История гендерной теории

ИСТОРИЯ ГЕНДЕРНОЙ  ТЕОРИИ 
 
 

     История гендерных исследований уходит своими корнями в глубокую древность  и связана с возникновением символико-семантической  концепцией рода (genus), рассматривающей ее в тесной связи с непосредственной реальностью: наличие людей разного пола. Самые первые отвлеченные представления человечества о мире и самом себе, так или иначе, обращаются к противопоставлению двух начал: жизни и смерти, начала и конца, света и тьмы и часто самым ярким оказывается в этом ряду противопоставление мужчины и женщины.

     Подтверждение этому мы находим  в  мифах о происхождении мира, в первых верованиях, в первых универсальных учениях, прежде всего китайских Инь и Ян — мужская и женская функции. Ярким примером актуальности вопроса о причине половых различий является поэтический миф об андрогине Платона, который является источником  базовой метафоры мужского и женского начал. Дихотомия мужчина и женщина выражает глубинные противоречия и взаимосвязи в окружающем человека мире.

       Библейская мифология наряду с античной также по праву считается наиболее значительной по степени ее влияния на дальнейшее развитие культуры многих народов, в особенности европейских. Все эти наглядные способы представления дихотомии мужчина и женщина дают нам возможность  осмыслить различие и одновременно закрепить его.

     Разделение  земной плодородной функции и  небесной охранительной функции было связано с первичной специализацией человеческой деятельности, появлением земледелия и формированием оседлых земледельческих общин, сменой материнского родового строя отцовским. Однако это разделение получало символическое обозначение и приобретало ряд дополнительных характеристик-противопоставлений с несимметричной оценкой: в большинстве патриархальных культур, утверждавших тотальное  превосходство мужчин, одни характеристики (мужские) были положительными, другие (женские) — отрицательными. Считается, что в древних обществах гораздо чаще можно встретить описание культов женского   начала   —   Богини-Матери,   Плодородия,   Пречистой Девы. В некоторых древних цивилизациях, например, Древнем Египте с существовавшим там сильным культом богини Изиды, женщины могли играть значительную роль, как в политической, так и в семейной жизни. Но для многих культур мира их совершенствование означало закрепление бесправия  женщины,  как законы Хамурапи на Ближнем Востоке, ритуал бинтования ног в Китае, затворничество, например, в Индии и на Руси. Для обоснования этих писаных и неписаных правил стало характерно приписывание земному женскому — качеств пассивности, страдательности, вторичности, а мужскому — активности, господства, первичности. С оговорками это положение закреплялось на протяжении многих веков различными патриархальными культурами: двусмысленность положения женщин Древней Греции и  Древнего Рима соответствовала такому же положению их сильных, умных и красивых богинь, отеческая власть над женщиной  и милость к ее греховной природе в Средние века была продолжением божеской (хотя до сих пор ведутся дискуссии о значении  культа Девы Марии в рамках христианства, а также об интерпретации куртуазной любви), поверхностность тайного влияния любовниц в 18 веке и желание просветителей "перевоспитать" и "образовать" женщину, сохраняющееся до сих пор во многих исследованиях.

     Такое отношение к женщине нашло свое отражение в языке. Во многих современных языках  в обозначении женщины сохранилось значение их зависимости от мужчины: слово "человек" являются часто синонимом слова "мужчина", а женщина — это жена человека (мужчины). Язык закрепляет половую асимметрию не только семиотически (смыслообразующими ассоциациями и коннотациями), но и грамматически (в определенных правилах управления, отсутствии формообразования женского рода или, наоборот, существование отдельных терминов для обозначения лиц женского пола), в том, что называется лингвистическим сексизмом (лексически — специфике распространенных определений, богатстве словарного запаса для тех или иных специфических ощущений, в том числе и сексуальности).

       Дискурс — социальная речевая деятельность — постоянно воспроизводит традиционную дискриминацию по признаку пола в каждом акте общения. Кстати, уже первые социалисты-утописты обратили внимание на необходимость реформы языка и, прежде всего взаимных обращений граждан нового общества, в частности об этом писал и пытался реализовать на примере фаланг Ш. Фурье.

