Экономические взгляды С.Сисмонди

     Но  Сисмонди выставляет более серьезный  аргумент против конкуренции. Погоня за дешевизной, замечает он, толкает предпринимателя  к экономии не только на вещах, но даже и на людях. Конкуренция повсюду  заставила вербовать для фабрик женщин и детей на место взрослых мужчин.

     Сисмонди  признавал, что доход землевладельца и капиталиста происходит от труда, которого они не выполняют. Он основательно различает доход от труда и  доход от земельной собственности, но последний в его глазах не менее  законен, чем первый, ибо, говорит  он, получающие доход без труда "получили на него перманентное право благодаря  первоначальному труду, который  сделал более прибыльным годовой  труд".

     Тут мы подходим к центральному пункту мировоззрения Сисмонди - пункту, где  он, покидая чисто экономическую  почву, на которой стояли классики, вступает в новую область - область  распределения собственности. В  социальном факте неравномерного распределения  собственности между людьми и  проистекающего отсюда неравенства  сил у договаривающихся сторон Сисмонди найдет объяснение противоречия между  частным и общественным интересами.

4. Отделение собственности от труда. Объяснение кризисов.

     Сисмонди  первый сформулировал мысль, что  индустриальное общество имеет тенденцию  к распадению на два абсолютно  различных класса: на класс работающих и класс владеющих, или, как он часто говорит, на богачей и бедняков. Свобода конкуренции ускоряет это  распадение, она губит все промежуточные  слои и ставит лицом к лицу пролетариев  и капиталистов. "Промежуточные  слои исчезли, - говорит он. - Мелкие собственники и фермеры в деревнях, мелкие хозяйчики и мастера и  мелкие лавочники в городах не могли выдержать конкуренции  с руководителями крупных предприятий. В обществе нет больше ни для кого места, кроме крупного капиталиста  и наемника, и на глазах у всех ужасающим образом рос раньше почти незаметный класс людей, которые  абсолютно не имеют никакой собственности". "Мы находимся в совершенно новых  условиях общественной организации, которых  мы до настоящего времени еще не знали. Мы стремимся всякую собственность  отделить от всякого труда... В этом я вижу опасность".

     Этот  закон капиталистической концентрации, который будет играть в системе  Маркса такую важную роль и который  является верным относительно предприятий (если только он действительно верен), но, по-видимому, неприменим к собственности - этот знаменитый закон нашел в  Сисмонди своего первого верующего. И Сисмонди дал ему поистине захватывающее  изложение. Он показывает, какие опустошения производит этот закон в земледелии, в индустрии и торговле.

     Откуда происходит бедность рабочих, как не от того, что, будучи в слишком большом количестве по сравнению со спросом на труд, они принуждены для поддержания своего существования соглашаться на первую предложенную заработную плату вопреки собственному интересу и интересу своего класса в целом. Кто же поставил "бедняка в необходимость подчиняться под страхом голодной смерти тяжелым и все более становящимся тяжелыми условиям"? Отделение собственности от труда. Если бы, как некогда, рабочий был независимым ремесленником, он мог бы предвидеть свой доход и ограничить свое потомство, ибо народонаселение всегда регулируется сообразно доходу. Народонаселение растет или уменьшается по прихоти капиталиста. "Всякий раз, как будет спрос на труд и за него будет предлагаться достаточная заработная плата, рабочий будет размножаться. Если спрос прекратится, рабочий погибнет".

     Сисмонди  видит в этом не доказательство гармоничного приспособления предложения к спросу, а один из плачевных результатов  отделения собственности от труда. Впрочем, Сисмонди допускает ошибку: он думают, что высокая заработная плата по необходимости вызывает размножение населения, между тем как ныне факты, по-видимому, доказывают, что известные, вызываемые большей имущественной обеспеченностью привычки стремятся, наоборот, в известных случаях ограничить его. Как бы там ни было, но неимущий класс, т.е. большинство наций, рассматривается как простое орудие в руках имущих. Последние берут его или бросают по прихоти своей фантазии или своей выгоды.

     Сисмонди  вводит в оборот знаменитую противоположность между чистым и валовым продуктом. Если бы все крестьяне были собственниками земли, у них была бы уверенность найти на своем поле по крайней мере средства для поддержания своего существования. Они никогда не довели бы до того, чтобы валовой продукт пал ниже уровня достаточных для их поддержания средств существования. Но положение дел меняется с возникновением крупной земельной собственности, с превращением крестьянина в сельскохозяйственного рабочего. Крупный землевладелец стремился лишь добыть чистый продукт, разницу между стоимостью производства и продажной ценой. Какое ему дело, что он жертвует валовым продуктом, - лишь бы возрастал чистый продукт.

     Наконец, этой же противоположностью между собственностью и трудом объясняются экономические  кризисы.

