Культура и религия

Глава 2. Проблемы взаимодействия культуры и религии

2.1. Религия и культурное время

Рублевская “Троица”, поклонение волхвов, явление Христа народу, Тайная Вечеря и тысячи библейских сюжетов – в живописи; православная литургия, пение муэдзинов, протестантский хорал, баховские “Страсти”, негритянские спиричуэлс – в музыке; буддийские храмы, собор Св.Петра в Риме, капелла в Роншане Ле Корбюзье – в архитектуре; “Сакья-Муни – каменный гигант”, Давид, Моисей, Пьета Микеланжело, “Стол молчания” Брынкуша – в скульптуре; галилеевское “А все-таки она вертится” ... все это приходит на ум, когда затрагивают тему “Культура и религия”.

Между тем история отношений религии и культуры уводит нас в такую седую древность, по сравнению с которой эти примеры кажутся жгуче современными, сиюминутными. Обилие материала, который получен современными этнологами относительно ранних ступеней в развитии человеческой культуры, столь велико, что пренебречь им сознательно, а не просто по невежеству – значит проявить научную недобросовестность. Ведь эта “доисторическая” история взаимоотношений религии и культуры по времени во много сотен раз превышает те двадцать – тридцать столетий, применительно к которым и принято ставить вопрос о культуре и религии. Можно, конечно, возразить, сославшись на различие астрономического и исторического времени: последние века вместили в себя столько, сколько не содержат в себе предшествующие тысячелетия. Однако сам факт получения достоверных данных о том, что в огромную бесписьменную эпоху существовали чисто человеческие механизмы передачи социального опыта, и сам этот опыт, и способы его трансляции имели принципиально совершенно те же формы, что и в наши дни, заставляет внимательнее отнестись к проблемам ранних форм религиозного сознания и единства человеческой культуры на разных стадиях ее развития. Одно из бедствий нашего времени – потеря чувства культурного времени.

Обращение к научному рассмотрению взаимосвязей культуры и религии требует, прежде всего, освобождения от груды застарелых предрассудков. К числу таких предрассудков принадлежат и крайности в оценке времени возникновения религии. Живы отголоски старых споров между теологами и “просветителями-безбожниками”. Первые доказывали, что религия существовала у человека всегда, вторые видели в доказательстве обратного мощный аргумент против тезиса о бытии божием. В наши дни можно считать вполне установленным, что отсутствие признаков религии характерно лишь для становящегося, возникающего общества, то есть такого, которое еще нельзя назвать обществом всякое сложившееся общество, т.е. общество в полном смысле этого слова предполагает существование религии. Это, однако, отнюдь не может служить ни прямым, ни косвенным доказательством верности какой бы то ни было исходной теологической посылки о действительном, реальном, а не воображаемом существовании божества или божеств. Характер этого спора передан одним из его современников – В.В.Вересаевым в миниатюре из цикла “Рассказы о детях”, где в пародийном ключе, но очень точно воспроизведена логика обеих сторон: лукавая подмена понятий Бабушкой и героическая глупость ее малолетнего оппонента[3].

При решении вопроса о времени возникновения религии приходится иметь дело еще с одной точкой зрения – прямо противоположной по отношению к той, что только что рассмотрена, но как раз поэтому в чем-то сходной с ней. Представители различных школ современного богословия склонны настаивать на том, что “подлинной” религией можно считать только монотеизм, единобожие, и потому вынуждены либо вопреки фактам утверждать, что человек всегда был монотеистом, либо, прибегая к своеобразной религиозной версии эволюционизма, доказывать, что религия появилась у людей на довольно поздней стадии развития, и что, следовательно, человечество все-таки долгое время было безрелигиозным. Сходство этой последней точки зрения с тезисом нашего “воинствующего материалиста” лишний раз подчеркивает отсутствие необходимой связи между постулатом о наличии безрелигиозного периода в истории человечества и выводом о том, что “бога нет”.

Легко заметить, что споры затрагивают здесь самую суть дела: понимание основных идей, а вовсе не слов разделяет спорящих. Однако внешне эта разница понимания выражается в спорах о словах, и дефинитивные проблемы при попытке раскрыть объективную логику развития то и дело дают о себе знать. Поэтому и в данном случае придется начать с той кропотливой работы по определению и переопределению понятий, которая столь же утомительна, сколь и неизбежна. Ведь здесь речь идет об эволюции не единичного понятия или идеи, а их систем. Важно при этом не создавать всякого рода искусственные понятийные конструкции, произвольно сужая или расширяя значения терминов. Такой произвол рано или поздно будет наказан: просто соответствующее понятие откажется работать – и все. То есть, выражаясь языком теории познания, лишится методологической функции.

