Внешняя политика

Партийная система

Трансформация российской политической системы на рубеже XX–XXI в. выдвинула на первый план задачи обеспечения функционирования органов государственной власти, повышения эффективности системы представительства социально-политических интересов, разрешения политических конфликтов, вовлечения граждан в политический процесс. Одним из важнейших средств их решения выступают политические партии.

Современная отечественная партийная система складывалась на основе заимствования западного опыта. Однако на практике российские партии воспроизводят традиционалистские формы и методы функционирования и взаимодействия с государством, ставя перед политологами вопрос соотношения традиции и новации в трансформирующихся обществах как детерминант их дальнейшего развития. При этом российский политический процесс демонстрирует противоречие между усилением нормативного статуса партий и сохранением их малого фактического влияния на политику, низким уровнем доверия населения к данному институту.

Существенное влияние на оценку населением эффективности российской партийной системы, интерес к деятельности партий и готовность участвовать в ней оказывает политика партийных организаций регионального и местного уровня, которой в отечественной партологии уделяется гораздо меньше внимания, чем общероссийским тенденциям. Рассмотрение же конфигурации региональных партийных систем, под которыми понимается совокупность отношений между существующими в регионах отделениями политических партий и их отношений с органами государственной власти, позволяет объяснить особенности политической ситуации и электоральных процессов в регионах, что актуализирует исследования в данном направлении.

В связи со сказанным изучение факторов формирования и тенденций развития российской партийной системы в условиях политической трансформации, взаимодействия партийной и избирательной систем на федеральном и региональном уровнях является актуальным и требует дополнительного осмысления.

В 2000-е гг. усиливаются этатистский и патерналистско-подданический элементы политической культуры, инициатива партообразования переходит к государству, стремящемуся сформировать свои партии – «клиентелы» (например, «Единая Россия», «Родина», «Правое дело»). В целом же стремление российской власти обеспечить себе гарантированную поддержку в институциональной форме партии выразилось в процессе образования «партий власти».

Ключевую и, вместе с тем, противоречивую роль в российском партогенезе сыграли институциональные и правовые факторы, в частности, апартийный до 1993 г. принцип формирования органов власти, введение смешанной, а с 2007 г. пропорциональной системы избрания Государственной Думы РФ, наделение партий монополией на выдвижение кандидатов на выборные должности, принятие в 2001 г. закона «О политических партиях», установившего четкие количественные критерии данного института и принципы его государственной поддержки. Формально они стимулировали укрепление партийных организаций и усиление их роли в политическом процессе.

С другой стороны, весь институциональный дизайн российского государства, его форма правления не способствуют легитимации партий массовым сознанием и превращению их в серьезного политического актора. Российские партии не могут оказывать влияние на президента и исполнительную власть, в руках которой сосредоточены ресурсы, контролировать их. Основными каналами рекрутирования в состав управленческой элиты выступают влиятельные лоббистские группы. Поэтому деятельность в рамках политических партий выглядит бесперспективной в карьерном отношении, а в массах сохраняется представление о них как бесполезных для общества. Предъявляемые же к партиям правовые требования могут превращаться в средство их подчинения государству и борьбы с оппозицией.

С точки зрения автора исследования, современный этап и развития партийной системы носит весьма противоречивый характер. С одной стороны, партии являются полноправными субъектами избирательного процесса и политической системы. Партийный спектр представлен административными партиями, народно- патриотической и демократической оппозицией. С другой стороны, наблюдается устойчивая тенденция модификации административных партий в партии картельного типа. Преференции для административных партий и фрагментарная дискриминация оппозиционных партий стимулируют появление радикальной несистемной оппозиции, организованной и действующей вне институциональных рамок, что в условиях незавершенной стратификации общества не способствует формированию устойчивой демократии с эффективной партийной системой.

В условиях слабого развития гражданского общества, не оформленные социально-экономические, потребительские и другие интересы социальных групп будут определять модель поведения населения. Неспособность большинства населения адаптироваться к рыночным преобразованиям, нестабильность социального положения, склонность к патерналистскому мышлению, отсутствие запроса на многопартийность порождают потребность в наличии «партии власти».

