Андрей Рублёв

Установление культа Троицы шло во многом не богослужебными средствами. Но, видимо, эта идея победы над «страхом ненавистной розни» оказалась к месту и ко времени  — она прижилась и в народе, она прижилась и в церкви. То, что идея Троицы в рублёвские времена понималась как идея мира и любви, видно из того, что враждующие князья тверские и кашинские после тщетных и многократынх попыток примирения наконец мирились именно в Троицын день.

Естественно, что  в церкви она требовала своего нового и полного воплощения, в  том числе и в иконописи. И  таковое случилось — в рублёвской Троице.

Троица, толкуемая  первоначально как идеал вознаграждаемого гостеприимства, со временем стала  терять реалистический антураж и  стала символическим изображением божества — «троицы духовной».

С самых первых веков  возникновения христианства события  ветхозаветной истории принято  было рассматривать как прообраз истории новозаветной. И изображение  ветхозаветной Троицы в виде трапезы  трёх странников у праотца Авраама  теперь превратилось в прообраз другой трапезы — Тайной вечери и установление на ней таинства евхаристии — благой жерты во имя человека.

Для произведения средневекового искусства символичность замысла  естественна. И в рублёвской иконе символическая трактовка распространяется даже на второстепенные детали — здание, дуб Мамврийский и скалу. Это совсем не характеристика конкретной среды, они из того же вневременного и внепространственного мира, что и ангелы. Средневековые зрители не только почитали, но и читали икону — потому недопустимы там незначащие, случайные детали. Форма в искусстве того времени не просто служила содержанию, она — богослужила. Но даже на современного зрителя, не знакомого с тонкостями богословской символики икона производит потрясающее душу впечатление. Символика её прочитывается на уровне подсознания — потому что символика эта, нашедшая воплощение в христианстве, древнее христианства и знакома человеку изначально.

Но вернёмся к  символам. Трапеза ангелов символична. Древнейшим символом пищи духовной в  истории человечества является трапеза, пир. По словам византийского писателя VI века Исаака Сириянина, «любовь есть упоение души», она есть «пища ангельская» и «любви достаточно, чтобы напитать человека вместо пищи и пития... и когда достигнем любви, тогда... путь наш совершён, и пришли мы к острову тамошнего мира, где Отец, Сын и Дух Святов», то есть достигается созерцание святой Троицы. Но не только в символе пищи духовной сакральный смысл совместной еды — она объединяет людей, совместное преломление хлеба делает людей чем-то одним, всеобщим, и не случайно у многих народов считается смертным грехом нанести вред тому, с кем ты вместе ел. Трапеза вообще — символ единства и единения.

Многие века люди вкладывали свои мечты о совершенстве в образ крылатого человекоподобного  существа. Крылатой древние греки  представляли Нике — победу, Психе — душу человека. В христианском искусстве ангелы — бесплотные силы, их воплощает воображение художника, и потому они — вестники, хранители, стражи — самые поэтические образы иконописи вообще. У Рублёва ангелы — «небесные люди».

Старые источники  указывают, что Рублёв написал икону  Троицы в похвалу Сергию Радонежскому. Современный церковный автор  пишет, что ныне общепризнано, что  в иконе Святой Троицы преподобный  Андрей был не самостоятельным творцом, а гениальным воплотителем замысла  преподобного Сергия. И что единение душ угодников Божиих позволило выразить в иконе чаяние божественного мира всего русского народа. Во всяком случае, для Рублёва ангелы, символизирующие триединое Божество, были живым напоминанием о Сергии, «небесном игумене», как его назовут позднее.

Ангелы Рублёва  необыкновенно одухотворены, в изображении  их достигнута невиданная простота, готовая  обмануть любого, кто не задумается над иконой. Те, кто задумываются, начинают спорить. Поскольку существуют три ангела и три ипостаси Бога, то хочется каждого конкретного  ангела соотнести с какой-нибудь конкретной ипостасью. В результате мнения исследователей разделились. Согласно одной точке зрения центральный  ангел Бог-Отец, ангел слева —  Христос. Согласно другой точке зрения, расположения ангелов соответствует  Символу Веры: Бог Отец, Бог Сын  и Святой Дух.

Не вызывает сомнения только Святой Дух, и то, может быть, потому, что эта фигура наиболее пострадала от времени и реставраций, образ стал как бы более безликим и потому легко приписывается  самой неопределённой из божественных ипостасей — кто же может себе представить как выглядит Дух?

