Декаданс как культурный феномен

    Являя собой оригинальное умонастроение, специфическую черту социальной психологии творческой личности, декадентство сформировало особый стиль общения и поведения. Дух декаданса творился в артистических кафе и кабаре, в редакциях небольших журнальчиков, сколь бесчисленных, столь и недолговечных, в кабачках Латинского квартала. Собиравшиеся там разнообразные группировки, носившие причудливые наименования, не представляли собой художественных объединений или «школ», не выдвигали творческих программ. Они демонстрировали декадентский образ жизни: вызывающие выходки, циничные эскапады, эксцентричное сочетание дендизма, утонченных манер и площадного словаря. Тяготение к эффектной эстетской позе, к откровенному эпатажу накладывало отпечаток и на их художественное творчество. Независимо от направленческой принадлежности, каждый из этих художников считал свое творчество доступным пониманию немногих избранных. Они сознательно культивировали стиль, изолировавший их от масс, от «толпы». Хотя при этом было сделано немало блестящих находок с точки зрения экспрессивных средств, особенно в поэзии символизма, произведения литературы и искусства лишь выражали атмосферу декадентства, питались идеями и настроениями этой среды, но не составляли содержания самого декаданса.

    Следует подчеркнуть, что декадентские мотивы использовались в художественном творчестве не ради проповеди моральной деградации и разложения, не как апология и эстетское смакование отрицательных сторон жизни. «Проклятые поэты», называя себя поэтами декаданса, имели в виду упадок современного им общества. Своим творчеством они призывали людей очнуться, опомниться, осознать, что современная цивилизация охвачена смертельным недугом, болезнью духа. В первом номере того же «Декадента» анонимный автор убеждал читателей: «Закрывать глаза на декаданс, до которого мы дошли, было бы верхом бессмыслицы. Религия, нравы, правосудие — все приходит в упадок или, вернее, претерпевает неизбежную трансформацию. Утонченность желаний, ощущений, вкусов, роскоши и наслаждений, невроз, истерия, гипнотизм, морфиномания, шарлатанство в науке, доведенный до крайности шопенгауэризм — вот характерные симптомы нашей социальной эволюции. Первые признаки ее складываются главным образом в языке. Новым потребностям отвечают новые идеи, бесконечно тонкие и разнообразные. Это объясняет необходимость создания неслыханных прежде слов, без которых не выразить всей сложности чувств и физиологических ощущений»⁷. 

2. Признаки  эпохи упадка XIX-XX

     Один  из главных признаков декаданса  – мистицизм. Наряду с мистицизмом  существует эготизм. Эготист всю  жизнь остается ребенком, то есть занимается исключительно собой и относится  безучастно к внешнему миру. Он не в состоянии установить правильное отношение между собой, другими людьми и окружающим его миром, равно как и оценить должным образом значение своей деятельности в обществе. Он внешнего мира вообще не видит, и другие люди для него просто не существуют. Весь внешний мир представляется ему расплывчатой тенью. Ему и в голову не приходит, что он значительно больше других, что он может претендовать на особенное уважение или подвергаться преследованию: он просто один в мире или, иначе говоря, он сам – весь мир, так что все люди, весь одушевленный и неодушевленный мир составляет для него нечто несущественное, не заслуживающее внимания. Если эготист – писатель, то он будет измышлять философские системы для оправдания своих идей, или начнет воспевать их в красноречивой прозе, в звучных стихах. Таким образом, возникает демонизм.

     Как видим, философия и эстетика декаданса  складывались в оппозиции к «точным» наукам, рационализму, всем рационалистическим философским системам. Они (декаденты) стремились исходить из признания значимости иррациональной глубины человека и утверждали личность в качестве самоцели, а не орудия, средства борьбы в отличие от традиционного народнического и потом марксистского толкования личности. Декаданс – дитя исторически неопределенной, несозревшей ситуации. Он видел человека в непонятном, таинственном мире, коммуникации с которым могут состояться лишь через намеки и недосказанности. Декаданс отражал колеблющееся, как пламя свечи на ветру, мироощущение человека, не уверенного ни в полной реальности мира, ни в его будущем.

     Принципиальная  отъединенность человека от непонятного  ему мира и может быть названа  собственно «декадансом». По словам Бальмонта: «Я сказал бы так же, что декадент, в истинном смысле этого слова, есть утонченный художник, гибнущий в силу своей утонченности…   Это люди, которые мыслят и чувствуют на рубеже двух периодов, одного законченного, другого еще не народившегося. Они видят, что вечерняя заря догорела, но рассвет еще спит где-то за гранью горизонта, оттого песни декадентов – песни сумерек и ночи. Они развенчивают все старое… Но, предчувствуя новое, … не в силах увидеть это новое воочию, - потому в их настроении, рядом с самыми восторженными вспышками, так много самой больной тоски».

