"Книга страшного суда" как статистическая картина английской жизни после нормандского завоевания

Именно потому, что Англия была покорена в течение немногих лет и политические институты феодализма насаждались сверху, этот строй получил здесь более полное и законченное выражение, чем в большинстве других стран. В других странах собственности короля по отношению ко всей земле являлась фикцией. Здесь же она была фактом, и король жаловал земли своим вассалам на своих условиях, очень выгодных для него.

Теоретически феодализм всегда был своего рода договором короля со своими вассалами; в Англии это положение более соответствовало действительности, чем в любой другой стране.

Самая завершенность, которую приняли формы феодальных установлений в Англии, не замедлила создать в этой стране предпосылки для государственной организации, выходящей за рамки феодальной системы. Эта государственная организация базировалась на могуществе Вильгельма как военного вождя победоносной армии и на донорманской организации широв у саксов. Вильгельм имел возможность раздавать своим привер­женцам земли, разбросанные по разным частям страны; вернее, он вынужден был так поступать, ибо покорение страны проходило по частям, и с завоеванием каждой новой области он даровал своим соратникам то, что они  рассматривали как лишь как одну из частей должного вознаграждения за их труды. Вследствие этого ни один барон в Англии, каким бы большим количеством земли в целом он ни обладал, не в состоянии был сконцентрировать крупные военные силы в одном месте. Кроме того, во владении самого короля оставалось еще так много земли, что он смело мог считать себя несравненно сильнее любого барона и любого возможного объединения баронов. Помимо сотен своих поместий Вильгельм владел еще всеми лесами, которые по под­счетам того времени занимали третью часть страны. Это было, надо полагать, не только потому, что «стройных ланей он любил, как если бы он был их отец». Гораздо вероятнее, что он сознавал колоссальные возможности, которые таили в себе эти все еще не использовавшиеся пространства.

2.2. Первый фискальный документ.

Памятником фискальной политики Вильгельма Завоевателя служит знаменитая «Книга страшного суда» («Domesday Book»), составленная в 1086 г. [Корецкий. С. 112] Она представляла собой опись всей земли и всего имущества населения Англии. Опись должна была упорядочить обложение английского народа прямым госу­дарственным налогом. Она составлялась по графствам и сотням королевскими уполномоченными, которые под присягой допраши­вали шерифов, священников, старост и специально назначенных из каждой деревни вилланов. Сперва записывалось поместье (манор) с его пахотной землей и разными угодьями, а затем следовали разные категории населения с их имуществом. Та­ким образом, крестьяне, в том числе и лично свободные, при­знавались принадлежностью маноров, что само по себе служило свидетельством повсеместного распространения манориальной системы и поглощения ею сельских общин. Особую ценность опись представляет тем, что в ней имеются сведения, относящиеся не только ко времени ее составления, ни и к периоду, предшествовавшему нормандскому завоеванию. Сам факт появ­ления столь трудоемкой описи, охватившей почти всю террито­рию страны, говорит о силе государственной власти и слажен­ности ее центрального и местного аппарата. Ни в каком другом государстве Европы подобное мероприятие было в то время немыслимо.

Итак, через двадцать лет после завоевания Вильгельм разослал почти во все города, деревни и деревушки Англии специаль­ных посланцев, уполномоченных созвать всех влиятельных людей каждой общины с тем, чтобы опросить их и составить подробный обзор экономической жизни страны. Вопросы задава­лись самые разнообразные: Сколько земли? Кто ею владеет? Какова ее доходность? Сколько плугов? Сколько держателей? Сколько рогатого скота, овец, свиней? Перепись эта была встре­чена населением крайне недоброжелательно. Однако ничто с такой определенностью не сви­детельствует о полнейшем покорении страны и о могуществе Вильгельма, как составление этой «Книги страшного суда». Ни одна страна не знала ничего подобного. Это было бы одинаково невоз­можно в Англии саксонского периода и в феодальной Франции, и тем не менее у нас нет ни малейшего основания предпола­гать, что мероприятие это встретило сколько-нибудь заметное сопротивление со стороны даже самых могущественных баронов.

Перепись преследовала две цели: во-первых, получить све­дения, необходимые для сбора «гельда», поимущественного налога, и, во-вторых, подробно информировать короля о размерах и распределении богатств, земель и доходов вассалов [Мортон. С. 62]. Для нас этот документ представляет еще большую ценность — он дает нам исчерпывающую, если и не абсолютно точную кар­тину социальной структуры Англии того времени.

