Скандинавская мифология

Введение

Когда мир был  на пять веков моложе, все жизненные  происшествия облекались в формы, очерченные куда более резко, чем в наше время. Страдание и радость, злосчастье и удача различались гораздо  более ощутимо; человеческие переживания  сохраняли ту степень полноты  и непосредственности, с которой  и поныне воспринимает горе и радость  душа ребёнка. Всякое действие, всякий поступок следовал разработанному и  выразительному ритуалу, возвышаясь до прочного и неизменного стиля  жизни. Важные события: рождение, брак, смерть – благодаря церковным  таинствам достигали блеска мистерии. Вещи не столь значительные, такие, как путешествие, работа, деловое  или дружеское посещение, также  сопровождались неоднократными благословениями, церемониями, присловьями и обставлялись теми или иными обрядами.

Бедствиям и обездоленности неоткуда было ждать облегчения, в  ту пору они были куда мучительнее  и страшнее. Болезнь и здоровье разнились намного сильнее, пугающий мрак и суровая стужа зимою  представляли собой настоящее зло. Знатностью и богатством упивались  с большей алчностью и более  истово, ибо они гораздо острее противостояли вопиющей нищете и  отверженности. Подбитый мехом плащ, жаркий огонь очага, вино и шутка, мягкое и удобное ложе доставляли тот громадное наслаждение, которое  впоследствии, быть может, благодаря  английским романам, неизменно становится самым ярким воплощением житейских  радостей. Все стороны жизни выставлялись напоказ кичливо и грубо. Прокажённые  вертели свои трещотки и собирались в процессии, нищие вопили на папертях, обнажая своё убожество и уродства. Состояния и сословия, звания и  профессии различались одеждой. Знатные господа передвигались, не иначе как блистая великолепием оружия и нарядов, всем на страх и  на зависть. Отправление правосудия, появление купцов с товаром, свадьбы  и похороны громогласно оповещались  криками, процессиями, плачем и музыкой. Влюблённые носили цвета своей дамы, члены братства – свою эмблему, сторонники влиятельной персоны – соответствующие  значки и отличия.

Во внешнем облике городов и деревень также преобладали  пестрота и контрасты. Современный  город не переходил, подобно нашим  городам, в неряшливые окраины с  бесхитростными домишками и унылыми  фабриками, но выступал как единое целое, опоясанный стенами и ощетинившийся  грозными башнями. Сколь высокими и массивными не были бы каменные дома купцов или знати, здания храмов своими громадами величественно царили над городом.

Разница между летом  и зимой ощущалась резче, чем  в нашей жизни, так же как между  светом и тьмой, тишиною и шумом. Современному городу вряд ли ведомы непроглядная темень, мёртвая тишина, впечатляющее воздействие одинокого огонька  или одиночного далёкого крика.

Из-за постоянных контрастов, пестроты форм всего, что затрагивало  ум и чувства, каждодневная жизнь  возбуждала и разжигала страсти, проявлявшиеся то в неожиданных  взрывах грубой необузданности и  зверской жестокости, то в порывах  душевной отзывчивости, в переменчивой атмосфере которых протекала  жизнь средневекового города.

Но один звук неизменно  перекрывал шум бесперебойной жизни; сколь бы он ни был разнообразным, он не смешивался ни с чем и возносил всё преходящее в сферу порядка  и ясности. Это колокольный звон. Колокола в повседневной жизни уподоблялись предостерегающим добрым духам, которые  знакомыми всем голосами возвещали  горе и радость, покой и тревогу, созывали народ и предупреждали  о грозящей опасности. Их звали по именам: Роланд, Толстуха Жаклин – каждый разбирался в значении того или иного  звона. И хотя колокола звучали почти  без умолку, внимание к их звону  вовсе не притуплялось.

Мифология германских народов

Сведения по мифологии  древних германцев крайне отрывочны  вследствие сравнительно ранней и глубокой христианизации западногерманских  племён; по скандинавской мифологии  мы располагаем несравненно более  полными литературными источниками  вследствие более поздней христианизации Скандинавии, а также бережного  сохранения дохристианской культурной традиции в Исландии вплоть до т.н. исландского  возрождения 13 в. Поэтому для более  полного представления мифологической "модели мира" того времени в  этой работе рассматривается также  и скандинавская мифология, как  более близкая германской.

