Общая характеристика современной культуры

Некогда презираемый пасынок литературы эволюционирует по разным, по сути, противоположным  направлениям: с одной стороны, появляется так называемый эстетский роман  его отличает растущий уровень эстетических претензий и требований, предъявляемых  читателю; с другойвозникает литература для масс, оперирующая нехитрыми и притом повторяющимися формулами. Ее эффектность и успех обусловлены радикальным опрощением сюжета, контекста действия и характеров. Особенно примечателен, фактически, полный практический отказ от психологизма.⁵ Возникновение формульной литературы ведет к дальнейшему снижению уровня знаний и образования, необходимых для восприятия культуры. Снижению порога культурного доступа во второй половине XIX века соответствовало снижение социального и финансового порога в связи с падением цен на печатную продукцию. В результате стало возможным появление литературы для малограмотных подростков из семей фермеров или иммигрантов. У таких подростков постепенно появляется своя культура, учитывающая специфику их возраста и пола.  
    Объяснение удивительного успеха бульварных и приключенческих романов только эффектностью сюжетных клише или снижением интеллектуальных требований к читателю, было бы недостаточно. Совершенно очевидно, что стандартизация повествовательных элементов (которая не была еще характерна для сентиментального романа в его классической версии) и отказ от психологической проработки характеров служат не только упрощению: источником смысла и ценности становится теперь не богатая, развитая внутренняя жизнь, а непосредственное поведение, перформанс. Типичные герои приключенческих бульварных романов не умеют красиво говорить и не способны к глубоким переживаниям. Их самоуважение и чувство собственной значимости опираются на такие качества, как физическая сила, хитрость и смекалка, готовность к действию и самообороне. Их истинные достоинства отныне не спрятаны, как это было в сентиментальном романе. Наоборот, они явны, даже гордо выставлены напоказ. Социальное признание отныне определяется умениями и навыками, овладение которыми вполне доступно молодому читателю романа.  
    Сосредоточенность приключенческого романа на активном действии предоставляет читателю новые возможности для самоутверждения в воображении. Они получают подкрепление и на содержательном уровне: герой выступает как гарант, порой единственный, общественного порядка и социальной справедливости, таким образом социальная иерархия переосмысливается на основе качеств, высоко ценимых аудиторией молодых мужчин. Приключенческий роман таким образом немало способствовал укоренению американского мифа о возрождении через насилие. Впрочем, насилие, физическая сила в представлении читателейне только средство установить справедливость в мире беззакония. Для молчаливого, немногословного героя это также форма самовыражения, демонстрации собственной ценности. В итоге возникает некий замкнутый круг: характеры героев не обладают психологической глубиной, но и роман рассчитан на такой уровень восприятия, на котором воображаемое артикулируется грубо, в отсутствие сложного психологического и нравственного опосредования. Психологизм в обрисовке характеров приводит в действие сложные процессы понимания, демонстрация силы убеждает сама по себе. 

IV.    