2.2. Проблемы определения веры и убеждения

Вера, верность, верование, уверенность, достоверность – все это слова, однокоренные с латинским veritas – истина; индоевропейский корень ver присутствует в большинстве развитых языков с тонкой разработкой познавательной семантики. Из основных европейских языков, пожалуй, лишь в русском, да отчасти в немецком омонимичны два главных значения слова вера: 1) любая уверенность в чем-то или в ком-то и 2)особое состояние сознания, основанное на признании очевидности сверхъестественного. В силу этого легко теряются важные моменты смысла: беспредпосылочную религиозную веру сплошь и рядом путают с основанной на знаниях убежденностью. Рассуждения при этом строятся так: все люди верующие, только одни верят в бога, а другие в таблицу Менделеева; значит, нельзя без веры. Паралогизм очевиден, но это не значит, что он легко устраним. Для начала, как минимум, проведем четкую границу между убеждениями и верой. Убеждения основаны на знаниях, вера – нет. В этом смысле наука как таковая не только не нуждается в вере, но изгоняет ее отовсюду, где ее обнаруживает, даже тогда, когда ученый искреннее убежден, что вера нужна ему в науке: субъективно и персонально она ему может помогать в работе, но из результатов ее приходится изымать, ибо никакой стандарт научного исследования не принимает ссылки на веру. Такова по этому поводу точка зрения научной методологии.

Но и в богословии мы встречаемся с признанием принципиальной разницы в подходе к взаимоотношению религии и науки, несмотря на существование многочисленных попыток соединить веру и знание. В рамках темы достаточно ссылки на безусловный авторитет в этом вопросе Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II, писавшего: “Я хотел бы, чтобы при всем развитии взаимопонимания между научным и религиозным познанием мира, мы не упускали из виду принципиальное расхождение в методологии этих двух путей человеческого прикасания к Истине”[4].

Между тем соотношение между верой и наукой сложнее, чем простой антагонизм, взаимоисключение. Начало любой деятельности осуществляется в условиях дефицита информации (иначе в любом деле, а не только в познании, невозможно было бы сдвинуться с места), а это означает, что всегда какое-то количество начальных условий всякий раз приходится полагать как данность, то есть именно принимать на веру. В свою очередь сама деятельность обнаруживает, какие из исходных условий были верными. Так практика, обосновывая данность, переводит, превращает веру в уверенность, уверенность – в убежденность. Таков источник парадокса, состоящего в том, что влияние моментов веры присутствует в любом знании, и в то же время знание тем вернее, чем меньше в нем влияние веры, ибо вера всегда безотносительна к знанию, слепа.

Уточнение понятия “вера” – только первый шаг к определению религии, поскольку не всякая вера – вера религиозная: понимание того, что такое вера, необходимо, но не достаточно для выявления сущности религии. Обычно определение религии уточняют указанием на то, что религия – это вера в сверхъестественное. Такое определение приводит к смешению религии с другими явлениями культуры – мифологией, фольклором, вообще искусством. А это вещи тесно связанные, но отнюдь не тождественные друг другу, что легко продемонстрировать популярным примером. В самом деле, нет никакой беды для атеиста, если его ребенок поверит в реальное существование всех тех многочисленных сказочных персонажей, которые, будучи, конечно, сверхъестественными, населяют безбрежные просторы народной сказочной фантазии. Беда будет, как раз если не поверит: тем самым он ограничит поле собственной художественной фантазии. Вера в эти существа тогда лишь будет подготовкой почвы для религиозного сознания, когда ребенок поверит, что сверхъестественные существа властвуют, господствуют над человеком или определяют его судьбу.

Казалось бы, теперь сделаны все уточнения: религия – это вера в сверхъестественные существа, которые господствуют над человеком, властвуют над ним. История культуры, однако, опять вносит коррективы – ей известны такие формы религиозного сознания, существование которых не связано с признанием вообще каких бы то ни было сверхъестественных существ. Но без представления о власти сверхъестественного, власти сверхъестественных сил над человеком, понятие религии, действительно, лишается смысла. Вот почему вопрос о происхождении религии в культуре ставится именно так: что породило в культуре универсальную веру в господство над человеком как раз не природных только (что было бы естественно), а именно сверхприродных, сверхъестественных сил.

