Горькие реалии вынудили политиков сделать  вывод о том, что преступность — крепкий орешек, и избавиться от нее с помощью исключительно карательных мер, какими бы жесткими они ни были, невозможно. Национальные системы воздействия на преступность, многие элементы которых практически работали на холостых оборотах, обрели прежнюю значимость. Наряду с сохранением репрессивных мер вновь стали развиваться различные механизмы социального контроля и ранней превенции.

     Серьезным изменениям была подвергнута полицейская  деятельность. Реформирование полиции  в Европе пошло в двух направлениях. В большинстве стран функции этой организации стали расширяться и изменяться. О том, что полиция должна в большей мере ориентироваться на потребности региональной общины, а полицейские — выполнять функции защитников, воспитателей и опекунов, много говорилось в 60-е и 70-е гг., были предприняты некоторые меры в этом направлении, однако резкое усиление карательной составляющей антикриминальной политики переориентировало развитие полицейских сил, которые взяли на вооружение жесткий стиль. В конце 80-х гг. изменение акцентов полицейской деятельности стало актуальной потребностью. Полицейские во многих западноевропейских странах стали заниматься воспитательной работой с несовершеннолетними, консультировать население по проблемам эффективной защиты от преступников, оперативно решать проблемы межличностных отношений, пресекая развитие конфликтов. Да и структура полицейских органов стала меняться в плане ориентации на решение социальных проблем. Например, на улаживание межэтнических конфликтов, которые нередко выливаются в крупномасштабные преступления. В этих целях в датской полиции были созданы специальные межэтнические отделения.

     В зоне критики оказалась и система  правосудия. Общественность требовала, чтобы судьи повернулись лицом  к проблемам общества. В основном от них ожидали ужесточения карательной политики. Но не только этого. По мнению ученых и представителей различных социальных слоев, действия правосудия должны быть понятны жертве, преступнику и общественному мнению. Судебные инстанции были вынуждены ужесточить карательную политику. На 1 сентября 1989 г. в европейских странах насчитывалось 315 тыс. заключенных (76 заключенных на 100 тыс. жителей). Это значительно меньше, чем в США или Канаде (соответственно более 300 и 110), но больше, чем в Японии (50).2 Однако ученые-криминологи понимали, что тюрьма может не только удержать от преступлений, но и, наоборот, стать началом преступной карьеры. Поэтому они побуждали правительства искать меры воздействия на преступность, не связанные с лишением свободы. В 1984 г. в Бельгии была принята законодательная новелла, в соответствии с которой преступник, приговоренный к тюремному заключению на срок, не превышающий 5 лет, может избежать тюрьмы, выплатив государству сумму, определяемую прокурором. Но широкого распространения эта практика не получила.

     Шведский  криминолог Бу Свенсон попытался  возродить интеракционистский подход применительно к экономической  преступности: «Если предположить, что преступление — это осмысленное поведение и что оно больше объединяет, чем разъединяет преступников и непреступников, то возникает совершенно новый подход к работе по предупреждению преступлений. В этом случае внимание направляется больше на среду, где совершаются преступления, и на связанные с ними обстоятельства».3 Однако в конструировании мер воздействия на преступность шведский криминолог достаточно осторожен, он явно боится скатиться на путь радикальной криминологии. По этому поводу он, в частности, отмечает: «И вообще, правильнее считать, что не следует предпринимать крупномасштабные меры для ликвидации экономической преступности или преступности вообще. Такого рода меры имеют настолько большое влияние на общество, что для их введения необходимы совершенно иные политические и более убедительные мотивы, чем просто желание более успешно бороться с преступностью». Анализируя этот вывод Б. Свенсона, надо заметить, что тотальная криминализация общества, ставящая под угрозу законность и государственность (как это имеет место, например, в Колумбии, где предвыборная кампания теперешнего президента Эрнеста Сампера финансировалась мафией), может оказаться весьма убедительной причиной для крупномасштабных радикальных мер.