 Сдвиг от психологизма к перформансу в популярном романеодно из недостающих звеньев в движении от популярного романа XVIII-XIX вв. к возникшей на рубеже XX столетия в Америке индустрии развлечений, которая предстала уже контр-культурой по отношению к викторианским культурным идеалам. Эта новая популярная культура делает ставку на перформанс и зрелище, как таковые, не предполагая каких-либо отвлеченных, например, дидактических или жизнеописательных целей⁶. Она обещает шоу (зрелище)в этом полагая свое единственное оправдание. В исследовании водевиля, одной из ключевых форм новой культуры перформанса, МакЛин пишет: Водевиль это почти ритуал, к причинно-следственным связям и конечным целям он равнодушен,вопрос о высших ценностях здесь тонет в волнах эмоций и смеха. Главное в водевилене счастливый конец, осененный радужной надеждой на вечное счастье, но чувственное и психологическое удовлетворение, переживаемое здесь и сейчас. Культуре перформанса достаточно продемонстрировать необычные акробатические способности, удивительные музыкальные или актерские таланты, красоту тела или технические диковинки.⁷Ее основные формыводевиль, парк развлечений, танц-залы, стриптиз-шоу, комическая антреприза, реклама, спорт и немое кино.⁸ В каждой из них, хотя и в разной степени, зрелище, перформанс становятся основным культурным событием и источником смысла.⁹ Рождение новой культуры развлечений может считаться водоразделом в культурной истории, так как оно знаменует окончательный переход от культуры печатного слова к культуре зрелища. Возникновение последней сопровождалось новыми техническими открытиями и разработками в области кинопроизводства, внедрением фонографа, механических парковых аттракционов, цветной печати и т.д.  
    Эти технологические открытия способствовали установлению новых норм культурной грамотности. Акт зрительного восприятия приходит на смену акту чтения, а порог доступности культуры снова снижается. Для чтения бульварного романа требовалось все же умение читать и владение основами английского языка. Для понимания песенок и танцевальных номеров в водевиле, для катания на карусели в парке аттракционов или просмотра немых фильмов этого больше не требуется. Понизив порог культурной грамотности, сентиментальный и приключенческий романы расширили круг читающей публики за счет молодых девушек и мальчиков-подростков. Новая культура перформанса (зрелища) делает еще шаг в этом направлении. Делая упор на визуальные, зрелищные элементы, она становится доступной для иммигрантов, приехавших в США в период между 1890 и 1920 гг., в основном из Южной и Восточной Европы. Одним из основных препятствий для их интеграции в американское общество был языковой барьер, и зрелище становится мощным средством аккультурации¹⁰ (Мэйн, 1982). Цены на билеты в театр-варьете, из-за необходимости оплачивать труд актеров, были сравнительно высоки,зато технические новинки в области кинопроизводства позволили значительно удешевить входные билеты в кинотеатры, и теперь поход в кино стал доступным для всех (почти) социальных групп,на один и тот же фильм можно было ходить дважды, трижды или сколько захочется.¹¹  
    Расширив возможности социального доступа, новая культура перформанса привела и к изменению социального состава аудитории, уменьшила социальное неравенство. В бесцеремонном хаосе парка аттракционов или в темноте кинозала представители разных социальных групп встречались на одной ноге и самым непредсказуемым образом. Это особенно касалось контактов между полами: культура развлечений значительно расширила круг общественных мест, доступных для женщины. Если до 1890 г. порядочная женщина не могла выйти из дома без сопровождающих, то теперь она могла себе позволить пойти одна или с друзьями на танцевальный вечер или в кино. Танцзалы, кино, парки аттракционов предоставляли новые возможности для встречи с представителями другого пола (Рабинович, 1990). На аттракционах вроде американских горок на время возникало пьянящее чувство свободы, возможность скандального физического соприкосновения, а во время повального увлечения танцами после 1914 г. это чувство сближения (между полами и между социальными классами) еще более усилилось. Подчас оба сближения происходили одновременно, например в так называемом пиратском танго, и тогда слом социальных барьеров вызывал чувство тревоги, почти паники.¹²  
    Как уже было очевидно в случае с бульварным романом, перформанс и зрелище способствовали созданию новых источников самоуважения и новых иерархий культурной значимости. На волне культуры перформанса явились новые герои. Актриса, боксёр, стриптизёрша, кинозвезда, танцовщица удостоились небывалой любви и славы как представители культурного стиля, в котором превыше всего ценимы энергичная индивидуальность и свободное самопредставление. Во многих случаях, например для девушки, занятой в шоу (show-girl), чтобы быть замеченной, и не требовалось особого таланта или умений. Достаточно было удачно показать себя. Деиерархизация дает о себе знать и на уровне содержания: в комических схемах водевиля и фарсах немого кино фигуры, воплощающие властьпредмет осмеяния и дерзкого вызова; в беззаботном, безответственном мире луна-парка или в танце, предполагающем мимическое уподобление животному, ребяческое поведение становится популярной моделью культурного самовыражения.  
    Киносамая важная из новых культурных форм с точки зрения выражения воображаемого. На первый взгляд, по сравнению с литературой, кино ведет к сужению интеллектуальной активности и эстетического переживания. На этой нехитрой мудрости выросло не одно поколение студентов. В действительности, дело не так просто. Безусловно, роман побуждает наше воображение к работе, но также и предает его. Как правило, образы, возникающие в нас на основе слов, не конкретизируются, остаются неопределёнными¹³. Читая роман, например, Портрет дамы Генри Джеймса, мы постепенно создаём для себя образ главной героини Изабель Арчер, который, однако, не отличается стабильностью. Этот образ гипотетичен, по ходу чтения мы снова и снова его пере-придумываем, переосмысливаем, тем более, что и по ходу сюжета Изабель взрослеет, развивается как личность. Разрыв между словесной репрезентацией и мысленным образом стимулирует интеллектуальную активность читателя, но может вести и к срывам в процессе воображения, визуализации литературного персонажа. В кино образ более конкретен и, следовательно, однозначен,будучи замкнут на стабильную визуальную форму, он куда непосредственнее воздействует на наши чувства, прочнее запечатлевается в памяти и затем функционирует как надёжная точка референции. В предпочтениях широкой публики кино с легкостью оттеснило литературу. 
   

