Социокультурные преобразования в России на рубеже XIX-XX веков

 

3. Меценатство как социокультурное  явление «СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА». Теснейшим  образом со сферой художественной  культуры «Серебряного века»  связано такое явление как  МЕЦЕНАТСТВО. Само это понятие  стало нарицательным, и как  каждое нарицательное понятие  оно имеет свою подоплеку. Произошло  он от имени Мецената, древнеримского  политического деятеля и писателя, жившего в I века до нашей  эры. Будучи ближайшим советником  императора Августа, Меценат покровительствовал  кружку поэтов, в который входили  выдающиеся поэты того времени  – Вергилий, Гораций, Проперций  -, оказывал им материальную поддержку  и использовал их творчество  в интересах империи. С тех  пор меценатство стало рассматриваться  как бескорыстная материальная  помощь деятелям искусства или  частными персонами, или целыми  организациями, корпорациями.

 

Так вот, в первом ряду русских  меценатов конечно же стоит имя  П.М. Третьякова, московского купца  и промышленника. Начиная с 18556 г. он систематически покупал лучшие произведения русских живописцев и создавал богатую  картинную галерею, которую в 1893 г. он принес в дар Москве.

 

Другим крупнейшим меценатом  национального искусства был  богатый купец, строитель Северной железной дороги С.И. Мамонтов. В 1870 г. Мамонтов приобрел подмосковное имение Абрамцево. В этом доме собирались впоследствии выдающиеся представители русской  культуры.

 

Великие русские живописцы  – В. Серов, В. Поленов, И. Репин, К. Коровин, М. Врубель, В. Васнецов – творили  здесь. Именно здесь родились многие шедевры отечественного изобразительного искусства.

 

Феноменом русской культуры явилась Московская частная русская  опера, которую Мамонтов основал  на свои деньги. С ней связана  деятельность композиторов Ипполитова-Иванова, Калинникова, Рахманинова, Римского-Корсакова; художников Врубеля, Коровина, Малютина, Сомова.

 

Театр пропагандировал прежде всего творчество русских композиторов и лучшей зарубежной классики. Эстетическая направленность частной оперы наиболее полно выразилось в творчестве гениального  русского певца Ф.И. Шаляпина, который  первое признание получил именно здесь.

 

В ряду русских меценатов  выделялось имя крупнейшего «ситцевого»  фабриканта и «текстильного короля»  С.И. Морозова. Он был большим любителем  театра. Именно на его средства –  а это были большие деньги по тем  временам – около полумиллиона рублей – был построен Московский художественный театр. И в дальнейшем Морозов  всячески оказывал помощь этому, да и  другим театрам, в постановке спектаклей. Помогал он материально и отдельным  актерам. Близкий к демократически настроенной художественной интеллигенции  Морозов затем проникся сочувствием  к рабочим, сблизился с революционерами, стал оказывать им денежную помощь, вступив в острый конфликт как  с властями, так и людьми своего круга и родственниками. Что в  конечном счете привело к тому, что Морозов покончил жизнь самоубийством.

 

Естественно, о всех российских меценатах того времени рассказать невозможно, но такого деятеля как  С. Дягилев мы пропустить не вправе. В декабре 1899 г. Дягилев на свои средства создал журнал «Мир искусства», давший название целому направлению в русском  изобразительном искусстве. Вокруг журнала объединились художники  А. Бенуа, К. Сомов, Е. Лансере, М. Добужинский, Л. Бакст, Б. Кустодиев, Судейкин. Важной особенностью мир искусников был  универсализм - они выступали как  критики, искусствоведы, театральные  режиссеры и декораторы, писатели. Эстетика «Мира искусства» также  определялась идеалом всеобъемлющего художественного синтеза, основанного  на историко-культурной ретроспекции как выражении универсальности  и свободы личности творца. Эстетический смысл самого названия «Мир искусства» - примирение всех направлений и  школ, всех родов и жанров искусства, лишь бы они служили красоте. «Великая сила искусства заключается именно в том, что оно самоцельно, самополезно  и главное – свободно» - писал  Дягилев.

 

Но наибольшая заслуга  Дягилева перед русской культурой  заключалась в том, что начиная  с 1909 г. в Париже проходили так  называемые Русские сезоны, которые  были им организованы. Основное «блюдо»  этих сезонов – выступление русского балета /группы, которую организовал  меценат и куда входили звезды первой величины балетного небосклона – Анна Павлова, Тамара Карсавина, Вера Каралли, Вацлав Нижинский, Михаил Фокин, Михаил Мордкин/. Дягилев мудро рассудил, что балет способен быть лучшим проводником  новых идей искусства: объединяя  музыку, живопись, пластический сплав  пантомимы и танца, а язык танца  понятен зрителям любой страны.

 

Когда началась первая мировая  война, связь дягилевцев с Россией  прервалась. Тем не менее, труппа по-прежнему называлась «русский балет» до самой  смерти ее основателя в 1929 г.