     Несмотря  на осознание невозможности справиться с преступностью одними лишь карательными мерами, отказываться от них в большинстве европейских стран не спешат. Например, в Англии в начале 90-х гг. было проведено ужесточение уголовного и уголовно-процессуального законодательства. Удвоились (до 2 лет) сроки максимальных наказаний для малолетних преступников. Для трудноисправимых подростков 12—14 лет стали создаваться центры перевоспитания. При создании таких центров во многом был учтен положительный опыт аналогичных учреждений Китая и Кубы. Ужесточилась и практика вынесения судебных приговоров, судьи чаще стали апеллировать к длительным срокам лишения свободы. Было ограничено право обвиняемого не отвечать на вопросы и право быть отпущенным под залог. При решении вопроса об освобождении под залог решающим стало мнение потерпевшего. Ужесточение уголовной репрессии прошло и в других европейских странах. Например, до 1978 г. в Нидерландах только 11% приговоров в качестве меры наказания предусматривали лишение свободы на срок более 6 месяцев (в Швеции — 17%, Германии — 70%). В настоящее время приговоров, предусматривающих лишение свободы на срок более года, в Нидерландах выносится 85% (в большинстве западноевропейских стран краткосрочных приговоров выносится не более 3%).3 Как видим, к рекомендациям Ф. Листа здесь прислушались. В Швеции количество заключенных возросло со 163 тыс. в 1988 г. до 167 тыс. в 1991 г.4 Во Франции в период с 1980 г. по 1992 г. количество заключенных возросло на 20%. Основной причиной роста количества заключенных явилось увеличение длительности сроков наказания. В 80—90-е гг. множество новых тюрем было построено в европейских странах. В Брюсселе в качестве идеологической поддержки решительных мер борьбы с преступностью международная общественность организовала так называемый Белый марш, одним из лозунгов которого был: «Мир опасен не из-за тех, кто причиняет зло, а из-за тех, кто позволяет им делать это».

     Интеграционные  процессы в Западной Европе поставили  на повестку дня вопрос об унификации уголовной политики на базе извлечения из опыта каждой страны положительных  аспектов. 19 октября 1992 г. Совет Европы принял рекомендации по вынесению приговоров. В соответствии с этими рекомендациями срок лишения свободы должен зависеть от типа преступления. Альтернативные санкции не должны быть слишком широки во избежание судейского произвола. В то же время европейские ученые признали, что сформулировать четкие универсальные принципы назначения наказания им пока не удается — проблема оказалась слишком сложной. Кстати, интеграционные процессы в Западной Европе скорее отрицательно сказались на криминальной ситуации в большинстве стран. Объединение европейских стран в единый союз и предельное упрощение межгосударственных перемещений во многом упростило совершение преступлений и уход преступников от ответственности. Кроме того, это способствовало своеобразному переливу преступности из одних государств в другие. Например 42% преступлений в Швейцарии в 1991 г. было совершено иностранцами.

     Вполне  прогнозируемым на фоне ужесточения  карательной практики судов было возрождение интеракцио-нистского  подхода в западноевропейской криминологии. Теоретики стигмы не позволяют жителям «европейского дома» успокаивать себя повышением уголовных санкций, которое на деле нередко оказывается лишь подыгрыванием общественному мнению и имитацией борьбы с преступностью. По данным ряда криминологических исследовании, ужесточение у голо в но-правовых мер может оказаться лишь «бумажным тигром» на фоне коррумпированной полицейской системы. По оценкам ряда специалистов, 97% преступлений в Великобритании остаются безнаказанными. Не дало положительного результата ужесточение уголовных наказаний за совершение преступлений с использованием огнестрельного оружия. Все больше и больше полицейских служб в Англии стали вооружаться — гордость туманного Альбиона, безоружный полицейский, постепенно уходит в прошлое. Столь же плачевна картина и в других странах Европы. В Швеции, например, две трети зарегистрированных преступлений остаются нераскрытыми, в то время как немалая доля их вообще не регистрируется. Криминологические исследования показывают, что ужесточение уголовного наказания и снижение уровня преступности редко совпадают. Преступность и количество заключенных не связаны жестко. Лишь в отдельные годы можно было увидеть зависимость между ослаблением карательной политики и ростом преступности. Эти временные промежутки не так уж велики: случаи снижения уровня заключенных на фоне роста преступности отмечались в США в 1960 г., в Германии и Австрии в 1980 г. В основном же увеличение количества заключенных и рост преступности — это сопутствующие процессы.

     Серьезным аргументом в пользу теории стигмы стал следующий факт: по длительности сроков лишения свободы рекорд принадлежит США, и по уровню. преступности — тоже. Напротив, в Швейцарии и Японии практика назначения уголовных наказаний достаточно мягкая, и уровень преступности один из самых низких. Весьма неутешительны оказались и статистические данные об уровне пенитенциарного рецидива: 65% английской молодежи, а также 80% малолетних преступников в течение 2 лет вновь попадают на скамью подсудимых после освобождения из пенитенциарного учреждения.

