История Евразии

Вся история  Евразии подтверждает существование  поразительной закономерности: чередования  двух сменяющих друг друга геополитических  форм организации евразийского пространства. Это – чередование единой государственности  и системы государств. Евразийское  пространство то собиралось воедино скифами, гуннами, хазарами, монголами, славянами, советскими коммунистами, то распадалось. Сейчас мы являемся свидетелями и непосредственными участниками уникального процесса смены исторических ритмов организации евразийского пространства: разрушения единого государства СССР, создания системы новых государств и намечающихся тенденций движения независимых евразийских государств к интеграции.

      Путь, пройденный странами СНГ  за десять лет раздельного  существования, через многие испытания, приобретения и потери постепенно привел к осмыслению произошедшего. Медленно и трудно начал возрождаться исторический евразийский императив: необходимость интеграции народов, объединенных культурно-историческими, цивилизационными связями; народов, имеющих тысячелетний опыт взаимодействия и совместного обустройства своего общего дома – Евразии.

      Новые интеграционные импульсы, пробуждающиеся в евразийских  народах, требуют от ученых  концептуального обоснования современных  процессов, происходящих на евразийском пространстве. Необходимо предложить идеи, которые бы работали на объединение евразийских народов.

     Какие  интеграционные идеи были в  нашей истории? Эффективными оказывались  только те из них, которые  были привязаны к конкретному  социально-историческому контексту и к конкретному отрезку времени. Так, в дореволюционный период объединительной выступала идея русской государственности. В советский – объединяющим фактором в Евразии - СССР был идеологический: осуществление идеи диктатуры пролетариата всех народов Советского Союза. Интеграционную идею для будущего, как нам представляется, можно построить на современной евразийской идее.

     Другие  предлагаемые сегодня интеграционные  идеи, призывающие к объединению  по религиозным, национальным, партийным, социально-классовым признакам, неизбежно подпитывают центробежные тенденции. Различные «пан-измы» (пантюркизм, панславизм) выделяют народы по отдельно взятому признаку, игнорируя при этом общность и переплетенность по множеству других.

     Идейно-теоретическим основанием для процессов реинтеграции на постсоветском пространстве может служить современная евразийская концепция.

     Евразийство  имеет глубокие российские исторические  корни. Есть мнение, что первым  государственным деятелем, на практике реализовывавшим евразийские идеи, был Александр Невский. Однако, как сформулированная система идей, евразийство насчитывает более ста тридцати лет. За этот период принципиально менялась историческая, социальная, геополитическая картина мира, появлялись и исчезали государства, сменялись политические системы, но евразийство, как оказалось, не умерло. Евразийские идеи в различных вариантах за это время появлялись, угасали и снова возрождались несколько раз. Это было в 70-х годах позапрошлого века (Н.Я. Данилевский и др.), затем в 20-30-х годах ХХ века (евразийцы из русской эмиграции) и, наконец, сегодня на рубеже нового тысячелетия. Все эти три периода имеют общие черты.

     Первый  период – это переломное время  после крестьянской реформы 1861 года – время постановки кардинальных проблем об оптимальных путях развития, о сущности нации, специфике ее культуры, о целях реформирования общества. Тогда в условиях быстрой капитализации России, сопровождавшейся крушением вековых устоев, ломкой старого, низвержением авторитетов, русская интеллигенция пыталась найти прочную и жизнеспособную основу, опираясь на которую Россия могла бы уверенно идти в будущее и знать, каким должен быть образ этого будущего.

     Второй  период – 20-е годы ХХ столетия  – время революции, великого перелома, крушения старого мира. Главным смыслом и содержанием работ евразийцев (русских эмигрантов) был тогда поиск «идеи-правительницы», «путеводной нити», которая смогла бы привести Россию к процветанию.

     Третий  период – последнее десятилетие ХХ века. Для него характерно: разрушение единого государства – СССР, крах коммунизма, слом социальной системы, крушение прежних ценностей, идеалов, рост националистических, сепаратистских устремлений в бывших союзных республиках, в российских регионах и огромная социальная цена, заплаченная всеми народами бывшего Союза за очередную трансформацию общества. И в этот период поиск «путеводной нити», ведущей народы единой в прошлом страны к достойному будущему, – главная цель современного евразийства.

     Итак, евразийство возрождается в критические, переломные эпохи, и в каждый такой приход к его неизменной основе добавляются новые черты.