 

4. Проблема русской интеллигенции  как социокультурная проблема. Особое  место в культуре «Серебряного  века» заняла тема русской  интеллигенции. Само слово ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ  /от лат. intelliqens – понимающий, мыслящий, разумный/ хотя и имеет латинские  корни, но является русским  по происхождению. Термин «интеллигенция»  появился в России в середине 19 века, его ввел в оборот русский  писатель П. Боборыкин. А затем  из русского этот термин перешел  в другие языки. Что же такое  «интеллигенция»? Уже в «Толковом  словаре русского языка» В.  Даля дается ее определение:  «Интеллигенция – разумная, образованная, умственно развитая часть жителей».

 

Лучше будет сказать, что  интеллигенция – это та часть  общества, которая создает, пропагандирует и распространяет духовные ценности. Как бы то не было, но интеллигенция  в России как специфический феномен  российской жизни окончательно оформилась во второй половине XIX века. Именно в  это время и сложились ее родовые  черты или стереотипы.

 

Первый такого рода стереотип  – интеллигент должен быть в оппозиции  властям, причем любым. Отсюда презрение  к государству и его институтам. Интеллигенция, как говорится, с  порога отрицала государство как  таковое. Это явилось результатом  неготовности значительной части интеллигенции  признать, что политическая жизнь  имеет свою закономерность, свою логику, какой бы неприятной она ни была. Реальная жизнь, увы, труднее и грязнее  той идеальной схемы устройства общества, какой часто грешили  русские интеллигенты. Однако неучастие  в этой жизни частных людей, или, как говорят, людей порядочных /а  к ним безусловно относилось большинство  русской интеллигенции/ делает политическую жизнь еще грязнее.

 

Второй стереотип русского интеллигента – это его внутренне  обязательное противопоставление духовного  и материального. Он аристократ духа. Его духовный мир богат, поэтому  мир реальный выглядит беднее и ему  не интересен. Интеллигенция должна быть выше грязи повседневной жизни. Отсюда другая принципиальная особенность  интеллигенции – презрение ко всякому накопительству, богатству.

 

Противопоставление интеллектуального  поиска предпринимательству /бизнесу/, недостаточная практичность в повседневной жизни становится источником гордости и самоуважения интеллигента. И в  этом смысле мы найдем немало текстов  в русской литературе. Возьмем  роман И. Гончарова «обломов». С  одной стороны Илья Обломов, в  котором воплотились прекрасные черты русского характера: отзывчивость, чуткость, стыдливость, душевность, великодушие, кротость. В то же время Обломов  живет лишь мечтами, он непрактичен. Но Гончарову, как русскому интеллигенту он близок по духу, он описывает этот образ любя, находит так сказать  мягкие краски. С другой стороны  другой герой романа – Штольц. Человек  тоже неплохой и даже благородный. Но гончаров ему видно по всему не симпатизирует потому что он расчетливый, предприимчивый. И недаром и фамилия  у него немецкая, ибо все немцы  таковы, это не русская открытая душа, хотя и ленивая. В этом же ключе  пояснение одного из героев драмы  А. Островского «Бесприданница»: «Иностранец, голландец, душа коротка, у них арифметика вместо души-то».

 

Далее, если западный интеллектуал – это профессионал, нашедший себя в структуре своего общества и  внутренне разделяющий его традиции, то и российский интеллигент –  это, как правило, человек, обретший себя в сфере идеала, и чувствует  себя внутренне чуждым « практической жизни». Отсюда негативное отношение  к проектной, жизнестроительной  работе. Нет у него навыка созидательно, позитивно смотреть на свой труд, ему  гораздо привычнее переживать, негодовать, страдать, чем искать какой-то выход  из конкретной ситуации. Отсюда частая убежденность, что жизнь тяжела. Как чеховский герой из пьесы «Дядя Ваня», который все рассуждает и мучается всякими комплексами, а его антипод профессор Серебряков хотя бы понимает, «что дело надо делать господа, дело». Но хотя по существу этот профессор прав, но вся чеховская ирония состоит в том, что Серебряков бездарь, и не дай бог нам его дело. А истинные таланты лишь рассуждают и комплексуют.

 

Но русский интеллигент  не только комплексует, он не может  всерьез отвечать на вопросы, поставленные не интеллигентами. Он рожден, чтобы  самому задавать вопросы обществу и  прежде всего извечно русские  вопросы – «Кто виноват?» и  «Что делать?». Отсюда еще одна черта  русского интеллигента – он глобалист. Он может размышлять о мироздании, думать о всеобщем благе, но при этом может не замечать боль близкого человека. Русский интеллигент может любить народ вообще, а не отдельного его  представителя. Но народ состоит  из людей, поэтому нельзя, скажем, любить или не любить грузин или армян. Можно  не любить грузина торговца на рынке, но при этом любить грузинского актера Вахтанга Кикабидзе.

 

Подытоживая все сказанное  о характерных чертах /стереотипах/ русского интеллигента можно сделать  вывод, что картина вырисовывается не очень отрадная - почти один негатив. Но почему же тогда такое явление  как русская интеллигенция во всем мире рассматривается как явление  не только уникальное, но уникальное именно в гуманистическом контексте? Попытаемся ответить на этот вопрос. Начнем с того, что не подлежит никакому сомнению, что история русской духовной культуры неразрывно связана с историей русской интеллигенции, которая  выступала одновременно и ее носителем, и творцом, и теоретиков, и критиком, и еще много чем, а фактически сама являлась средоточием и смыслом  русской культуры.