Из 38 графств Англии описано 34. В переписи указывается со­став земель в каждом графстве и в каждой сотне, доходы с этих земель, число жителей и их состояние. Численность населения Англии по данным «Книги страшного суда» составляла приблизительно, учитывая и неописанные граф­ства, 1,5—2 миллиона. Социальный состав населения следую­щий: свободные земледельцы — 12%, рабы — 9, бордарии и коттарии, малоземельные крестьяне — 32 и вилланы—около 38%, остальные же — это знать, духовенство, горожане. Последних было около 5%. 95% населения жило в деревнях [Штокмар. С. 47].

Во время пе­реписи многие полусвободные и даже свободные, но, например, зависимые по суду крестьяне были записаны как крепостные (т. е. вилланы). Таким образом, основная масса крестьян в по­местьях оказалась в положении наследственных крепостных. Крепостной-виллан оставался членом сельской общины, имел долю в угодьях и пахотный надел (иногда часть его), который он держал от своего господина — лорда манора.

Виллан обязан был господину барщиной (три дня в неделю), платил продуктовый оброк, исполнял различные работы и нес так называемые сервильные повинности, связанные с его личной несвободой: посмертный побор, брачную пошлину при выдаче замуж дочери и т. п. Какая-то часть крестьянства, главным образом на севере и востоке страны, оставалась свободной.

Феодаль­ное поместье (манор), наложенное на старинную общину, являлось единицей сельскохозяйственной экономики. Некоторые из этих поместий (маноров) были непосредственными владениями короля; остальные он отдавал своим многочисленным светским и церковным вас­салам. Те в свою очередь имели большее или меньшее число субвассалов, которые и являлись фактическими держателями поместий. Каждая деревня, какой бы ни была она маленькой и глухой, должна была приспосабливаться к этой схеме социаль­ного устройства, и все общество было разделено на ряд групп, поднимающихся от самой низшей ступени общественной лестницы, на которой находились сервы, до самой высокой ее ступени — короля.

«Книга страшного суда» подразделяла земледельцев на социальные группы и даже устанавливала их численность. Рабы во времена составления «Книги страшного суда» были уже быстро исчезающей группой. В основном это были домаш­ние слуги или пастухи и пахари на господской земле. Лорды уже в то время находили, что выгоднее нанимать своих личных слуг, а господскую пашню обрабатывать подневольным трудом сервов. Приблизительно около 1200 г. рабы исчезли — они были поглощены вышестоящими группами вилланов и коттариев.

Коттарии и бордарии, по-видимому, были люди одной группы, записанные в разных частях страны под разными именами. Они имели небольшие наделы, не входив­шие в общую систему общинных полей. Хотя большинство крестьян этой группы являлось крепостными, некоторых из них относили в разряд свободных. Многие из них, владевшие каким-нибудь ремеслом, не работали на домене лорда, а платили оброки продуктами своего производства — холстами, кузнечными или столярными изделиями. Такая повинность считалась менее рабской, и не без оснований, поскольку ремесленники работали самостоятельно, а не под надзором должностных лиц манора.

Вилланы, держатели наделов в общинных полях размером в 6 га и в 12 га, были основой всей жизни манора. После норманского завоевания их повинности были точно определены и, как правило, увеличены. Эти повинности были двух родов: барщина и помочи. Барщина выполнялась в течение определенного количества дней каждую неделю обычно в течение трех дней. Помочи были допoлнитeльнoй пoвиннocтью, которую могли требовать в любое время. Вторая повинность была наиболее тягостной, и от нее труднее всего было освободиться. Испол­нять ее приходилось в наиболее страдную пору уборки урожая или стрижки овец, когда труд его был особенно дорог и в гос­подском поместье и на своей земле. Ясно, что при таких тяже­лых повинностях виллана основную часть работ в его собствен­ном хозяйстве должны были выполнять члены его семьи. Между вилланами и коттариями существовала тесная связь. Нередко наделами коттариев владели члены семей вилланов, у которых не было своей доли в общинных полях; для вилланов наделы коттариев служили как бы земельным резервом в том случае, если они по какой-либо причине пустовали. С течением времени закон все чаще объединяет эти две группы под одним общим име­нем вилланов или сервов.

Группа свободных, подобно группе рабов, в эпоху составления «Книги страшного суда» клонилась к упадку. Уже в 1086 г. многих, кто был свободен до норманского завоевания, после перехода земель в руки новых владельцев стали причислять, к несвободным. Общая тенденция времени состояла в том, чтобы считать всякого крестьянина крепостным, если только он не пред­ставляет неопровержимых доказательств противного. В период, последовавший за составлением «Книги страшного суда», исчезновение группы свободных пошло быстрыми темпами, и когда в Англии снова появляется большое число лично свободных держателей небольших земельных участков, это уже, как правило, не прямые потомки представителей группы libri homines времен «Книги страшного суда», а вилланы, которые тем или иным путём смогли добиться относительной свободы.