Сторонники первой версии пишут о том, что с тихой  грустью и любовью склоняет средний  ангел голову к правому и как  бы вопрошает и убеждает. Опустив  руки на престол он жестом благословения как бы указывает на чашу — символ жертвенной любви. Поза ангела, к которому он обращается, несколько напряжённа, он сидит прямо, на его лице тень скорби. В задумчивой сосредоточенности он поднял руку и благословляет чашу, как бы соглашаясь её принять. Покорен и в тихом раздумье третий ангел, правая рука которого тоже направлена в сторону чаши. Жест благословения в Древней Греции был ораторским жестом. В эллинистическом искусстве значило, что жестикулирующие таким образом ведут беседу между собой. Через Византию эта условность пришла и на Русь, и в Троице изображена безмолвная беседа двух ангелов. Бог Отец посылает своего Сына на выполнение им земной миссии и тот соглашается с волей Отца. Дерево — это не столько дуб Мамврийский, сколько древо жизни, древо вечности. Светозарные палаты — это не только дом Авраама, но и символ Христа-домостроителя и символ безмолвия, то есть полного послушания воле отца. Гора — это образ «восхищения духа» (именно так она обычно трактуется в Библии и Евангелии).

Вторая версия исходит  из Символа Веры и... толкования образов  ангелов. Средний ангел представлен в земных одеждах Иисуса Христа — вишнёвом хитоне с золотистым клавом (знак посланничества) и синем гиматии. Над средним ангелом изображено дерево, символизирующее Древо Жизни и Древо Распятия Иисуса Христа. Над головой правого ангела — гора, символ духовного восхождения. Левый ангел отождествляется с Богом-Отцом — к нему обращены склонённые лики двух других ангелов — посланцев Бога-Отца в мир. Над его головой здание — дом Авраама и образ земной Церкви. Посох каждого ангела (единственный случай использования яркой киновари в иконе) указывает на его эмблему. Ангел слева — сидит напряжённо, лик его строгий, почти суровый, черты лица резко очерчены, брови нахмурены (подобие повелевающего Бога Отца). Средний ангел склоняет голову, его опущенная рука выражает покорность воле Отца (этот жест имел тот же смысл среди монашества).

Приметы каждого  из трёх ангелов едва различимы и  как мы видим поддаются различным интерпретациям — невнятность иконографического решения могла быть авторской, заданной (а могла быть делом рук времени) — смысловой центр происходящего в другом. В нераздельности и неслиянности Троицы, в тех зыбких и неуловимых для человеческого глаза гранях, когда одна ипостась сменяется другой. Рублёву в «Троице» удалось искусно выразить представление о единстве и множественности, о преобладании одного над двумя и о равенстве трёх, о спокойствии и о движении... В изображениях Троицы до Рублёва всё внимание было сосредоточено на явлении всесильного божества слабому человеку, на поклонении ему, на почитании его. У Рублёва божество не противостоит человеку — три лица Троицы явились на землю для того, чтобы дать людям пример согласия и самопожертвования.

Совершенно невозможно утверждать, что Рублёв не задумывался, что означают три его ангела и  что он просто любовался ими. Он был  средневековым монахом. Но нельзя подходить  и к иконе, как к исторической картине. Задачей Рублёва было показать не то, что отличает одно лицо Троицы от другого, а как раз обратное: показать, что они составляют единство. И как человек мудрый, художник понимал, что он может только намекнуть  на что-то там, где есть опасность  нарушить грань между двумя мирами.

Идейным и композиционным центром Троицы является чаша с головою  жертвенного тельца — прообразом агнца новозаветного, то есть Христа, приносящего себя в жертву. Она  и означает любовь, готовую жертвовать собой. Вокруг престола с чашей группируются три задумчивых ангела. Они образуют как бы замкнутый круг — символ света, вечности и любви.

Мотив круга всё  время ощущается как лейтмотив  композиции. Он звучит и в склонённой фигуре правого ангела, и в наклоне  горы, дерева и головы среднего ангела, и в придвинутых друг к другу  подножиях. Но этот мотив не нарочит, не навязчив. Художник не боится нарушить круговый ритм вертикальным положением дома, он легко нарушает симметрию — вместо неё появляется текущее движение: голова среднего ангела склоняется влево, а подножия и чаша двигаются вправо.

Положив в основу композиции круг, Рублёв подчинил всю  композицию плоскости иконной доски. Хотя боковые ангелы сидят перед  трапезой, а средний ангел позади неё — все три фигуры кажутся  расположенными в пределах одной  пространственной зоны. Даль заменена золотом «света», она заменена светом — и зритель перестает быть перспективным центром, и образ  не удаляется от него вдаль, а является для него данностью, истоком которой  служит свет. И перспективным пределом для иконописного изображения оказывается  зритель, можно сказать, что он оказывается  вторым планом той настоящей жизни, которая явлена на иконе.