      Следовательно современная евразийская  концепция не является автоматическим  воспроизведением того, что было  наработано предшественниками. Можно по-разному относиться к наследию евразийцев-классиков 20-х годов. Со многим из написанного ими можно не согласиться. В то же время, нельзя выносить однозначный вердикт: «евразийство – это хорошо» или «евразийство – это плохо». Тогда в русле евразийства в общей сложности работали около ста русских ученых-эмигрантов, вихрем революции выброшенных из России в Прагу, Берлин, Париж, Харбин и т.д. Система их социально-философских воззрений не была, да и не могла быть однородной, их взгляды и трактовки менялись со временем. Евразийство 20-х и 30-х годов существенно различается. Это всегда были споры, всегда известная доля разномыслия. Из всего этого разномыслия современному исследователю необходимо выбрать и переосмыслить все самое ценное и применимое ко дню сегодняшнему. В целом же классическое евразийство – это наше огромное интеллектуальное богатство, которое еще предстоит освоить.

     Как  и любая другая мощная идея  – евразийская – может быть  использована и в качестве  созидательной силы, и в качестве разрушительной, в зависимости от того, в чьих руках она находится и в каких целях используется. К большому сожалению, в настоящее время уже предприняты попытки некорректных трактовок евразийства, выражающиеся в его использовании в качестве антиславянского, антирусского идейного оружия. Если подобный стереотип закрепится в массовом сознании, то результат будет только один: громадный позитивный потенциал евразийства будет утрачен, и исторический шанс идейно собрать раздробленные силы потеряется уже, пожалуй, навсегда.

      Я глубоко убеждена в том,  что грамотно интерпретируемая  современная евразийская концепция,  построенная с учетом новых  социально-исторических, экономических,  политических реалий, может стать  основой объединительной идеологии  для постсоветских государств. Речь при этом вовсе не идет о возврате к единой политической идеологии. Это понятие мы трактуем в широком смысле: «идеология» как система идей, пронизывающая всю деятельность государства и ее граждан, система ценностей и нравственных ориентиров, способствующая консолидации общества и реализации общей стратегии развития.

     Ни  одно государство, не желающее  собственной кончины, не живет  без идеологии. Россия и другие  страны СНГ, уничтожившие советскую  коммунистическую идеологию, официально ничем ее не заменили. Однако отсутствие государственной идеологии – это тоже идеология, но только уже чужая. Прокламируемый в России отказ от собственной идеологии на деле лишь способствует насаждению идеологии западной, точнее американоцентристской, внедряемой под «крышей» идеи глобализации, якобы происходящего движения всех стран и народов к единой унифицированной цивилизации, к единым стандартам и ориентирам развития, скопированным с западных обществ.

     Вакуум  идеологии в сегодняшней России и государствах СНГ может быть реально заполнен идеологией современного евразийства, идеологией объединительной, никого не отвергающей, идеологией для всех. Хотя евразийство – достаточно сложная концепция, ее суть можно свести к очень простым и понятным любому человеку положениям. Это – многополярность мира и антизападноцентризм; уникальность Евразии как особой цивилизации; евразийская идентичность взамен утраченной советской и др.

     Многократно  употребленное выше понятие «цивилизация»  нуждается в конкретизации. Цивилизация определена нами как социетальная культурно-историческая система, объединяющая на суперэтническом уровне население с общей самоидентификацией, органически связанное с конкретной природно-пространственной средой. В основе цивилизации лежат три вида системообразующих связей: пространственные, простирающиеся на особенности природной среды, ландшафта; временные, формирующие общность исторического бытия, традиций, исторической памяти, широко понимаемой культуры, языка; социальные и социально-психологические, цементирующие суперэтническую общность при помощи формирования сопоставимых ценностно-нормативных механизмов, субъективного осознания общности, самоидентификации людей (цивилизация – это самое большое «Мы»).1

      В соответствии с этим определением, Евразия, представляющая собой особую географическую, этническую, культурно-историческую целостность, может быть классифицирована как культурно-историческая система или цивилизация. Евразийская цивилизация – одна из культурно-исторических систем, сложившихся в ходе более чем тысячелетнего опыта взаимодействия народов, населяющих «срединный континент».

     Каждая  из современных цивилизаций не  только сама является системой, но и представляет собой элемент  другой системы: всего множества  цивилизаций, существующих на планете. По мере развития и роста сложности цивилизаций растет их взаимосвязь и взаимозависимость, происходит унификация ряда их особенностей, прежде всего, технологических, не затрагивающая в то же время консервативных базовых составляющих или социокультурных кодов каждой из цивилизаций. Взаимосвязь и одновременно дивергенция современных цивилизаций существуют в единстве, в соответствии с законами самоорганизации систем.