История американского кино может рассматриваться как последовательное наращивание его способности будить живое переживание¹⁴. Немое кино уже имеет в этом преимущества перед водевилем, сила воздействия образа здесь (как, например, в фильмах Д. Гриффита) резко наращивается за счёт крупного плана и монтажа. Есть, однако, целый ряд ограничений, которые немое кино не в силах преодолеть. Киноиллюзия здесь то и дело нарушается появлением субтитров, без которых невозможно следить связный сюжет, а также технически несовершенным монтажом. Вдобавок ко всему, театральные приемы подачи материалаот неподвижности камеры до мелодраматической игры актёровсоздают дистанцию между ним и зрителем: тот все еще чувствует себя сидящим в театре, а не наблюдающим невидимо за живой жизнью¹⁵. С появлением звука и дальнейшей профессионализацией искусства кино в 1920-х годах, возможности создания полноценноой киноиллюзии всё увеличиваются. Классическое голливудское кино не дистанциирует воображаемое, но мощно вбирает его в себя и придает ему фокус. Типический способ просмотра фильма этому только способствует. Киноаудитория, в отличие от театральной, не ощущает себя как целое. Когда гаснет свет, мы остаемся в темноте наедине с собой и погружаемся в пассивное, внешне почти застывшее состояние, целиком зависимое от автономно играющего воображения. Очевидно, что наше воображаемое при этом задействуется самым непосредственным образом.¹⁶

V.    

 В  истории культурной деиерархизации изобретение радио представляет собой еще один важный прорыв, открывает новую главу в истории расширения социального доступа к культуре. Когда радио начало внедряться в американский быт в 1920-х годах (да и позже, ещё долгое время), чтобы посмотреть фильм, необходимо было попасть в кино,выйти из дома, доехать или дойти. Чтобы послушать радио, достаточно было нажать кнопкув любой момент,не трогаясь с места. Вы не зависели теперь от репертуара и графика работы кинотеатров. Вы могли слушать радио в любое время дня и ночи, даже не одеваясь, даже лежа по болезни в постели. Основное преимущество радио в том, чтослушателю не надо к нему идти, оно само к нему приходит.  
    Одно из самых привлекательных свойств нового средства коммуникации способность преодолевать пространство и время.