Наиболее ценные сведения по мифологии и верованиям западных германцев имеются в "Германии" Тацита (1 в. н.э.). Тацит упоминает  земнородного бога Туисто, имя которого означает "двойное (двуполое) существо", что даёт основание для его сближения со скандинавским Имиром, а также с культом близнецов у древних германцев. От Туисто якобы происходит первый человек (Манн), а от Манна – родоначальники трёх племенных или культовых групп германцев – истевоны, герминоны и ингевоны. Из этих родоначальников с определённостью устанавливается предок ирминонов Инг. Не исключено также, что упоминаемый немецким историком 10 века Видукиндом бог Ирмин, ассоциирующийся со столпом Ирминсуль у саксов (культовый аналог мирового древа), считался предком герминонов. Ирмина, в свою очередь, сближают с саксонским Сакснотом и Тивасом (скандинавский Тюр) в связи с традиционным сопоставлением этих богов с Марсом.

Тацит свидетельствует  о почитании германцами Меркурия, Марса, Геркулеса и Исиды, подразумевая при этом, вероятно, Водана, Тиу, Донара и, возможно, Фрейю или Фрию. Один из аргументов для первых трёх отождествлений – совпадение посвящённых им дней недели. Меркурию, по словам Тацита, приносятся человеческие жертвы. Это вполне соответствует  скандинавским представлениям о  культе Одина. Обозначение Донара римским  именем Геркулеса подходит для Тора, т.к. последний представлен в мифах  богатырём, защищающим человеческий мир  от чудовищ. Исходя из римских наименований германских и кельтских богов  и некоторых других параллелей, Тиу, Водана и Донара можно сопоставить  с кельтскими богами Нуаду, Лугом  и Огма; Донар, по-видимому, тождествен кельтскому громовнику Таранису. По своей  основной функции, отражённой в имени, Донар – типичный индоевропейский  громовник, сопоставимый с индийским  Индрой, Тивас, этимологически и генетически  соответствует индоевропейскому Дьяусу. В установленной Ж. Дюмезилеш (Франция) трёхчленной структуре социальных функций индоевропейских богов  Тивас сначала, по-видимому, осуществлял  функцию духовной и юридической  власти, а Донар – воинскую функцию, но затем Водан, который вначале  был хтоническим демоном и  покровителем воинских инициаций, стал высшим божеством и вытеснил функционально  Тиваса, что дало основание сравнивать Водана с индийским Варуной. Что  касается третьей функции – плодородие-богатство, то тут надо учитывать сообщение  Тацита о культе Нертус, которая, несомненно, была богиней растительности, плодородия, возможно, богиней земли. Так как  Нертус лингвистически является точной женской формой имени Ньёрда – скандинавского бога плодородия и морской стихии, то, возможно, что предметом почитания древних германцев была пара Ньёрд-Нертус, брат-сестра и муж-жена, наподобие скандинавских Фрейи-Фрейра, считающихся детьми Ньёрда. Народы, почитающие Нертус, относятся, согласно Тациту, к ингевонам, что соответствует связи Ньёрда и Фрейра.

Некоторые боги упоминаются  в древнейших германских текстах  – т.н. Мерзебургских заклинаниях (записаны в 10 в.), составленных в земле  франков. В Первом мерзебургском  заклинании фигурируют женские божества – дисы, родственные скандинавским  валькириям и норнам, а во Втором мерзебургском заклинании упоминаются  Водан как главный носитель магической силы, Фрия и её сестра Фолла. Некоторые  сведения о германской мифологии  содержатся в сочинениях, посвящённых  истории готов, историка Иордана (6 в.) и византийского историка Прокопия Кесарийского (6 в.), в франкских хрониках Григория Турского (6 в.) и Фредегара (7 в.), в "Истории лангобардов" Павла  Диакона (8 в.), в "Церковной истории  народа англов" Беды Достопочтенного (8 в.). Например, Павел Диакон пересказывает  этионимическую легенду о происхождении  имени "лангобарды" (букв. "длиннобородые"), в которой фигурируют Водан и  Фрия: Водан покровительствует вандалам, а Фрия – винилам, она советует своим любимцам сделать так, чтобы  женщины винилов вышли перед  битвой пораньше и привязали свои волосы как бороды. Так как Водан  предсказал победу тем, кто раньше окажется на поле боя, то победили винилы. В Скандинавии  сохранились наскальные изображения  эпохи бронзы (2-я половина 2-го тыс. до н.э.) по-видимому, отражающие культовые  сцены и символы: корабли, повозки, пахота, культовый танец и священный  брак, солярные символы в виде колеса, топоры, люди и животные, ассоциирующиеся, вероятно, с культами плодородия и  культом мёртвых; фигура человека с  топором может быть сопоставлена с Тором, а собственно аграрная тема – с ванами, может быть даже и  с Бальдром.