     По  Сисмонди, кризисы отчасти объясняются  трудностью хорошо знать рынок, сделавшийся  слишком обширным, а также тем  фактом, что производители руководствуются  больше умножением своих капиталов, чем потребностями рынка. Но прежде всего они объясняются неправильным распределением дохода. Последствием отделения собственности от труда  является то, что увеличиваются только доходы владеющих, а доходы рабочих  всегда остаются на уровне ограниченного  минимума. Отсюда с необходимостью вытекает недостаток гармонии в спросе на продукты. При условии равномерного распределения собственности и  почти общего увеличения доходов  в росте спроса тоже наблюдалась  бы известная равномерность. В индустрии, создающей продукты для удовлетворения самых существенных и самых общих  потребностей, производство росло бы правильно и безостановочно. В  действительности же увеличивается  только доход богачей. Поэтому на место спроса на предметы общего потребления  они устанавливают все более  растущий спрос на изысканные предметы, бросают основные производства и  требуют создания производств предметов  роскоши. Если же последние умножаются не слишком быстро, они для удовлетворения своих вкусов обращаются за границу. Что происходит от этих непрестанных колебаний? Брошенные отрасли промышленности должны распустить своих рабочих. С другой стороны, новые отрасли производства развиваются медленно. За это время рассчитанные рабочие, остающиеся безработными, вынуждены сократить свое потребление, вследствие чего наступает постоянное недопотребление, которое с необходимостью влечет за собой кризисы соответствующих отраслей промышленности. "Вследствие концентрации состояний у небольшого числа собственников внутренний рынок все более сужается и индустрия все более вынуждается искать сбыта своим товарам на внешних рынках, где ей грозят еще более значительные пертурбации". Таким образом, "потребление одного фабриканта-миллионера, заставляющего работать в своей мастерской тысячу рабочих, доведенных до пределов крайней нужды, неравноценно в глазах нации потреблению сотни фабрикантов, менее богатых и заставляющих работать каждый лишь по десять рабочих, но менее бедных".

     Данное  Сисмонди объяснение кризисов, объяснение, воспринятое с того времени очень  многими авторами, не из очень основательных. Трудность приспособления производства к спросу, вероятно, не исчезнет, если даже распределение богатств станет более равномерным. Впрочем, то, о  чем говорит Сисмонди, есть скорее хроническая заминка в известных  отраслях промышленности, чем острые и периодические кризисы. Но за его  теорией остается по крайней мере та заслуга, что она пытается дать объяснение еще непонятному явлению, тогда как Ж.Б.Сэй и Рикардо  предпочитали обходить его молчанием  или считать второстепенным под  тем предлогом, что в конечном счете равновесие всегда восстанавливается.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

5. Реформаторские  проекты С. Сисмонди.

     Заслуга Сисмонди, что он выдвинул на первое место факты, которые оставались незамеченными благодаря господствующей тенденции политической экономии. В общем все его учение, по нашему мнению, проникнуто пессимистической точкой зрения на экономический прогресс. Он смело показал обратную сторону медали, у которой другие ничего не хотели видеть, кроме блестящей стороны. После Сисмонди уже нельзя больше говорить о спонтанной гармонии интересов, нельзя больше забывать, какие бедствия и страдания скрывает в себе прогресс производства, нельзя больше скользить по кризисам как по явлениям преходящим и безразличным, нельзя больше забывать, какую роль играет в экономическом мире неравномерное распределение собственности и доходов, полагающее между договаривающимися сторонами колоссальное неравенство, которое часто сводит к нулю при спорах свободу спорящих, нельзя, словом, больше забывать социальных последствий экономических переворотов. А вследствие этого становится уместной социальная политика. С точки зрения Сисмонди, не имеет никакого смысла проповедуемое школой Адама Смита государственное невмешательство. Наоборот, для общества открывается широкое поле для вмешательства, чтобы указывать пределы частной инициативе и исправлять злоупотребления отдельных лиц. Таким образом, Сисмонди был первым проповедником принципа государственного вмешательства.

     Государство, по его мнению, должно направить  свою деятельность прежде всего на то, чтобы сдерживать разнузданность производства и тормозить слишком  быстрый прогресс новых изобретений. Сисмонди мечтает о таком развитии промышленности, которое шло бы медленными шагами, никому не причиняя вреда, не сокращая ничьего дохода и даже не уменьшая нормы процентов. Вследствие своей  чувствительности он становился робким, и его противники смеялись над  его филантропией.

     На  самом деле, Сисмонди, по-видимому, сам  не сомневался, что ограничение производства под предлогом избежать непосредственных страданий замедлит прогресс благосостояния даже тех классов, о которых он заботится. Его точку зрения можно  объяснить лишь его ошибочным  убеждением в том, что уже в  настоящее время производство в  Европе в состоянии удовлетворить  все потребности. Никогда Сисмонди не подозревал относительной бедности индустриальных обществ, которая так  живо поражала Ж.Б. Сэя. Впрочем, он очень  хорошо отдает себе отчет в том, что  политику правительства в этом пункте изменить нелегко, и обращает свои надежды  в другую сторону.

     Так как главными причинами современных  зол являются неуверенность рабочих  классов в получении дохода и  отсутствие у них собственности, то в эту сторону и следует  направить все усилия правительства.