Среди рациональных ответов (иные мы отбросили по изложенным выше методологическим соображениям) на этот вопрос выделяются два. Наиболее распространенный принадлежит представителям просветительского взгляда на культуру. Его много раз объявляли (чаще всего, справедливо!) узким и ограниченным, подвергая беспощадной критике. Поскольку, однако, те явления, против которых сами Просветители направляли острие критики, не только не исчезли, но стали еще более опасными для человечества, просветительский Разум неизбежно будет возрождаться, воспроизводя вновь и вновь свою нехитрую, но оттого еще более убийственную логику перед лицом всех разочарованных в Разуме, хотя и не обретших его. Невежество и страх людей породили религию – таков простой и ясный ответ просветителей всех времен на вопрос о природе религии. Итак, невежество... Объяснение ничего не объясняет: невежество оказывается и причиной и следствием в одном и том же отношении – состояние сознания порождает состояние сознания. Невежество – отсутствие знаний, незнание лежит в основе заблуждения, заблуждение же, если хорошенько поразмыслить – то же незнание... Страх как источник религии – более сложный случай: не невежество, состояние сознания, когда в нем отсутствуют определенные знания, а эмоциональное состояние в его воздействии на сознание – вот источник религии. Но почему возникает страх? Из-за непонятности грозных явлений природы, отвечают нам, и ситуация сразу становится тупиковой: были бы знания, не было бы страха. И остается к тому же в силе прежнее соображение: почему страх перед явлениями природы порождает представление о господстве сверхприродных сил?

Суть общего культурологического ответа на этот вопрос ясна: хотя культура не может быть признана самодостаточной, ибо имеет причины своего развития вне самой себя (на философском языке эту мысль следовало бы выразить так: причины развития культуры не имманентны, а трансцендентны ей, в рамках теории культуры мы должны держаться имманентных объяснений).

Заключение

С разной степенью интенсивности религия окрашивает все содержательные элементы духовной жизни общества - обычаи, нормы, ценности, смыслы и знания. Чрезвычайно древний ком­понент культуры, религия в то же время наиболее удалена от переменчиво-земного и особенно тяготеет к традиционному и вечному. В ней наиболее выражено устойчивое, инерционное на­чало культуры. Едва ли не каждому очевидно, что религия со­ставляет одно из важнейших звеньев культуры, один из ее кон­структивных устоев, фиксируемых историками едва ли не с по­явления «гомо сапиенс» («человека разумного»).

На этом основании многие современные богословы вслед за выдающимся этнографом Дж. Фрезером утверждают: «Вся куль­тура - из храма, из культа». Но, предупреждая от такой катего­ричности, еще столетие тому назад один из основоположников религиоведения К. Тиле писал: «Едва ли верно рассматривать религию в качестве творческой первопричины всей культуры, как бы материнской почвы, из которой вырастает все прочее достояние человечества. Однако она в состоянии дать всему высшее освящение». И на самом деле понятия «культ» (от лат. cultus — почитание, уход) и «культура» (возделывание, воспитание, образование) уже в этимологии констатируют свое различие: почитание не то же самое, что возделывание.

В первую очередь, культура — порождение светских и ра­ционально-практических потребностей развития общества, реализации природного и сущностного потенциала разума, чувств и способностей человека. Общечеловеческие ценности культуры, прежде всего, являются достоянием длительной социализации «гомо сапиенс», постепенного преодоления отчуждения между группами и этносами, накопления нашими предками производ­ственного и семейно-бытового опыта, познавательной, нравст­венной и художественной практики мироосвоения. Культура обеспечивает преемственную связь поколений, как бы из рук в руки, от стариков внукам передавая знания, навыки, способы деятельности, традиции и обычаи. Она аккумулирует достиже­ния прогресса и создает условия для реализации заложенных природой в человеке задатков, способностей и талантов, обога­щающих и возвышающих личность.

И все же культура не выводится из одного только производ­ственного, семейно-бытового опыта и иных названных видов практики. Отмеченные в культуре проявления иррационально­сти, эмоций, интуиции, веры, суеверий и иллюзий — это тоже своеобразное достояние и измерение духовного опыта, непо­средственно-чувственное освоение как «первой», так и «второй» природы, как объективных реалий, так и реалий духовности. Иными словами, того духовного опыта, который внутренне, своими иррациональными проявлениями сопряжен с религией.

Общество меняется несравненно быстрее, нежели религия. Благодаря своей проницаемости едва ли не во все сферы жизни, особой традиционности и инерционности, она выступает консер­вативным, сохраняющим началом общественной жизни и культу­ры. В ней немало реликтов, и все же в сфере культуры религию символизирует не архив - хранилище древностей, но именно дей­ствующий, питаемый реалиями прошлого и современности храм.

В религии органически сплетено сакральное (сверхъестест­венное) и священное (особенно чтимое). На ранних этапах раз­вития человечества власть религии особенно выходила за ее не­посредственные границы. Вплоть до позднего Средневековья Церковь охватывала едва ли не все культурные сферы. Она была одновременно школой и университетом, клубом и библиотекой, лекторием и филармонией. Эти учреждения культуры вызваны к жизни практическими нуждами общества, но их истоки нахо­дятся в лоне Церкви и во многом именно ею вскормлены.