Норманы ввели в Англии кодекс писаного сурового феодального права, явившегося отражением усилившейся эксплуатации земледельцев и стремления слить всех земледельцев в одной группе сервов, «не владеющих ничем, кроме своего брюха», как тогда говорилось, и не защищенных никакими законами от произвола лорда манора, кроме предписания о том, что их нельзя было убить или изувечить без подобающего суда. Это было прогрессом в положении раба, но для остальной части населения это означало шаг назад. Это время — свидетель дальнейшего усиления тягот существования и общей нищеты.

Все ухищрения законников, были, направлены на дальнейшее увеличение повинностей, и вилланы не только несли суровую барщину, но и подвергались всякого рода притеснениям. Сельская мельница, например, принадлежала лорду, и все зерно для помола должно было свозиться туда. Это создавало такую благодатную почву для злоупотреблений, что во всей народной литературе средневековья не найти ни одного мельника, который не был бы мошенником.

Точно так же как король объявил себя собственником всех лесов страны, лорды маноров присвоили себе исключительное право пользования деревенскими пустошами. Когда это право строго проводилось в жизнь, вилланы лишались возможности доставать торф и рубить дрова, им негде стало пасти свиней. В это же время начинают выходить и первые из длинного ряда правил об охоте, которые ещё много столетий были язвой для сельского населения Англии. Самое худшее, быть может, заключалось в том, что все земли, отвоеванные у пустошей, включались в господский домен, и ими нельзя было увеличить площадь общинных полей.

Таково было официально признанное положение вещей, а лорды и их законники стремились провести его повсюду. На практике, впрочем, закон несколько смягчался обычаем, и по большей части в нормальном маноре крепостной был в отно­сительной безопасности. Законы могли утверждать, что крепост­ному «не должно знать сегодня, что ему прикажут делать завтра»  [Мортон. С. 66]. В действительности же все работы были с неизменным однообра­зием распределены на целый год. Если у виллана и не было дру­гих средств, то уже в самом упорстве и консерватизме его, в отказе изменять свои привычки заключалось мощное орудие для защиты старинных обычаев от нападения.

Более двух веков в каждом поместье не затухала напряженная борьба между этим крестьянским упорством и хитростью норманского законника. Вначале законнику удалось одержать ряд крупных побед, однако дальше определенного предела дело не пошло. Даже в самые тяжелые моменты в маноре сохранялись какие-то незыб­лемые права, которые делали серва человеком, а не вещью, остатки свободы, послужившие отправным пунктом для борьбы за достижение дальнейших прав, когда в XIV в. экономические силы начали работать уже в другом направлении, превращая крепостного в свободного наемного работника или хозяина небольшого земельного участка, платившего за свой надел уже не трудом, а рентой.

Эту непрестанную скрытую борьбу в деревне надо всегда учитывать при изучении истории Англии того периода, ибо эта борьба помогает понять этот исторический период, и ни один из этих факторов, взятых изолированно, не дает возможности до конца понять весь ход истории той эпохи.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом мы можем сделать вывод что, феодализм всегда был своего рода договором короля со своими вассалами; в Англии это положение более соответствовало действительности, чем в любой другой стране.

Самая завершенность, которую приняли формы феодальных установлений в Англии, не замедлила создать в этой стране предпосылки для государственной организации, выходящей за рамки феодальной системы. Эта государственная организация базировалась на могуществе Вильгельма как военного вождя победоносной армии и на донорманской организации шайров у саксов. Вильгельм имел возможность раздавать своим привер­женцам земли, разбросанные по разным частям страны; вернее, он вынужден был так поступать, ибо покорение страны проходило по частям, и с завоеванием каждой новой области он даровал своим соратникам то, что они  рассматривали как лишь как одну из частей должного вознаграждения за их труды. Вследствие этого ни один барон в Англии, каким бы большим количеством земли в целом он ни обладал, не в состоянии был сконцентрировать крупные военные силы в одном месте. Кроме того, во владении самого короля оставалось еще так много земли, что он смело мог считать себя несравненно сильнее любого барона и любого возможного объединения баронов. Помимо сотен своих поместий Вильгельм владел еще всеми лесами, которые по под­счетам того времени занимали третью часть страны. Это было, надо полагать, не только потому, что «стройных ланей он любил, как если бы он был их отец». Гораздо вероятнее, что он сознавал колоссальные возможности, которые таили в себе эти все еще не использовавшиеся пространства.

В заключении, что нормандское завоевание Англии повлекло за собой углубление феодализации английского общества.