     Устное  народное творчество — сказки, легенды, былины — утверждали эти идеи явным или неявным противопоставлением образов сильных мужчин или мальчиков — основных действующих лиц и страдающих персонажей женского пола, которые могут добиться цели -  удачного замужества или просто освобождения от злодея — качественным обслуживающим трудом, страданием и терпением. Научный анализ большого эмпирического материала, базирующийся на этом разделении, в существующих социально-культурных условиях всегда оказывается тенденциозным, аксиологически (то есть ценностно) окрашенным и, как следствие, дискриминационным: все мужские проявления качества оцениваются как положительные, определяющие по отношению к самому качеству, женские — как ущербные и маргинальные. Самые известные архетипические сюжеты — сказочные — воспроизводят ситуацию или взаимоотношений активного или удачливого, если он лежит на печи, главного героя мужского пола и пассивной, наделенной чертами идеального помощника (рукодельница) или товара (красавица) героиня, или вознаграждения той самой рукодельницы красотой и богатством — необходимыми условиями для благополучного замужества.

     Даже  то, что человек применяет в  любом повествовании — логика — то есть законы человеческого мышления — оказывается только мужской логикой, а "женская логика" — это их полное отрицание, использование недозволенных приемов (подмена тезиса, непоследовательность аргументации, переход на обсуждение личности собеседника, преувеличение как метод спора и др.). По мнению В.И. Курбатова, "женская аргументация направлена исключительно против мужчин, и даже если это аргументация "за" своего мужчину "против" чужой женщины, все равно — это женская аргументация, и она в корне отличается"¹. Источником его выводов являются на самом деле уже сформированные стереотипы восприятия коммуникационного поведения женщины: "женщине принадлежит и первое слово, и последнее слово", "это существо, не стесненное различными социальными комплексами", "женщина специально запрашивает у собеседника такие ситуации, которые невыполнимы", "материнский комплекс" в любой женщине, "женщина в диалоге ...обычно только тем и занимается, что опровергает свое (по ее мнению — ложное) подчинение мужчине" и так далее. Автор находит даже женскую фигуру силлогизма, считая, что "вторая фигура наиболее отвечает специфике женской логики и  всей природой направлена исключительно на опровержение, цель этой фигуры — не принять, а опровергнуть, усомниться, отказать, привести к абсурду, к нелепости, к противоречию, ввести в оборот парадоксальность". Специфика трактовки женских образов как товарных или страдательных не меняется и продолжает существовать в современной бульварной литературе, телесериалах и рекламных роликах. Их моральное значение неизменно в патриархатной культуре: хорошей, правильной женщиной может называться лишь та, которая отдается домашнему труду, рождению и воспитанию детей (естественные репродуктивные функции) и/или обладает другими товарными качествами — умением ухаживать за своим телом и лицом, а также за своим мужчиной (функции как объекта сексуального влечения мужчины). Это становится символами господствующей культуры, прежде всего символами власти мужчин, которые закрепляются с помощью их ритуального манипулирования: от обрядов примитивных культур до правил современного этикета и правовых нормах. Как пишет психоаналитик М. Кляйн, "символизм — фундамент отношений индивида и с внешним миром, и с реальностью в целом"². Хотя следует отметить и наличие принципиально иного подхода к проблеме различия полов в истории человечества — это миф об андрогине, бесполом, точнее двуполом, человеческом существе. Самое известное его изложение в античной философии — у Платона в диалоге "Пир", где оно противостоит философскому объяснению природы бога любви как бесконечного стремления к недостижимому. 

     Бог сказал Еве, за то, что ты соблазнила своего мужа, он будет властвовать  над тобой, а ты должна его слушать. Адаму Бог сказал, ты будешь много  трудиться, так что потечет с лица пот, когда будешь обрабатывать землю, чтобы получить хлеб, который захочешь съесть. Ты посеешь рожь или пшеницу, а вместо хлеба на твоем поле вырастет никуда негодная трава или терние. (из библейских легенд, с.356)

       В гендерной подходе существуют несколько традиционных, психологических и социальных теорий, которые, несмотря на их различия, основываются на двух априорных принципах:

1. различия между мужчиной и женщиной имеют только биологическую природу.
2. роли мужчины и женщины дифференцированы по диаметрально        противоположному принципу.