Радио давало возможность участвовать  в событиях, происходивших одномоментно, но на большом удалении. Слушая прямой репортаж о спортивном состязании в Нью-Йорке, фермер в Айове преодолевал пространственный барьер, в жизни труднопреодолимый. Слушая концерт, исполняемый в Метрополитен Опера в том же Нью-Йорке, тот же фермер преодолевал барьер социальный и культурный, отделявший его от более высокой культурной сферы. Точно также, слушатель станции Ритм и блюз (в начале 50-х ее все чаще слушали белые), мог перепрыгнуть расовый барьер. С появлением радио меняется самый характер доступа к культуре: становится возможно проскользнуть в ту или иную ее сферу невидимо, без риска быть разоблачённым в качестве чужака. Череда изобретений в транзисторной технологии все более расширяла эти возможности. Поначалу вокруг единственного радиоприёмника в гостиной собиралась вся семья. Потом приёмники стали уменьшаться в размерах, пока не стали, наконец, портативными. Радио теперь можно слушать в любой комнате дома, в автомобиле или даже на пробежке. Спектр возможностей его индивидуального использования вырос несоизмеримо.  
    Внедрение нового средства коммуникации, как и прежде в истории, по-новому определяет норму культурной грамотности. Особенно важны здесь оказываются следующие обстоятельства. Радио, как правило, не привязывает к себе слушателя полностью. Радиопередача приходит к слушателю без особого с его стороны усилия. Ему не нужно вслушиваться, концентрировать внимание, что приходится делать, когда читаешь книгу или смотришь кино. Слушание радио может сопровождать множество разных других занятий. Наиболее эффективны те радиопредачи, которые не требуют со стороны слушателя полного внимания, апеллируя как бы к полусознательным слоям его психики. Идеальной формой для этого является, конечно, музыка, которая, особенно в своих популярных формах, говорит сама за себя, не требует специальной расшифровки смысла. Именно популярная музыка способствовала становлению радио, а в дальнейшем и его успешному выживанию в условиях телевизионной экспансии. Эволюция поп-музыки от свинга к року и к новейшим жанрам сделала радио незаменимым. Чтобы слушать такую музыку, культурная грамотность не нужна вовсе: ее гипнотически-ритмические формы вполне самодостаточны.  
    В формах (широко понимаемой) рок-музыки воображаемое воплощается радикально новым путем. Слушатель, в отличие от зрителя, не зависит от образа, к которому приходится определять свое отношение,музыка доставляет наслаждение непосредственно. Разумеется, музыка вызывает образные ассоциации, но в своем воздействии от них не зависит. Слушание музыки не предполагает интеллектуального опосредования. Неотразимость ее воздействия происходит из того, что она выражает эмоциональные состояния и чувственные ощущения напрямую, не прибегая к концептуальному переводу. В своих наиболее ярких образцах популярная музыка создает впечатление, будто тело говорит, выражает себя непосредственно. Воображаемое как бы предоставлено себе, его уже не контролирует принцип реальности. Появление пластинок, а позже и в особенности компакт-дисков многократно усиливает этот эффект.  
    Сходные процессы прослеживаются и в видеокультуре с появлением телевидения после Второй мировой войны. Изначально новое средство массовой коммуникации представлялось во всех отношениях ущербным: интеллектуальный уровень не дотягивал до литературного, качество изображения хуже, чем в кино, качество звука ниже, чем при музыкальной записи. В начале было всего лишь плохое радио с расплывчатыми картинками. Но с развитием новых технологий открываются и новые возможности,в истории культурной деиерархизации телевидению принадлежит особая глава. Из-за недостаточного качества изображения телевидение так и не смогло разработать собственную эстетику. Оно стало, однако, копилкой и инкубатором программ, способных каждая на особый лад доставлять удовольствие. Разнородность, мозаичность эстетического опыта обеспечивалась внедрением все новых технических новинок. Дистанционное управление, видеозапись, спутниковое и кабельное телевидение, а теперь и использование цифровых систем всё это содействовало умножению культурного материала и типов программ, доступных телезрителю.  
    Подобная пестрота неизбежно влияет на восприятие зрителя. Постоянный поток образов исключает полноценное эмоциональное участие. После рекламы пива мы смотрим новости и сводку погоды, потом детектив, ток-шоу, ещё новости и ещё сводку погоды, видеоклипы, может быть, художественный фильм. Эстетика мимолётного взгляда вытесняет эстетику взгляда пристального¹⁷. Повествовательное единство уступает место непрерывному и бесконечному потоку образов. Подобная сегментация опыта приводит к тому, что непоследовательность, фрагментарность и внезапное, непредвиденное столкновение несходных частей главенствуют над последовательностью, целостностью и повествовательной связностью (Fiske, 1989, 63).  
    Растущая фрагментарность дает зрителю новое чувство свободы: Сегментация телевидения позволяет связывать отдельные сегменты, руководствуясь больше законами ассоциации, чем последовательности, логики, причины и следствия (Fiske, 1989, 63). В акте зрительского восприятия вольность ассоциаций ценима выше, чем необходимость связей, благодаря чему текст деиерархизируется. Рассеяние внимания, пишет Фиске там же, означает, что зритель вглядывается в одни сегменты внимательнее, чем в другие; на языке семиотики можно сказать, что одни сегменты он означивает интенсивнее, чем другие. Отсутствие целостного контекста побуждает зрителя выискивать те знаки и сегменты экранного текста, которые особенно близки его или ее воображаемому. Эмоциональная связь с программой может быть весьма слабой, но дополнительность образов в русле телевизионного потока постоянно и непрерывно подкармливает и провоцирует воображаемое. Воздействие материала не такое сильно и властно, как в идеале в кино, зато в действие вступает механизм ожидания, что дальше. Зритель плывет в потоке образов и звуков, движимый надеждой, что следующий знак или эпизод окончательно утолит жажду его воображения.  
     

Телевизионный поток родствен видеоклипу: здесь  на воображаемое воздействуют быстро сменяющиеся, под стать настроению и ритму музыки, образы, а ожидание, что дальше особенно актуально по причине небольшой продолжительности  песен. В видеоклипе открывается  невиданный простор для самовоплощения в воображении. В силу краткости воздействия образы представляют собой скорее намеки, чем полноценные репрезентации, зритель / слушатель волен сочинять собственный сценарий на основе ассоциаций, вызванных музыкой. Ассоциативная логика большинства клипов, с их вольным, непредсказуемым сопряжением образов, близка туманной бесструктурности воображаемого. Его выражение подчинено энергичному ритму, подхлестываемо им, отчего возникает ощущение полнейшей спонтанности. Программный формат, типичный для видео клипа,бесконечная череда перемежающихся коротких сегментовусугубляет этот эффект, умножая стимулы (и, соответственно, возможности) к артикуляции воображаемого. Если конкретный клип у зрителя/слушателя не вызывает никаких переживаний, он утешается тем, что получит еще один шанс всего лишь 3 минуты спустя. Современные медиа всегда обещают нам еще один шанс,с такими техническими усовершенствованиями, как дистанционное управление, одновременный просмотр и видеозапись, этот шанс тем легче реализовать,я не говорю уже о новейших компьютерных технологиях, от CD-ROM до интернета, а также об интерактивных медиа, которые маячат на горизонте.