     Одной из центральных идей романтизма и его наследника - декаданса – является идея двоемирия. Суть этой идеи – в сущности двух реальностей, так или иначе связанных между собой. У различных романтиков эта общая смысловая конструкция приобрела самые разные воплощения: два мира представлялись как соотношение «внешнего» и «внутреннего», «земного» и «небесного» и под. Особенность декадентского двоемирия в том, что между двумя реальностями нет метафизической границы, поэтому говорить о двух реальностях невозможно. Единственным выходом из этого противоречия становится утверждение двух онтологических уровней этого мира – физического и психического.

     Знакомясь с произведениями декадентов, которые  выражены в странных, изломанных фразах, в непонятных стихах, в туманных образах, ощущается их проникновенность от первой до последней строчки чем-то таким, что ясно чувствуется, но неуловимо для ума. Казалось, что они хотят испугать или огорчить людей. Раздражительная нота тоски, вечной неудовлетворённой тоски, и какого-то желания, тоже неудовлетворённого, неустанно звучит в этих стихах, звучит и страшно надоедает ушам общества. Но нечто болезненное и нервозное, психоз декадентского творчества, постепенно, незаметно, капля по капле, въедается в кровь общества, и оно колеблется. В нём зарождается та болезнь, которую взлелеяли и культивировали в себе его дети – декаденты — культивировали и привили ему её тонкий разрушительный яд.

     И вот обыватель начинает сам испытывать мистический ужас пред вечной загадкой существования, пред этой «всё примиряющей, всё выравнивающей, одинаково всех возлюбившей» вечной героиней декадентских стихов — смертью. А декадентское творчество всё разрастается, странные, развинченные и развинчивающие нервы сонеты наводняют страницы журналов, говоря о чём-то неясном, туманном и зловещем. Беспросветная грусть, глубокое равнодушие к миру, постоянное обращение к смерти – «богине усталых». Мотивы тоски, эстетизм, провозглашенный еще парнасцами, холодное любование формой, часто чрезмерная ясность и чеканность слога. Эти песни разлагающейся культуры звучат похоронным звоном зарвавшемуся, нервно истощённому и эгоистическому обществу и всё более истощают его.

     Разделяя  упадок нравов, поэты-декаденты противопоставляют  уродствам реальности воображаемую красоту, творимую совершенством поэтической формы. Да и что такое поэзия? С точки зрения Верлена — окно в неведомый мир — высший, совершенный, прекрасный, тогда как зримая реальность искажает его гармонию. Поэт — медиум неких сил, его создания позволяют лишь приоткрыть завесу таинств мироздания. Поэт может силой воображения и воли творить действительность, но, с другой стороны, он является пассивным воспроизводителем субъективных чувств, подсознательного, помогающего ему постигнуть великую загадку жизни. Одиночество и избранничество поэта становилось близкими понятиями, трагедией и благодатью одновременно. Так, в сознании декадентов сомкнулись горизонты.

     Декаданс, как характерное явление, тем  не менее, не может быть отнесен целиком  к какому-либо определенному одному или нескольким направлениям в искусстве. В условиях нынешних настроений «конца века» многое переоценивается и пересматривается. В связи с чем, еще долгое время актуальным останется вопрос о декадентском мировоззрении и мотивах декаданса, так или иначе проявляющихся в творчестве различных, в том числе современных художников слова. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

3. ДЕКАДАНС  И СИМВОЛИЗМ  

    Наиболее  часто декаданс отождествляли с  символизмом, причем это делалось не только в России, но и в самой Франции, в которой порой одних и тех же авторов причисляли то к декадентам, то к лагерю символистов. Объясняется это тем, что «символизм, оказавшийся и идеей, и философией, и стилем, и, в конце концов, целой культурной эпохой, «захватил» многие явления, находящиеся в близком и отдаленном от него радиусе»⁸. Эта путаница проистекала еще из-за того, что значительная часть европейских символистов, среди которых можно выделить и так называемых «старших символистов» в России, прошли через увлечение декадентскими умонастроениями. С другой стороны, символисты, стремясь в своих творческих порывах «довоплотить мир», на практике, в своих грезах и приятных мечтаниях об экзотических эпохах и заморских странах, нередко отрывались от него, значительным образом приближаясь к декадентской эстетике.

