолял о тех  же "заточенных, поруганных, изгнанных  без всякой правды" своих друзьях, осужденных будто бы мирским судом, а не по правилам Церкви, и напоминал  царю о временах антихриста, когда  Христовы рабы гонимы будут, носящие  на себе знамение Небесного Царя. Потом  указывал на известную "Память", или  указ, Никона, содержавший два его  распоряжения относительно поклонов в  святую Четыредесятницу и относительно троеперстия для крестного знамения. Первое распоряжение называл прямо "ересью непоклонническою". Против второго распоряжения Никона защищал  двуперстие для крестного знамения и ссылался на Мелетия Антиохийского, Феодорита, Максима Грека. Далее уверял, что ничем не согрешил "пред мнимым владыкою" (т. е. Никоном) и что говорил к нему одну истину, вступившись за честь царского величества, им ругаемую и ни во что поставляемую, да и за своих страждущих братьев, и молил царя созвать Собор, на котором бы присутствовали не одни архиереи, но и другие духовные лица и добродетельные миряне всякого чина. Под конец послания он писал: "От патриарха, государь, разрешения не ищу, потому что он осудил меня не по правилам св. апостолов и св. отцов, но своей ради страсти; я сказал ему правду, а он за то возненавидел меня, и не меня только, но всю братию - рабов Христовых". Прочитав это послание, царь дал приказ, чтобы Неронов впредь к нему не писал. И Вонифатьев, передавая этот приказ Неронову, извещал его так же, что царь удивляется его упрямству и ни царь, ни царица не одобряют его, что "царь государь положил свою душу и всю Русию на патриархову душу" и за патриархом ничего худого не видал, что относительно поклонов царь согласуется с государем патриархом и с властями, а крестное знамение будет, как было издревле. Но Неронов остался непреклонен и отвечал Вонифатьеву: "...Не вменяй в упрямство, что я не прошу у патриарха прощения: я не признаю себя согрешившим пред ним..." и пр.

      На  соборе 1654 года, созванном по вопросу  о книжном исправлении, епископ  Павел Коломенский заявил Никону: «Мы новой веры не примем». Надо заметить, что епископ Павел не в первый раз выражал свое противоречие Никону. Еще в предшествующем году, когда  перед наступлением Великого поста  Никоном была издана "Память" относительно земных поклонов, Павел находился  в числе лиц, которые вместе с  протопопом Нероновым восстали против этой "Памяти", написали на нее  возражения и подали государю. Никон  разразился над несчастным епископом  страшной карой: низверг его с  кафедры, снял с него мантию, предал его тяжкому телесному наказанию  и сослал в заточение. Вследствие этого Павел сошел с ума, и  никто не видел, как он погиб; но ходили слухи, что он был тайно убит по приказу Никона. Сам ли Никон единолично и без суда низверг епископа Павла, как говорили обвинители Никона на Соборе 1666 г., или низвержение Павла совершено было соборно, по правилам, как утверждал Никон на том же Соборе, указывая на то, что дело о низвержении Павла есть на патриаршем дворе, во всяком случае, таким жестоким наказанием епископа Никон крайне повредил и себе и делу, за которое ратовал, потому что еще более ожесточил против себя своих противников и возбудил к ним сочувствие в народе.

      Каковы  были расколоучители, таковы и многие из их последователей. Когда в Ниловой  пустыне стали служить на пяти просфорах по новому положению, разразился скандал: пономарь ударил священника кадилом  в голову, и последовала общая  схватка в церкви. Сильнее всего  никоновским постановлениям противились  на южных и северных окраинах России. Бунт Стеньки Разина находится в  одинаковой исторической связи как  с окончательным закрепощением  крестьянства (Уложением 1649 г.), так  и с церковными реформами Никона. В Соловецком монастыре сопротивления  церковным реформам превратились в  открытое восстание. Соловецкие монахи отказывались принять новопечатные книги. Основание у них было то же, что и у прочих раскольников: «Если мы раскольники – писал  Аввакум к царю Алексею Михайловичу, - так святые отцы, и цари, и патриархи тоже были раскольники». Словом, раскольники считали, что если прежде молились по «худым» книгам, но молились и спасались, то отчего не остаться при старом? В Соловецком монастыре вспыхнуло восстание против правительства, монахи побросали книги в море и сожгли доски от них. Царские воеводы 8 лет осаждали монастырь. Даже архимандрит Никанор наводил подзорную трубу на осаждавших и указывал куда стрелять. Историк этой десятилетней осады, один из главных последователей раскола – Семен Денисов, сравнивает ее с троянской войной.