Многие скандинавские  учёные находят отражение скандинавской  религии эпохи бронзы в верованиях скандинавских саамов, описанных  ещё в 17 в.: "громовой старик" (Тор-человек), которому приносят в жертву миниатюрные  молоты, соответствует Тору, "небесный человек" – бог плодородия и  солнца с фаллическими чертами –  Фрейру, "буревой (ветряной) старик", которому приносят миниатюрные челны, - Ньёрду. Божество более низкого  ранга – бог мёртвых и бог болезней сопоставляется с Одином. Отсюда вытекает, что на этой стадии Один не успел стать небесным божеством и главой скандинавского пантеона.

Северогерманский  хронист Адам Бременский (11 в.) сообщает о языческом культовом комплексе  в Упсале (Швеция), в центре которого стоял священный тис и где  особо почитался Фрейр. Топонимика обнаруживает следы культа Тора, Тюра, Одина, Улля и некоторых других богов, но нет указаний на культ Локи, играющего  такую важную роль в скандинавской  мифологии.

Систематические данные имеются только по скандинавской  мифологии последних столетий до принятия скандинавскими народами христианства, отражённой главным образом в  исландских литературных памятниках раннехристианского времени. Главные источники: поэтическая "Старшая Эдда" – сборник  мифологических и героических "песен", дошедший в исландской рукописи 2-й  половины 13 в. и прозаическая "Младшая  Эдда" – учебник поэтического искусства скальдов, составленный тоже в 13 в. исландцем Снорри Стурлусоном  и содержащий образцы поэзии скальдов (начиная с 9 в.), расшифровку скальдических  мифологических иносказаний (кеннингов) и обзор самой мифологии; отголоски  мифологии имеются и в составленной Снорри исторической хронике "Хеймскрингла" ("Круг земной"), где изложена легендарная  история норвежских и некоторых  шведских королей (сага об Инглингах). Христианизация Исландии произошла  в 1000 г., и древняя мифология трактована Снорри отчасти как историческая аллегория. Почти одновременно со Снорри датский хронист Саксон Грамматик  в "Деяниях датчан" передаёт многие мифологические сюжеты, заменяя богов  на королей и героев. Таким образом, в качестве мифологической системы  нам известна только скандинавская  мифология (в основном как поэтическая  эддическая мифология).

Пространственная "модель мира" скандинавской эддической мифологической системы включает "горизонтальную" и "вертикальную" проекции. Горизонтальная проекция антропоцентрична и построена  на противопоставлении обитаемого людьми и занимающего центральную, освоенную  часть земли Мидгарда пустынной, каменистой и холодной окраине земли (Утгард, Ётунхейм), населённой великанами (ётунами), а также находящемуся вокруг земли океану, где живёт чудовище Ёрмунганд. Это противопоставление раскрывается как оппозиция центра и периферии, внутреннего и внешнего, "своего" и "чужого", "культуры" и "природы". Кроме того, страна великанов обозначена как находящаяся на севере и востоке. Север в скандинавской мифологии особо демонизирован, на севере также локализуется царство мёртвых – хель. К обеим проекциям относится мотив четырёх карликов-цвергов, носящих имена четырёх стран света (Аустри, Вестри, Норди, Судри), поддерживающих небо по углам.