    Декаданс  и символизм это два полюса, обладающих как силой взаимного притяжения, так и отталкивания, по мнению Г. К. Косикова, были вспоены из одного источника, они в равной степени переживали «чувство неудовлетворенности миром, мучались ощущением того, что перед ними — превратная реальность, что подлинностью обладает какая-то другая действительность»⁹. Следующей точкой соприкосновения между декадентами и символистами служит «акцент на интуиции (а не на разуме) как подлинном источнике поэзии, равно как и представление о существовании особого, аффективного (символисты скажут: «суггестивного») языка поэзии, отличного как от рационально-логического языка науки, так и от языка повседневного общения»¹⁰. О том, что декаданс и символизм безусловно связаны друг с другом, пишет и В. А Крючкова, но связаны они, по ее мнению, «не как направления преемники, а как определенная социально духовная среда и ее отражение в художественном творчестве»¹¹.

    Демаркационную  линию между декадансом и символизмом пытался провести в свое время еще А. Белый, говоря о том, что символисты — это те, кто «разлагаясь в условиях старой культуры вместе со всею культурою, силятся преодолеть в себе упадок, его осознав, и, выходя из него, обновляются; в «декаденте» его упадок есть конечное разложение; в «символисте» декадентизм — только стадия; так что мы полагали: есть декаденты, есть «декаденты и символисты» (т. е. в ком упадок борется с возрождением), есть «символисты», но не декаденты; и такими мы волили сделать себя»¹².

    Достаточно  убедительно, на наш взгляд, пыталась разграничить два этих понятия Н. В. Тишунина, говоря о том, что «декаданс», или «декадентство», — это не литературное направление, а определенное умонастроение, связанное с ощущением упадка жизненных сил, усталости, изнеможения, бессилия, безволия. При этом в декадентской литературе подобное настроение эстетизируется, т. е. происходит своеобразное любование своей обреченностью, превращение настроения в некое подобие литературной игры. В декадентстве есть известная доля «ненастоящности», позы, своеобразного литературного актерства. Символизм же — это специфический способ художественного философствования, а сама философия, воплощенная в искусстве символизма, явилась следствием трагического сознания эпохи»¹³.

    Но  все же не стоит забывать и тот  факт, что символизм, в отличие от декаданса, — это прежде все литературное направление, которое в своем стремлении символизировать мир имеет дело с конкретными образами-символами. И, следовательно, подменить одно понятие другим в этих условиях вряд ли представляется возможным. 

       4. ОБРАЗ АНДРОГИНА В ДЕКАДЕНТСКОМ ИСКУССТВЕ   

     Усомнившись в ценностях европейской культуры, в ее рациональности, в гуманистическом  пафосе европейской личности, декаденты начинают вести работу по деконструкции европейского гуманизма, основанного на сократовской позитивистско-морализаторской философии (по Ницше, в основе европейской культуры лежит сократовский научный оптимизм). Так именно в декадентской литературе, начиная с Бодлера, человек больше не является носителем прекрасного идеального начала, он уже не «прекрасная душа», а скорее «больное сознание», видящее мертвое кладбище не только в мире, но и в своей душе¹⁴. Именно в декадентской литературе происходит соединение мрачного и светлого, отвратительного и прекрасного, низкого и высокого, в результате чего осуществляется стирание традиционных ценностных ориентиров западной цивилизации.

     Следует отметить, что декаданс во многом явился реакцией на позитивизм и свойственный ему детерминизм. Позитивистская наука  распространяла представление о мире, как об обусловленном серией неумолимых и слепых законов, тем самым лишая его не только поэзии, но и свободы. Великая европейская культура, пропитанная духом позитивизма, говоря словами Шпенглера, умирает. Прикрыв лицо похоронной маской цивилизации, она медленно входит в пору своей осени. Декадентство есть ощущение этой вялости дряхлеющей культуры и в то же время оно представляет собой страстно-болезненный порыв вернуть миру поэзию и свободу человеческой душе, пусть даже в болезненных, гипертрофированных формах. Декаданс есть «больное сознание» европейской культуры, видящее тщетность и пустоту идей и ценностей прошлого и еще не нашедшее дорогу в будущее. Декаданс это вопль Дез Эссента: «Боже, мне страшно, сил моих нет! Господи, сжалься, помилуй христианина, который сомневается, маловера, который жаждет веры, мученика жизни, который, покинутый всеми, пускается в плавание под небесами, где по ночам не загорается спасительный маяк старой надежды!»¹⁵

     Одним из основных мотивов в декадентском искусстве является андрогизм. Андрогинность как соединение мужских и женских черт в одном существе является характерной чертой декадентского искусства, достаточно вспомнить эстетику Пеладана или искусство Берн-Джонса и Симеона Соломона. С другой стороны, идея андрогинности разрабатывается и в философии рубежа веков. Так, Н. Бердяев, описывая свой идеал андрогина, понимает его как высвобождение человека от тиранической власти пола. В том же ключе написано и стихотворение Н. Гумилева «Андрогин».