 

Русская интеллигенция была не просто составной частью истории  русской культуры, но как бы концентрировала  в себе ее собственную судьбу. А  судьба русской интеллигенции была драматической, а подчас и трагической. В чем же в таком случае ее драматизм  и трагизм? Он заключается в парадоксальном существовании интеллигенции в  российском обществе. /Парадокс – это  своеобразное мнение или положение, противоречащее здравому смыслу. Например, русская поговорка – «В огороде  бузина, в Киеве – дядька», или  из студенческого фольклора –  «По улице шли два студента, один в пальто, другой – в университет»/.

 

С одной стороны, интеллигенция  плоть от плоти своего народа. Она  считалась как бы «совестью народа», ибо принимала на себя все несправедливости и общественные «болячки», и глубоко  их переживала. Более того, общий  подъем культуры народа, и самое  главное – раскрытие творческого, духовного и, прежде всего, нравственного  потенциала зависело прежде всего от интеллигенции. С другой стороны, русская  интеллигенция всем мешала. Она мешала властям, ибо будучи в оппозиции  к ним, постоянно напоминала, что  не гоже думать только о своей корысти, занимаясь воровством, коррупцией. Надо подумать и о благе народа. Она мешала деловым людям –  мешала их предпринимательству, напоминая  постоянно, что не в накоплении богатства  – счастье жизни. А если накопили его, то надо с народом поделиться.

 

Но больше всего она  мешала именно простому народу – крестьянам, рабочим, просто обывателям. Как бы ни были глубоки народные корни, интеллигенция  в немалой степени оторвана от народа, между ними всегда имеется  определенный барьер. Простому народу интеллигенция была непонятна своим  идеализмом, оторванностью от постоянных житейских забот, ибо народ в  своем абсолютном большинстве жил  не идеями, какими бы светлыми они не казались, а хлебом насущным. Но истинный трагизм русской интеллигенции  напрямую связан с русской революцией, которую во многом она духовно  подготовила.

 

Пожалуй, наиболее заостренно проблему революции и судьбы русской  интеллигенции поднял М. Горький  по горячим следам Октябрьской революции 1917 г. В начале 1918 г. выходит его  работа «Несвоевременные мысли», которая  имела подзаголовок – Заметки  о революции и культуре. Именно здесь Горький отмечает, что «революция дала полный простор всем дурным и  зверским инстинктам, накопившимся под  свинцовой крышей монархии, и, в то же время она отбросила в сторону  от себя все интеллектуальные силы демократии, всю моральную энергию  страны». Горький – художник, а  потому и в публицистике он мыслит художественными образами. «Моральная энергия страны» - это и есть русская  интеллигенция.

 

Но в том-то и парадокс, что сам Горький, будучи, конечно  же, русским интеллигентом, плоть  от плоти народа, был одним из идейных вдохновителей этого  «безобразия». Он же призывал революцию, чуть ли не открыто. Вспомним его «Песню о Буревестнике» - «Буря! Пусть сильнее  грянет буря!» Теперь Горький скорбит, ибо он отчетливо понимает, что  революция, казавшаяся ему прежде воплощенными социально-историческим творчеством  масс, обернулась в России /кстати не только в России/ анархией, разрушением, насилием, разгулом жестокости, озлобленности, ненависти, наконец, угрозой для  существования русской культуры.

 

Иным было восприятие Октября  у А. Блока, поэта и мыслителя  иного происхождения и иной творческой судьбы, чем М. Горький. Если Горький, как истинный русский самородок, вышел и самой толщи народа, а его университетами была Россия и ее люди, с которыми он встречался, путешествуя по ее просторам, то блок был аристократ, он имел родовое  имение. В своем поэтическом творчестве, будучи во многом декадентом, воспевал красоту и естественно был  далек от радикальных кругов русской  интеллигенции. Тем не менее, в отличие  от Горького, он принял Октябрьскую  революцию, принял ее как роковую  неизбежность, как неотвратимое событие  истории, как сознательный выбор  русской интеллигенции.

 

В своей знаменитой поэме  «Двенадцать»; а также в статье «Интеллигенция и революция» революция  воспринимается поэтом как ВОЗМЕЗДИЕ. Революция – это возмездие  бывшему господствующему классу, который был далек от народных чаяний, интеллигенции, которая жила иллюзиями, а не конкретными народными  нуждами. Революция в романтическом  представлении Блока – вихрь, буря. А разве буря не разрушает  все на своем пути? Чем больше разрушено, «тем меньше останется безобразного старого мира, тем быстрее будет  переделываться, тем решительнее развяжется узел противостояния народа и интеллигенции». Но Блок обольщался, думая, что развяжет узел противоречия народа и интеллигенции. Революция просто обрубила этот узел. Но Блок этого уже не узнал, ибо это окончательно произошло после его смерти в 1921 году в голодном и холодном Петрограде.