      На наш взгляд, самое главное  в евразийстве (помимо идеи  социально-исторической, социально-культурной, социально-этнической целостности Евразии) – это методологическое обоснование полицентризма и многолинейности социально-исторического процесса, идея параллельного сосуществования и развития различных цивилизаций, каждая из которых имеет свою логику развития, свою культурную доминанту, собственные ценности, цели и приоритеты.

      Это тем более важно для  дня сегодняшнего, так как либеральные  реформаторы 90-х годов вписывали  развитие России в западноцентристскую  линейную схему социально-исторического процесса, в которой все народы и культуры выстроены последовательно, как ступени единой лестницы – от «низших» к «высшим». На вершине лестницы в качестве образца для подражания находится цивилизация западная. И чем более похожи народы, культуры, социальные институты на западные, тем «цивилизованнее» они считаются. Таким образом, одна линейная схема, господствовавшая в советский период, – формационная – с единой для всего мира коммунистической перспективой – негласно заменена другой, тоже линейной – западноцентристской – с ориентацией на построение общества по западным образцам. В начале 90-х годов считалось, что для России и других 26-ти посткоммунистических стран победа либеральной демократии – общая для всех перспектива, и это трактовалось как «конец истории».

     На  практике реальные процессы последнего  десятилетия, цена реформ, результаты  посткоммунистических трансформаций  в разных странах показали, что  первоначальная схема оказалась  абсолютно неверной, что политически  и экономически успешная либеральная демократия вовсе не является предопределенным результатом для всех посткоммунистических государств, что не может быть универсальной схемы или модели модернизации и не существует готовых, одинаковых для всех программ переустройства общества. Реализация даже одинаковых целей развития – демократия, рыночная экономика, экономический рост, социальное государство – приводит к далеко несопоставимым результатам. А введение однородной системы регуляторов в обществах с различными институтами ведет к совершенно разным следствиям. Причина этого заключается в том, что ход трансформации и ее результаты всегда детерминированы культурно-историческими, социальными особенностями каждой страны или группы сходных по развитию стран, они предопределены цивилизационными особенностями. За игнорирование этих особенностей при составлении теоретических схем и моделей модернизации сейчас приходится дорого платить народам трансформирующихся стран.

      Осознанная евразийская идеология,  убежденность в самоценности собственной культуры и истории способны стать своеобразным «щитом» на пути распространения гегемонистских устремлений западной цивилизации, объявляющей различные регионы Евразии сферой своих жизненных интересов, воздействующей на принятие важнейших политических и экономических решений, разлагающей духовный остов евразийской культурно-исторической системы: многонациональную общность и притяжение народов друг к другу, ценностно-нормативные механизмы, приоритеты, национальные традиции.

      Идея евразийства подчеркивает значимость развития национальных культур, уникальность и неповторимость каждой нации и народа, когда в рамках единой цивилизации в общую «радужную сеть» сплетены многие национальные культуры, обеспечивающие единство в многообразии. Евразийство подтверждает роль в жизни народа собственной высшей национальной идеи и самостоятельного неподражательного развития. Отсутствие подражательности вовсе не означает отторжения того культурного богатства, которое было наработано другими народами за всю историю их существования. Знакомство с вершинами духовного наследия других народов и их усвоение раздвигает культурные горизонты, обогащает интеллект и является фоном, на котором развиваются собственные национальные культуры. Это чрезвычайно важно, поскольку национальная культура всегда выполняет ответственную социальную функцию: через культуру, традиции обеспечивается межпоколенческая связь времен, цементирующая единую общность.

     Различия  между культурами в духовной  сфере гораздо более глубоки,  чем в сфере материальной, в материальных же потребностях люди достаточно общи. Поэтому, если предположить возможность существования однородной общечеловеческой культуры, то она будет сведена к удовлетворению чисто материальных потребностей при игнорировании или примитивизации потребностей духовных, к навязыванию всему пестрому этно-культурному многообразию стандартов и стереотипов массовой культуры. Культура же, опирающаяся на национальный принцип, способна стимулировать духовно возвышающие человека ценности.

      Важнейшим условием жизнеспособности  евразийской идеи является сдвиг  в самосознании людей в сторону  понимания ими своей исторически  определенной функции в жизни  органического целого – Евразии,  формирование двойной идентичности: собственно национальной и общеевразийской. Ведь была у нас двойная идентичность в советское время. Русский, казах, калмык и т.д. – все осознавали себя еще и советскими. Евразийская идентичность способна на социальном и социально-психологическом уровнях цементировать единство народов Евразии.