VI.    

 Последние достижения в компьютерной интернет-технологии открывают новую главу в культурной истории. Для описания их деиерерхизирующего потенциала потребовалась бы отдельная статья. В контексте наших рассуждений важно увидеть в этих новейших явлениях последнюю по времени стадию в истории деиерархизации культуры, начавшейся с появлением романа. Эта история движется неутолимой потребностью индивида в культурном самоутверждении, самовоплощении средствами воображения. Культурная история запада и, в особенности, США обнаруживает одну бесспорную тенденциютенденцию к расширению возможностей самовыражения и самореализации средствами культуры. Соответственно этому экспрессивная сфера все более раскрепощается, а воображаемое отделяется от моральных, социальных и повествовательных контекстов. Образ и звук для достижения этих целей наиболее эффективны. Не удивительно, что кино и телевидение, популярная музыка и видеоклип стали генераторами данного культурного процесса в глобальном масштабе. В свою очередь, в истории популярной музыки прослеживается тенденция от мелодии (которая обычно все еще пытается рассказать историю, соответствующую настроению песни) к приоритету ритма, который ассоциируется с непосредственным телесным, то есть бездумным самовыражением. В истории кино этому соответствует сдвиг от классического жанрового фильма к боевику, в истории телевидениятенденция к все большей сегментации программ.  
    Если изложенное мною убедительно, то нам придется пересмотреть использование термина американизация.

 Едва  ли он может служить только  определением современной формы  культурного империализма. Развивающийся  процесс культурной деиерархизации и индивидуализации, движимый потребностью каждого индивида в культурном самовыражении, требует к себе пристального внимания. По ряду причин этот процесс особенно выражен и заметен в США, где он породил мощную и необычайно популярную культуру перформанса. Эта культура была воспринята и в других частях света (будучи восстребована молодым поколением, стремящимся сбросить то, что им кажется уздой традиции), причем отнюдь не только по причине их подверженности американскому влиянию и хитрым маркетинговым стратегиям. По сути речь идет об одном из измерений модернизации общества, за которую приходится дорого платить, в связи с чем ей и сопутствует обычно хор жалоб и обвинений. Эта привычная уже риторикасвидетельство глубокой противоречивости процесса культурной деиерархизации. С одной стороны мы не можем не приветствовать возрастающие возможности самовыражения индивида, с другой, мы обеспокоены теми крайностями к которым это самовыражение в его американизированной версии приводит. Признать, что в демократическом обществе одно без другого не обходится, мы слишком часто не готовы.  
    Культурная деиерархизация, о которой шла речь выше, в некотором роде аналогична демократизации. Демократизацию, впрочем, не стоит путать с демократией. Слово демократия обычно обозначает идеал равенства; демократизация описывает процесс расширения индивидуальных прав и возможностей. Подобное расширение не всегда во благо. Оно может даже быть во вред демократии, в той мере, в какой является причиной возрастающей самопоглощенности и социальной разрозненности¹⁸. В современных дискуссиях термин демократизация употребляется обычно для описания положительных аспектов культурной деиерархизации, а термин американизация применяется к негативным последствиям того же процесса.  
    Американизация, как я пытался ее здесь описать, является результатом модернизации, понимаемой широко, а не узко-экономически. Американизациянепредвиденный результат модернизации,поэтому первая и смущает так сильно иных апологетов второй. Их неразрывность усиленно эксплуатируется американским бизнесом, но корнями восходит глубжек проекту саморазвития и самовоплощения личности, неотрывному от понятия модерность¹⁹. Модернизация высвободила колоссальную энергию самоутверждения, самовоплощения в воображении, генерируемую тем, что Маршал Берман назвал неугомонным индивидуализмом. Как заметил Джон Томлинсон в своей книге Культурный империализм: Культуры обречены на модерность не только структурным процессом экономического развития и рационализации, но и процессом саморазвития человека, его борьбой за самореализацию. Необходимо понять, что американская массовая культура, вопреки привычному представлению о ней как о бессмысленном стандартизированном массовом производстве, являет собой не прискорбную противоположность культуре саморазвития, характеризующей современную эпоху, а ее неожиданное выражение и следствие.  
    Если так, то неверно говорить, что мир американизируется.