Гениальность Рублёва  сказалась в построении иконы. Он убирает всё лишнее — у него нет даже фигур Авраама и Сары. Средний ангел как будто бы и выделен, но он не господствует над  другими, не подавляет их, а наоборот соединяет. Он обращён телом к  одному ангелу, а поворотом головы — к другому. Взгляды их пересылают от одного к другому, взгляд скользит по кругу, живому, пульсирующему кругу. И этому движению вторят изображения  второго плана — гора и дуб. Даже ошибки, с точки зрения искушённого  греческого художника, делают изображение  более живым, человечным. Правый ангел  не вписался в поле иконной доски, и Рублёв должен был утончить его  тело, срезать несколько его руку. Но в этом есть какое-то человеческое очарование... Круг — символ вечности, любви, солнца и единства, в нём  выражена идея покоя и совершенства. Круг существует не только как внешний  ненавязчивый мотив, но как внутренний принцип композиции — это подчёркивается и повторностью движений ангелов. В  круг вписан восьмиугольник — число 8 по средневековым представлениям обозначало вечную жизнь, у древних  евреев оно было священным и посвящено  будущему веку и отсюда — 8-гранная  форма крещальной купели.

Центром иконы оказывается  жертвенная чаша с головой тельца. Она является прообразом новозаветной жертвы — самого Христа. Идея жертвы — центр символический и композиционный (телец, Христос, Исаак). Мотив чаши —  многосмысленен. Это и чаша, стоящая на престоле перед ангелами. Это и чаша, силуэт которой образуется очертаниями бёдер и коленей двух крайних ангелов, в которой словно оказывается Христос. Это и чаша жизни, и чаша мудрости, и чаша терпения, и чаша страдания, и чаша смертная. На иконе наглядно сопоставляется ветхозаветная жертва с новозаветной. Ветхозаветная трапеза-угощение трёх ангелов превращается в Новозаветную Евхаристию, встреча Авраамом трёх ангелов — в вечную встречу человека с триединым единосущным Богом, открывающемся ему в Евхаристии.

Здесь запечатлено  решение Предвечного Совета святой Троицы о воплощении Сына Божьего  и ниспослании его на землю  для искупительной жертвы во имя  падшего человека. Совет — предопределяет судьбы мира и путь спасения человека через жертву. Само появление рублёвской Троицы было символом того, что в истории открылся новый век — век культурного воплощения духовного единства русского народа во имя таинственного и абсолютного единения Святой Троицы. Это время — время осознания себя как народа и государства и одновременно углублённое внимание к человеческой личности. И тогда (в идеальном случае, конечно) человек оказывается действительно создан по образу и подобию и потому, как считали исихасты, занимает центральное место во Вселенной. Человек, по словам Григория Паламы, есть некий «малый мир», отражающий в себе всё мироздание и объединяющий его собою в единое целое, поэтому и произведён он позже всех, как бы являясь заключением мироздания. Изменяется потому и Божественный образ в искусстве — он познаётся теперь через человека.

Троица Рублёва  — это встреча человека с Богом  лицом к лицу. Считалось, что слово  о любви известно ангелам, а потому они признавались в этом «наставникам человеков». Византийские исихасты XIV века писали об общении с Богом. «Отрешившись от помыслов суетных и отвергнув всё ради любви к Богу, душа, как бы сделавшись нечувствительной и безгласной, предстоит Богу и наслаждается небесным покоем, так как ничто внешнее не стучит в дверь её; но Божественная благодать, внутри неё заключённая, преобразовывает её в лучшее состояние, освещает её неизречённым светом и усовершает внутреннего человека. (...) Удостоившись такого света, ум и сопряжённому с ним телу передаёт многие свидетельства Божественной красоты, примиряя Божественную благодать и дебелость плоти и делая последнюю способной к восприятию невозможного». Такое ощущение, что написано это о рублёвской Троице!

Сами ангелы —  самые поэтические образы всего  древнерусского искусства. Тела ангелов  лёгкие, стройные, словно невесомые. Фигуры ангелов несколько расширяются  в середине — строятся по излюбленному Рублёвым ромбу — сужаются кверху и книзу. И это придает им изумительную лёгкость. Благодаря преувеличенной пышности причёсок, лица кажутся особенно хрупкими. Фигуры бесплотны, божественны. Рублёв не деформирует пропорции, не вытягивает фигуры, но облегчает их. На что опираются ангелы? Такое  впечатление, что складки гиматия служат им опорой не в меньшей степени, чем стоящие на подставках ноги. Для средневекового художника было понятным стремление одеть божественные существа в самые прекрасные одежды, роскошные и тканые золотом, но ангельских одежд Троицы нам не увидеть и не узнать на земле никогда.