Этика предварительного следствия

Часть 3 ст. 170 УПК предусматривает  право следователя ограничиться при обыске предложением выдать объекты, имеющие значение для дела, и при  условии их добровольной выдачи не проводить дальнейших поисков, если нет оснований опасаться сокрытия разыскиваемых предметов и документов. Использование такого порядка в соответствующих случаях позволяет избавить обыскиваемых от не вызывающегося необходимостью стеснения их прав.

Предметы и документы, относящиеся  к интимным сторонам жизни граждан  и не имеющие отношения к делу, не должны предъявляться другим лицам, в том числе понятым. Также  не оглашается не относящаяся к делу личная переписка.

В процессе производства обыска не следует  торопиться со вскрытием запертых помещений  и хранилищ, не приняв мер к тому, чтобы они были открыты добровольно. После обыска, вызывающего, как правило, беспорядок в жилище, необходимо принять  меры к восстановлению обычного состояния.

Обыск всегда сопровождается эмоциональным  напряжением. Он требует повышенной выдержки и такта со стороны следователя.

Независимо от результатов сам  факт производства обыска у гражданина бросает тень на его репутацию. Поэтому  справедливо мнение о необходимости  какой-то реабилитации таких лиц. В. В. Леоненко в качестве одного из вариантов предлагает официальное уведомление местных органов власти, жилищных органов, организаций, где работают эти лица о их непричастности к преступлению. Правда, юридическая процедура такого уведомления не разъясняется.

При предъявлении для опознания лица соблюдение правовых и нравственных норм способствует получению объективных результатов этого важного следственного действия. В то же время их нарушение чревато серьезными последствиями (например, ошибочное опознание невиновного в качестве преступника).

Лицо предъявляется для опознания  в группе других лиц, по возможности  сходных с ним по внешности. Следователю  надлежит получить согласие посторонних  лиц, так называемых статистов, на их участие в составе группы, предъявляемой  для опознания. Далеко не каждому  приятно или хотя бы безразлично  стоять в одном строю с подозреваемым  в преступлении, будучи похожим с  ним по внешности, да еще с риском быть по ошибке "узнанным" в качестве преступника.

Предъявление для опознания  больших групп людей (например, строя  подразделения военнослужащих), не обладающих внешним сходством, не только не способствует эффективности опознания, но недопустимо в нравственном плане. В подобной ситуации опознающий оказывается перед строем людей, настороженно и, надо полагать, негативно к нему относящихся, он подвергается усиленному эмоциональному воздействию. С другой стороны, весь строй предъявляемых лиц оказывается, как правило, в роли возможных объектов опознания, подозреваемых.

Закон запрещает постановку опознающему  наводящих вопросов. Но не менее  опасны "наводящие действия" (например, когда до опознания опознающему  показывают лицо, которое предстоит  опознавать). Всякого рода ориентирование опознающего в том, кого желательно опознать, – грубое нарушение закона, ведущее к фальсификации доказательств. Оно, конечно, и безнравственно.

Вся организация предъявления для  опознания должна способствовать тому, чтобы опознающий действовал без  принуждения или внушения, чтобы  объективность и беспристрастность  проводящего его следователя  не оставляли ни у кого сомнений.

Выше были рассмотрены нравственные аспекты производства основных следственных действий по собиранию доказательств. Общие нравственные требования едины  для всех других следственных действий: безупречное следование закону, объективность, уважение достоинства участвующих  в деле лиц, добросовестность, причинение минимального вреда имуществу или  другим благам, если этого невозможно избежать. То же касается следственного эксперимента, наложения ареста на имущество, выемки, получения образцов для сравнительного исследования. Новые нравственные проблемы возникают при контроле за телефонными и иными переговорами, который пока законом урегулирован недостаточно.

Протоколирование следственных действий регулируется законом. Ход и результаты каждого следственного действия должны быть отражены в соответствующем  протоколе. Закон достаточно определенно  формулирует правовые требования, обеспечивающие объективность и полноту каждого  протокола. Если следственное действие было произведено, то следователь обязан составить об этом протокол, независимо от того, дало ли это следственное действие результаты, на которые рассчитывал  следователь. Уклонение от составления  протокола допроса, очной ставки, обыска или иного следственного  действия противоречит закону. К примеру, если следователь в результате допроса  получил данные, опровергающие версию, которую он считает истинной, и  не составил протокола такого допроса, утаив таким образом существенные для дела данные, то он совершает  незаконный и аморальный поступок.

Каждый протокол следственного  действия должен быть полным, точным и  объективным. Все содержащиеся в  нем сведения должны соответствовать  тому, как проходило следственное действие и какие фактические  данные были получены в процессе и  результате его проведения.

Например, в протоколе допроса  свидетеля его показания в  соответствии с законом должны быть записаны "в первом лице и по возможности  дословно". Это не значит, что следователь  обязан заносить в протокол и те показания, которые заведомо не относятся  к делу. Но недопустимо опускать часть показаний, в которых свидетель рассказывает о других преступлениях обвиняемого или прочих лиц, по поводу которых у следователя ранее отсутствовали данные.

Следователь не заносит в протокол вульгарные, жаргонные выражения, если их дословное цитирование не является необходимым.

Показания должны фиксироваться в  протоколе максимально точно, с  сохранением стиля и манеры речи, присущей допрашиваемому. Между тем  своего рода "редактирование" показаний  при занесении их в протокол –  застарелый и распространенный недостаток.

С. А. Голунский еще в 1942 году писал о результатах анализа протоколов допросов свидетелей, проведенного прокуратурой РСФСР. В результате сопоставления протоколов допросов по аналогичным делам выяснилось, что, если верить протоколам, старый профессор математики, актриса театра оперетты, ломовой извозчик, неграмотная старуха-домохозяйка и 12-летний школьник говорят одинаково. (См.: Голунский С. А. Допрос на предварительном следствии. Ашхабад, 1942 С. 109–ПО.) И в наше время можно встретиться с подобными фактами, разве что вместо извозчика в деле будет фигурировать водитель такси.

Всякого рода отступления от требований закона о точной и объективной  фиксации в протоколах следственных действий полученных данных, искажения  или умолчание о существенных обстоятельствах – безнравственны. Они, по сути, означают фальсификацию  следственных материалов.