В то же время возврат к однопартийной системе явился бы непреодолимым препятствием на пути социально-экономического развития России. Существующая нормативно-правовая база деятельности партийной и избирательной систем вполне соответствует принятым международным стандартам развитых демократических обществ. В целях дальнейшего эволюционного развития партийной системы, представляется необходимым реализация следующих условий:

преобразование существующей административной партии из партии власти в доминантную партию, формирующую политическую позицию власти и оказывающую влияние на кадровые решения;

стимулирование политической конкуренции – отказ от излишнего, деструктивного административного давления;

коррекция правоприменительной практики участия партий в избирательном процессе;

развитие и поощрение практики диалога исполнительной власти с политическими партиями, представленными в парламенте.

Распределительная коалиция: один из (естественно, не единственный) «секрет успеха» в построении моноцентрического режима в России – характер элитной коалиции, строительство которой хронологически совпало с  экспонентным ростом доходов государства от дорожающих углеводородов. По сути, этот режим представляет собой неуклонно расширявшуюся на протяжении нескольких лет распределительную коалицию, которая была привлекательна  и для патерналистски настроенного избирателя (а это абсолютное большинство россиян), и для элитных фигур, стремящихся «прислониться к власти» даже на условиях встраивания в жестко управляемую вертикаль. Однако финансовый кризис кладет конец этой вертикали: правительство вынуждено выбирать между выполнением социальных обязательств и инвестиционными программами, сокращать резервные фонды, принимать непопулярные решения (тарифы ЖКХ, транспортный налог). Можно предположить, что в будущем «распределительная коалиция» вынужденно будет принимать менее вертикальный характер и требовать «социальных пактов» с  «мейнстримом». Это может привести к относительному росту автономии политических фигур внутри «Единой России» (в первую очередь – депутатов-одномандатников), а также создаст стимулы для менее конфронтационного отношения «партии власти» к своим оппонентам, в первую очередь – «Справедливой России», в которую приходят в целом «мейнстримовские» политические фигуры.

«Вертикальная» модель партийной системы с ограничением плюрализма и возможностей для дискуссии (не говоря уже о возможности влияния «снизу» на принятие политических решений) входит во все большее противоречие с настроениями и интересами политически активной части общества. Речь идет о «новом среднем классе», точнее, той ее части, которая недовольная отсутствием «социальных лифтов», бюрократически-полицейским давлением на бизнес, отсутствием возможностей влиять на «политическую машину», архаичным стилем общения государства с обществом. Это по сути – «внепартийный протест»: такие люди не готовы голосовать за «партию власти» и  не видят в качестве выразителя своих интересов ни одну из существующих оппозиционных партий. По собственному признанию «единороссов», [ЦСКП], их партия испытывает серьезные сложности в общении с подобными группами граждан.

Такая ситуация аномальна даже для режимов с ограниченным политическим плюрализмом: обычным для них является ограничение «левых» – коммунистов, социалистов, профсоюзов, рабочего класса, городских «низов», чтобы дать возможность истеблишменту разработать и провести свою стратегию. В России же ситуация с плюрализмом «поставлена с ног на голову»: прошлое «изобилие» позволило власти опереться именно на патерналистские «низы» и допустить изоляцию (или самоизоляцию) «активного меньшинства». Когда изобилие сменяется «посткризисом», а государство провозглашает стратегию модернизации, такая «перевертка» становится нетерпимой: государство теряет средства управления «новым протестом» и не включает «активное меньшинство» в политическую коалицию за модернизацию.

Сценарное прогнозирование развития партийной системы из сегодняшней точки предельно затруднительно: «Линейные» или  «инерционные» сценарии развития партий из нынешнего состояния выглядят  примитивно: они сводятся к общим линиям типа «стагнация», переходящая либо в «авторитаризм», либо в «обвал» (либо последовательно из «авторитаризма» в «обвал») и «чудо» – кардинальный толчок к развитию партийной системы.

Сценарий «чуда» следует исключить сразу: даже в случае проявления «сверху» воли к существенной либерализации режима ни существующие партии, ни гражданское общество не будут в состоянии к действенному включению в политическую жизнь. Оговоримся: либерализация в России возможна и даже необходима, однако полноценные политические партии могут стать лишь «среднесрочным продуктом» этой системы.