     Ряд английских исследователей пришли к  выводу, что изменения в системе  уголовного правосудия не могут существенно  уменьшить рост преступности. Нереалистично  относиться к системе правосудия как к инструменту, который вообще может решить проблему преступности или в очень большой степени уменьшить уровень преступности. Они напомнили постулат Э. Дюркгейма: наказание имеет смысл лишь для восстановления попранного чувства справедливости среди тех, кто не нарушал закона. Постепенно в западноевропейских государствах стал возрождаться интерес к иным мерам превенции. 
 
 

      3.Научно-технический  прогресс против  преступности

     В связи с бурным развитием науки  и техники на использование технических  новинок в борьбе с преступностью  в ряде западных стран были возложены особые надежды. Например, в 1992 г. на нескольких автодорогах Лондона было установлено 40 скрытых телекамер, которые автоматически фиксировали транспортные средства, превышающие установленную скорость движения, записывая на пленку скорость, время и номерной знак автомобиля нарушителя. Положительный эффект этой технической новации был настолько велик, что полицейское управление заказало еще 260 таких телекамер. Помимо телекамер, в Великобритании используются и автоматические фотоаппараты, которые могут сделать за несколько секунд две фотографии автомобиля, превышающего допустимую скорость. Фотоснимки используют как доказательство правонарушения в ходе полицейского дознания.3 Практику дистанционного наблюдения взяли на вооружение и представители криминальной полиции. Когда в английском городке Эрдрай в 1992 г. установили десять видеокамер, число преступлений сократилось на 75%, а раскрываемость возросла вдвое и составила 70%.

     Положительный британский опыт взяли на вооружение и в других странах Европы. Княжество Монако было практически полностью покрыто сетью телеслежения за потенциально опасными точками. Телевизионные камеры работают круглосуточно и могут быть либо зафиксированы на одном субъекте, либо в движении «просматривать» определенный участок местности.

     Особенно  эффективно технические меры применялись  для предотвращения и пресечения угонов автомобилей, волна которых  подобно эпидемии распространилась по всем развитым странам. В этих целях, например, специально оборудованный автомобиль оставлялся как приманка в местах, где наиболее часто отмечались случаи угонов транспортных средств. Если преступник похищал автомобиль, то через несколько минут он автоматически останавливался и блокировал похитителя внутри салона (глушился двигатель, срабатывали стопоры дверей и стекол, включалась звуковая сирена, посылался радиосигнал вызова полиции)'. Для пресечения угонов активно используются также передающие датчики, установленные на транспортные средства. С помощью этих датчиков полиция пеленгует местонахождение угнанного автомобиля.

     Заметный  эффект в уменьшении тяжких последствий  неосторожных преступлений имело изменение  акцентов в их профилактике. Исследования показали, что ориентация на создание дополнительных систем безопасности в  самой конструкции технических средств более перспективна, нежели разработка правил безопасной эксплуатации их и создание контрольных структур, обеспечивающих соблюдение данных правил. Например, когда количество летальных исходов вследствие дорожно-транспортных происшествий стало национальной проблемой во многих развитых капиталистических странах, правительство обязало производителей автомобилей внести ряд изменений в конструкцию транспортных средств с целью придания им противо-ударных характеристик. В результате удалось сохранить много жизней.

     Достаточно  интересным является новое архитектурное  направление в практике предупреждения преступлений. Еще в 1978 г. в Висбадене  состоялся первый международный  симпозиум по вопросам планирования городского строительства и связи между архитектурой жилых районов и ростом преступности. В 80-х и 90-х гг. исследования в этом направлении продолжались.

     Психологи установили, что высотные дома нередко  оказываются источниками депрессии  горожан. Городские жилища, в которых  концентрируется огромное количество людей (в одном доме подчас можно поселить жителей нескольких деревень), меняют стиль отношений между ними. Такой тип жилищ продуцирует эмоциональную разобщенность людей, способствует развитию безличных, холодных контактов между людьми. В этом мире (который стали называть каменными джунглями), несмотря на многолюдность, человек начинает чувствовать себя одиноким и беззащитным. По данным виктимологических исследований, в различных странах мира в среднем 45% потерпевших становятся жертвами преступлений около дома, 37% — вдали от дома, но в закрытых, недоступных визуальному наблюдению окружающих местах.' Местная община — коллектив соседей, которые готовы оказывать поддержку друг другу, чьим мнением люди могли бы дорожить и взаимоотношения с которыми (одобрение-осуждение) могли бы оказаться эффективным механизмом социального контроля — практически нежизнеспособна в каменных джунглях. Исследования криминологов архитектурного направления установили, что нередко образование общины соседей зависит от того, огорожен ли жилой массив забором, имеется ли непроходной двор. В замкнутых жилых зонах люди привыкают друг к другу, и появление там чужака не проходит незамеченным. Преступники стараются избегать таких жилых комплексов.