Основу вертикальной космической проекции составляет мировое  дерево – ясень Игдрасиль. Оно  связывает землю, где живут люди (Мидгард), с небом, где (в Асгарде) находятся боги и где помещается своеобразный "рай" для павших воинов – вальхалла, а главное  – с подземным миром, где находится  царство мёртвых – хель и разнообразные  водные источники. Можно даже сказать, что хель является тем центром, в  точке которого совпадают горизонтальная и вертикальная картины мира. Вертикальная схема противопоставляет богов  и людей, небесное царство для  избранных (вальхаллу) и подземные  селения для простых смертных; соответственно – небесных валькирий  и живущих у корней мирового дерева норн – две категории богинь судьбы. В первой песни "старшей Эдды" "Прорицание вёльвы" вёльва (провидица) вспоминает "девять миров" и девять древесных основ или корней, но одновременно перечисляются три  корня, соответствующие людям, инеистым великанам (хримтурсам) и хель. В  более поздней редакции "Младшей  Эдды" чёткость вертикальной проекции смазывается, ибо корень связывается  не с людьми, а с небом, а инеистые великаны, уже умершие и живущие  в подземном мире, заменяются просто великанами – ётунами, живущими на краю земли. В вертикальной схеме  с различными уровнями "древесной" космической модели сопоставлена "зооморфная серия". Орёл на верхушке, змей Нидхёгг  у корней, четыре оленя, поедающие  листья ясеня Иггдрасиля, - на среднем  уровне. Нидхёгг в известном смысле эквивалентен Ёрмунганду (в горизонтальной проекции), так же как подземные  источники и реки можно сравнить с окружающим землю океаном. Кроме  того, коза и олень, стоящие на вальхалле, ствол дерева и источники у  корней объединены в вертикальной схеме  циркулированием священного мёда, как  источника жизненного обновления и  магических сил. Белка, снующая по дереву, является своеобразным посредником  между "верхом" и "низом". Кроме  Иггдрасиля вертикальная проекция знает  также радужный мост Биврёст, соединяющий  землю и небо. Пространственная модель мира в скандинавской мифологии  однотипна не только большинству индоевропейских, но также сибирской и другим мифологическим моделям мира, которые структурно организованы образом мирового дерева.

Во временном аспекте  скандинавская мифология делится  на космогоническую и эсхатологическую (мифы творения и конца мира), между  которыми существует неполная симметрия. Мир возникает на взаимодействии воды и огня с холодом и погибает от пожара и наводнения, стужи и  жары, в "начальные" и "конечные" времена повторяются примерно те же поединки богов и хтонических  демонов. В то же время асы и  ваны (основные группы скандинавских  богов), враждебные в "начале", выступают  в "конце" как единое племя богов. Один и Локи – как двойники в  космогонии и антиподы в эсхатологии.

Возникновение мира рисуется как заполнение пустоты  мировой бездны Гинунгагап и преобразование хаоса в космос. Великаны не только противостоят богам в пространстве, но и предшествуют им во времени; первосущество  великан-гермафродит Имир происходит из остывающих подземных вод (Эливагар), заполнивших мировую бездну Гинунгагап; из его подмышек, а также от трения ног рождаются другие инеистые великаны. Боги убивают великана Имира и  создают из его тела мир.

Боги (сыны великана Бора) "поднимают" землю (по-видимому, из первичного океана, окружающего  её в пространственной модели мира) и устраивают на ней прекрасный Мидгард; три аса (Один, Лодур и Хёнир) оживляют древесные прообразы людей, которые, собственно, и должны жить в Мидгарде; появляются норны, определяющие их судьбы. Боги устраивают небесный свод и определяют роли солнца (Соль) и месяца (Мани) –  сестры и брата. В процессе мироустройства они обуздывают хтонических чудовищ  – змея Ёрмунгана, волка Фенрира  и их сестру Хель – хозяйку царства  мёртвых. Однако впоследствии (с приближением "конца мира") эти чудовища должны будут вырваться. В скандинавской  мифологии в саму космогонию проникают  эсхатологические мотивы. За "золотым  веком" (когда всё было из золота, а боги и люди наслаждались покоем) скоро следует первая война между  асами и ванами. Миф о возникновении  смерти от копья и первом ритуальном жертвоприношении в рамках воинских инициаций – убийстве юного бога Бальдра – становится прологом к  собственно эсхатологическому циклу  и обратному превращению космоса  в хаос. Нарушаются обеты и нормальные нормы, возникают распри народов, наступает трёхлетняя стужа. Мировое дерево содрогается, когда хтонические чудовища вырываются на свободу, приплывает корабль мертвецов, появляются сыны Муспеля и огненный великан Сурт. В последней битве, в которой на стороне богов участвуют также павшие воины (эйнхерии), боги и хтонические чудовища убивают друг друга. Сурт поджигает мир, который и погибает в огне и наводнении, после чего, правда, он должен снова возродиться.