«Стагнация» представляется наиболее вероятным сценарием: данная партийная система удобна для исполнительной власти, поскольку обеспечивает ей  абсолютное доминирование не только над законодательной ветвью, но и над всей системой политического представительства. Степень лояльности зарегистрированных политических партий в ней предельно высока, поскольку оппозиция боится дальнейшего ограничения своего «минимального существования», а «партия власти» слишком зависит от ресурсов (административных, финансовых, публичных), которые сосредоточены у федерального центра или назначенных им губернаторов. В то же время любые оппозиционные или альтернативные политические движения в таких условиях оказываются «вытолкнутыми» либо  «на улицу», либо в «пространство Интернета» – и как средства коммуникации (преимущественно в блогосфере), и мобилизации (сбор участников протестов автомобилистов через социальные сети). И то, и другое сегодня раздражает власть и провоцирует ее на неуклюжие реакции: разгон «маршей несогласных», голословные обвинения в адрес оппозиции, попытки еще больше законодательно ограничить свободу уличных действий (введение разрешительного характера даже для одиночных пикетов, ужесточение регулирования Интернета). Однако при нынешних масштабах «альтернативных действий» эти «издержки» власть не считает недопустимыми. В то же время нынешняя партийная система в минимально достаточной степени отражает структуру массовых предпочтений и позволяет создать «фасад многопартийности», который власть, правящая партия и лояльные ей эксперты и журналисты объявляют «сложившейся и укоренившейся».

Такая «многопартийность» может поддерживаться лишь в режиме «ручного управления», не позволяя логике административного ресурса «дожать» даже лояльную оппозицию. Это и есть состояние стагнации.  Цена удерживания этой системы для власти зависит от силы сопротивления не столько «изнутри» существующей партийной системы, сколько от альтернативных форм политической действия. В случае их возрастания власть может либо пойти на частичную либерализацию, либо на дальнейшее ограничение плюрализма – «зажав» все альтернативные каналы коллективных действий и удерживая «легальную оппозицию» в нынешних узких рамках. Чем сильнее будет «альтернативный протест», тем большим станет усиление авторитаризма.

Строго говоря, рациональное сценарное планирование на этой точке должно закончиться. Из авторитаризма возможно два выхода: либо через новую попытку либерализации, либо через «обвал» или «революцию». Но при таком развитии событий, которое кроме всего прочего, трудно определить во временным рамках, перестают действовать все или большинство объективных или субъективных факторов прежнего периода, институты и партии перестают быть «имитационными», что отнюдь не гарантирует того, что они станут соответствовать не только букве, но и духу своего демократического конституционного дизайна.

Рационально возможно высказать лишь следующие предположения:

«Революция» в таком сценарии не может быть «цветной» или «оранжевой». Таковая предполагает куда большую степень политического плюрализма, чем есть в сегодняшней (и скорее всего, чем будет в завтрашней) России: «цветные» революции происходят там, где электоральная сила оппозиции сопоставима с силой «партии власти».  Там, где оппозиция пыталась на выборах не победить власть, а «посоревноваться» с ней (например, оспорить победу президента в первом туре, как произошло в Грузии и Армении в 2008 г.), попытка «оранжевых действий» терпит крах: у улицы недостаточно мотивации для упорства

Невозможен и военный переворот латиноамериканского типа, где военные берут власть, чтобы со временем передать ее сильнейшей на будущих выборах партии. Наши военные, во-первых, не обладают таким политическим мышлением и амбициями (и слава Богу, иначе риск военных переворотов был бы слишком велик в каждый момент новейшей российской истории), во-вторых, эту власть некому будет передавать: элита не обладает навыком самостоятельных, не «заказанных» сверху коллективных действий (в похожей ситуации полвека назад оказались насеровские «свободные офицеры» в Египте, честно пытавшиеся отдать власть любой партии, способной провести полноценную аграрную реформу, но методом исключения пришли к выводу, что модернизационные реформы делать некому, кроме их самих – помещики и компрадоры их не хотели).

Следовательно, революционный сценарий в будущей России возможен лишь как «жесткий», переводящий латентный и мягкий авторитаризм в жесткую форму, либо как «обвал», он же – «бунт бессмысленный и беспощадный». За этим – с непредсказуемым временным лагом последует новая, но уж никак не поддающаяся прогнозированию либерализация.

Сценарий частичной либерализации также труден для прогнозирования, однако лишь он дает какую-то надежду на позитивную эволюцию партийной системы.

1. Модернизационное развитие современной России предполагает решение комплекса проблем, связанных с обеспечением конституционного принципа политического многообразия и условий для полноценной реализации политических прав граждан.