     2. Традиционная критика  культуры: структурализм

     Историография культуры конца XIX — начала XX века в целом, интересовавшаяся проблемой форм и символов (это и позднее неокантианство, и философия жизни и некоторые другие направления философии), но прежде всего новые этнографические исследования начала века, обратили внимание на символы примитивных культур. В них и в их непосредственном ритуальном выражении, как казалось, четко зафиксированы основные значения культуры, в том числе оппозиция мужского как чистого, положительного, высшего и женского как нечистого, отрицательного, низшего. То, что в "развитых" цивилизациях обосновывается с помощью мировых религий, экономической целесообразности, биологической науки и теорий нравственности. Именно эти исследования, самыми значительными среди которых являются работы французского философа и антрополога Леви-Стросса, подтолкнули развитие социологии культуры и структурной антропологии, сексистских, по сути: многообразие и сложность различных культур может и должна быть исследована как реализация основных — бинарных, оппозиционных и иерархичных — структурных взаимосвязей элементов культуры³.

     Структурализм становится наиболее эффективным —  научным — методом исследования предмета гуманитарных наук: языка, истории, культуры, психики. Отчасти к этому этапу можно отнести и классический психоанализ, впервые рассмотревший индивидуальное психическое и коллективное — культуру — как предмет объективного научного изучения. 3. Фрейд дал объяснение воспроизведения асимметрии в культуре на основе своего открытия структуры психического: иерархия воспроизводится и на индивидуальном уровне, когда ребенок видит или наличие или отсутствие пениса и испытывает бессознательное влечение к родителю противоположного пола, и в процессе социализации — выделения существующих в обществе защитных запретов в цензурирующую инстанцию Сверх-Я. Подход К. Юнга отличался большим вниманием к общезначимым символам, повторяющимся в различных культурах и бессознательно воспроизводимые на уровне индивида как универсальные схемы-значения — архетипам. Структуризация психического связана с процессом индивидуализации — личностного освоения универсальных схем, среди которых важнейшее место занимает взаимодействие "мужской" и "женской" частей — Anima и Animus. Они противостоят друг другу по многим качественным характеристикам — мужская оказывается рассудочной, логичной и т.д. — но, поскольку обе присутствуют у отдельного человека, то иногда дополняют друг друга.

      В рамках традиционного же анализа символов можно найти множество примеров критики господствующей культуры как культуры, манипулирующей общественным сознанием. В этом ряду — либеральная критика конца 19 века, марксизм и его последователи. Среди наиболее ярких явлений XX века — социальный психоанализ Э. Фромма,  Франкфуртская школа и концепция Г. Маркузе, специально посвященная проблемам манипулирования сексуальностью человека⁴.

     Однако  уже непосредственные ученики 3. Фрейда обратили внимание на неоднозначность приводимых обоснований и пытались привести или к противоположным выводам, как Карен Хорни, считавшая, что комплекс недостатка и ущербности — свойство мужской анатомии и, соответственно, психики, или к другим акцентам, как Мелани Кляйн, считавшая важнейшим открытием Фрейда его вывод о бисексуальной природе человека. Этнографические исследования М. Мид доказали, что характеристики и символы полов, принятые в западной культуре не единственные и существуют самые разнообразные способы обозначения полового различия. Таким образом, символическое и фактическое (биологическое) не могло дать единого объяснения культурным явлениям. Дальнейшее развитие психоанализа — прежде всего в символическом анализе Ж. Лакана — развивает эти идеи, опираясь на философию языка.

     Большую роль здесь сыграла структурная  лингвистика Ф. де Соссюра: семантическое  значение определяется взаимосвязью элементов структуры, в частности, фиксированным для данной культуры означающим и означаемым. Этот подход к анализу смыслов культуры дополнял структурную антропологию Леви-Стросса и во многом способствовал расшифровке символов различных культур. Однако многие последователи де Соссюра — прежде всего Р. Якобсон, позже Р. Барт, и, наконец, Ж. Деррида считали, что само разделение на означаемое и означающее условно и следует изменить сам способ функционирования культурных стереотипов, которые до сих пор воспроизводили иерархическое дискриминационное разделение полов. По определению Ж.Ф. Лиотара, это должно стать началом эпохи "постмодерна". Но это уже другой этап — этап новейшей постструктуралистской критики культуры.