     Первой  целью, следовательно, будет восстановление повсюду, где возможно, объединения  труда с собственностью. Для этого  Сисмонди проповедует в земледелии возврат к тому, что он называет патриархальной собственностью, т.е. к  увеличению числа крестьян-собственников. В "Новых началах" он дал блестящее  описание счастливого житья их. В  индустрии он хотел бы возродить  независимого ремесленника: "Я хочу, чтобы промышленность городов, равно  как и промышленность сельская, была разделена между множеством отдельных  независимых мастерских, а не была соединена под руководством одного хозяина, который распоряжается  сотнями или тысячами рабочих; я  хочу, чтобы капиталы, вложенные  в промышленность, были поделены между  множеством средних капиталистов, а  не были соединены в руках одного человека, владельца многих миллионов; я хочу, чтобы промышленный рабочий  имел надежду, почти уверенность, стать  компаньоном своего хозяина, чтобы  он женился лишь тогда, когда будет  иметь известную часть предприятия, вместо того чтобы, как это бывает ныне, стариться без надежды на движение вперед". Такова цель.

     В ожидании реализации объединения собственности с трудом Сисмонди требует для настоящего времени несколько очень простых реформ для устранения самых вопиющих страданий рабочего класса. Он хотел бы, чтобы прежде всего возвратили или, лучше сказать, дали рабочим право коалиции, затем, чтобы запретили труд детей и воскресный труд, а также ограничили бы труд взрослых рабочих. Он хотел бы наконец, чтобы установили то, что он называет "профессиональной гарантией", т.е. чтобы возложили на нанимателя (сельскохозяйственного или индустриального) обязанность содержать за свой счет рабочего во время болезни, безработицы и старости. Если бы этот принцип был принят, у нанимателей не было бы интереса бесконечно понижать заработную плату своих рабочих или вводить машины и без нужды увеличивать производство. Сделавшись ответственными за судьбу своих рабочих, они отдавали бы себе отчет, какое влияние на их благосостояние оказывают все нововведения, которые они ныне рассматривают лишь с точки зрения своих барышей. В этом предложении можно было бы, пожалуй, увидеть предвосхищение идеала крупных законодательных актов социального страхования, которое вводится у себя европейскими странами в продолжении последних 30 лет. Но это только отчасти. У Сисмонди не общество должно нести ответственность, а хозяин, и он ставит в упрек английским законам о благотворительности, в частности знаменитому закону о бедных, именно то, что они поощряют хозяев к понижению заработной платы и к индифферентности к судьбе рабочих.

     В общем, в его реформаторских проектах, как и в его критике экономистов, проглядывают то колебание и та неуверенность, которые порождаются в нем  постоянным конфликтом между разумом  и чувством. Слишком умный, чтобы  не видеть благодеяний нового промышленного  строя, слишком чувствительный, чтобы  не быть взволнованным некоторыми его  печальными последствиями, слишком  консервативный и слишком осторожный, чтобы мечтать о полном общественном перевороте, он стоит изумленный и опечаленный бессилием людей перед злом. Но он не чувствует себя способным открыть средство и сам в трогательных выражениях делает скромное признание в этом:

     "Указав  на то, где, по моему мнению, принцип и где справедливость, я признаю, что не чувствую  в себе сил указать средства  для проведения их в жизнь.  Распределение плодов труда между  теми, кто способствует их производству, мне представляется неправильным; но мне кажется, что почти  выше человеческих сил представить  себе строй собственности, абсолютно  отличный от того, который нам  известен по опыту". 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Вывод:

     Интересно отметить в учении Сисмонди очень развитые зародыши многих тенденций, которые в течение XIX столетия приобретут громадное значение. В его лице классическая школа встречает на своем пути первого критика, и уже он подводит итог тем главным "еретическим" положениям, против которых ей придется впоследствии бороться и которые заслонят ее от внимания общества. Произведение ли Сисмонди определило эти новые тенденции? Это кажется маловероятным. Его непосредственное влияние было очень ограничено. Оно отразилось только на социалистах. Его книга была довольно быстро забыта, и только в наше время вновь постигли ее значение. Точнее было бы сказать, что в течение XIX столетия происходили возрождение и самопроизвольный расцвет представляемых Сисмонди идей. Но тем не менее он первый осмелился поднять голос против принципов, стремившихся превратиться в догмы. Он первый вопреки господствующему мнению подчеркивает факты, которые не укладываются в широкие и простые обобщения его предшественников. Если он и не является главой новых школ, то во всяком случае они будут вдохновляться теми же чувствами и формулировать те же идеи.

     В его призывах к чувству, в его  симпатии к рабочему классу, в его  критике промышленного строя, машин, конкуренции и личного интереса, признаваемого за единственный экономический  двигатель, уже проглядывает бурная реакция чувств на бесстрастность ортодоксальной экономии. В его учении как будто  бы слышатся голоса всех социальных христиан, которые во имя христианского милосердия и общечеловеческой солидарности будут протестовать против социальных последствий крупной индустрии. Как и Сисмонди, социальный христианин поднимается не против политической экономии самой по себе, но скорее против слишком буржуазных и слишком легко удовлетворяющихся тенденций тех, кто исповедует ее. Он возбудит пристрастное преследование не столько против науки, сколько против официальных представителей ее и против общества, которое пользуется ею для оправдания собственного эгоизма.