     3. Постструктуралистская

     феминистская  критика культуры

     Изменение ситуации отчасти зависит, как считают  традиционные феминистские концепции, от развития экономической, социальной, а также политической ситуации. Но, как правило, для большинства людей стереотипы остаются,  несмотря на все требования "политкорректности" (соблюдения равенства прав и даже преимущественное право, квотирование для дискриминируемых групп): у мужчин возникают трудности восприятия женщины как равноправного партнера, а у женщин — трудности самореализации в этом качестве. Во многих странах, начиная с конца 80-х годов, даже наметилась, не без участия средств массовой информации, тенденция ретроспективного распространения патриархатного мышления, особенно ярко это проявилось в постсоциалистических странах, в том числе и в России: многие восприняли вынужденное освобождение женщины от общественного труда, как возвращение женщины к ее "естественному" состоянию, соответствующей оценке ее специфических биологических, физиологических качеств и соответствующему месту в общении. Более всего подвержено дискриминационным стереотипам бытовое (семейное) общение, построенное на принципе властных отношениях кормилец-иждивенец, где чаще всего в качестве иждивенца оказывается женщина. Кстати, это не является закономерным, более того, в Западной Европе и США все чаще встречаются противоположные ситуации, а приведенный пример "комплекса мачо" демонстрирует трудности, возникающие при изменении внешних обстоятельств. Это характерно не только для определенной нации, но и для определенных профессиональных групп: "мачизм" был характерен для советских военных, а сегодня приводит к массовым самоубийствам военнослужащих, не способных прокормить свою семью и отстраненных одновременно от "важных сугубо мужских дел". Внешние обстоятельства заставляют меняться традиционно патриархатное построение коммуникационных отношений в семье, где кормильцем оказывался всегда мужчина. Но на сегодняшний день это скорее проблема сосуществования новых внутрисемейных экономических отношений и старых стереотипов семейного общения. (Сегодня российские педагоги и психологи констатируют изменение традиционных моделей отношений не только между супругами, но и между родителями "на окладе" и несовершеннолетними детьми-бизнесменами.)

     Таким образом, язык является, прежде всего, воспроизводством отношений власти. Подобные отношения основываются на оппозиционности полов и "естественной" "войне полов". По выражению Ж. Деррида, "это одна и та же система: утверждение патернального логоса и фаллоса как "привилегированного означающего" (Лакан)"⁵. Первоначально именно постмодерн,   а  затем  обособившаяся  так  называемая  феминистская критика разоблачили патриархатный дискурс традиционной культуры. Так называемый "лингвистический" поворот философии XX века, поставивший в качестве основной задачи философии описание дискурсивных способов конституирования субъективности, содержательно сблизил новейшую философию и феминизм. Постструктуралисты рассматривали социальные явления как специфические языковые практики, по отношению к которым субъект всегда оказывается пассивным. Постструктуралистская критика предполагала возможность противостоять репродуцирующим иерархию языковым структурам. Философская феминистская критика формировалась как поиск отличной от господствующей языковой практики и основывалась на критике языка в широком смысле слова, которая сформировалась под влиянием или даже в рамках французского постструктурализма: критика речи у Деррида, критика письма у Лакана и т.д. Именно язык, причем понятый широко — как коммуникация, то есть принятая в обществе система отношений по поводу передачи или обмена информацией, — закрепляет и воспроизводит в культуре не просто различие полов, а дискриминационное их различение — сексизм.

     Своеобразной  методологической основой этой критики  при всем различии существующих концепций, можно считать идеи Ж. Деррида. Прежде всего это его критика традиционной метафизики и традиционной культуры в целом как "онто-тео-телео-лого-фоно-фаллоцентризма", то есть предпочтение традиционной культурой реального, абсолютного, целеполагающего, рационального, наличествующего и мужского. Причина такого предпочтения, по мысли Ж. Деррида в том, что традиционная метафизика пребывает в иллюзии существования настоящего, наличного. И это требует, как считают классические философы, противопоставления и выбора. На самом деле философия не может мыслить данное, наличное, настоящее, так оно суть разрыв, промежуток между прошлым и будущим. Поэтому философия должна научиться мыслить отсутствующее, видеть посредством разрывов, пробелов. Для этого надо обратиться к тексту, который уже не может восприниматься как наличествующая настоящая фиксированная речь. Задача философии - письмо (или архиписьмо): понимание как цитирование, отсутствие модельной интерпретации, процесс деконструкции текста. Это понятие "деконструкции" стало эмблемой как для философии Ж. Деррида, так и для всего поструктурализма, в том числе феминисткой критики (хотя это не совсем верно). Деконструкция — это метод текстологического исследования, построенный на воссоздании глубинных смыслов, восприятии существующих в тексте метафор, отсылки к возможным ассоциациям и конннота-циям, поиск возможных цитируемых источников. Словом, то, что сам Ж. Деррида называет "следами следов". Как об этом писал в своих поздних работах Р. Барт, нет автора, как источника некоторого фиксированного смысла, однозначной интерпретации текста. Как нет и единого языка с фиксированными значениями своих составляющих.