Политические учения в древнем мире

Своего расцвета римская  юриспруденция  достигает  в  последний период республики, и особенно в первые два с половиной века империи. Уже первые императоры (принцепсы) стремились  заручиться  поддержкой влиятельной юриспруденции и по возможности подчинить  ее  своим  интересам. В этих целях выдающиеся юристы уже со времени правления Августа получили специальное право давать ответы от  имени  императора (jus respondendi). Такие ответы пользовались большим  авторитетом  и постепенно (по мере укрепления власти принцепса, который вначале  не был законодателем) стали обязательными для судей, а в  III  веке  на отдельные положения юристов-классиков ссылались как на текст  самого закона.

Со второй половины III века  намечается  упадок  римской  юриспруденции, в значительной мере связанный с тем, что приобретение императорами законодательной  власти  прекратило  правотворческую  деятельность юристов. Со времен Диоклетиана императоры, получив  неограниченную законодательную власть, перестали давать юристам jus respondendi. Правда, положения юристов классического периода  сохранялисвой авторитет и в новых условиях.

Из большого числа известных юристов классического  периода  наиболее выдающимися были Гай (II в.), Папиниан (II - III вв.),  Павел (II - III вв.), Ульпиан (II - III вв.) и Модестин  (II  -  III  вв).  Специальным законом Валентиниана III (426 г.) положениям  этих  пяти юристов была придана законная сила.

Сочинения римских юристов стали важной частью  кодификации  Юстиниана (Corpus juris civilis), которая  включала  в  себя:  1)  Институции, т.е.  освещение  основ  римского  права  для  начального обучения (для этой части были использованы «Институции» Гая, а также работы Ульпиана, Флорентина и Марциана); 2) Дигесты (или  Пандекты), т.е. собрание отрывков из сочинений 38 римских юристов  (от  I века до н.э. по IV век н.э.), причем  извлечения  из  работ  пяти знаменитых  юристов  составляют  более  70  процентов  всего  текста Дигест; 3) Кодекс Юстиниана  (собрание  императорских  конституций). Руководил всей этой большой кодификационной работой, в том  числе  и составлением Дигест, выдающийся юрист  VI  века  Трибониан.  Следует иметь в виду, что прежде всего именно собрание текстов римских юристов обеспечило кодификации  Юстиниана  выдающееся  место  в  истории права.

Деятельность римских юристов была по преимуществу направлена на удовлетворение нужд правовой практики и  приспособление  действующих норм права к изменяющимся потребностям правового общения.  Вместе  с тем в своих комментариях и ответах по конкретным делам,  а  также  в сочинениях учебного профиля (институции и т.д.) они разрабатывали и целый ряд общетеоретических положений. Правда, к формулированию  общеправовых принципов и определений римские юристы  подходили  весьма осторожно, отдавая предпочтение детальной и  филигранной  разработке конкретных правовых вопросов и лишь на этой основе делая те или иные обобщения. Отсюда известное изречение «всякое  определение  опасно», восходящее к положению юриста I - II вв. Яволена: «В цивильном праве всякое определение чревато опасностью, ибо мало случаев, когда  оно не может быть опрокинуто». Такая осторожность в  формулировке  общих положений (правил, regulae) диктовалась также и  тем,  что  подобные обобщения   юристов    (правила)    приобретали    значение    общих правоположений (правовых норм, правил и принципов), т.е. непосредственное практически правовое  значение  теоретических  формулировок было велико и требовало  большой  предусмотрительности  от  юристов. Характерна в данной связи позиция Павла: «Правило краткое  выражение того, что есть; не из правила выводится право,  а  из  существующего права – правило».

На ранней стадии развития древнеримской правовой  мысли  право, согласно господствовавшим религиозным представлениям, выступало  как нечто богоданное (теономное) и обозначалось термином fas. В  отличие от fas  светское,  человеческое  право  в  дальнейшем  получило  на именование jus, под которым стали понимать право  вообще,  охватывающее как право естественное (jus naturale), так и все то, что в последующей истории правовых учений (но не в самой римской  юриспруденции) начали называть позитивным (или положительным) правом, -  обычное право, закон (lex), эдикты магистратов, решения сената (сенатусконсульты), право юристов, установления принцепсов, конституции  императоров и т. д.

Признание реальности естественного права, включаемого  в  право вообще, и в то же время отсутствие в римском  правопонимании  специального понятия позитивного права (в качестве  отрицания  естественного права, его своеобразного противопонятия и т. п.) означало,  что в трактовке римских юристов естественное право, как  и  всякое  иное признаваемое ими право, относится к действующему праву, является его специфической составной частью (компонентом и свойством права  вообще), а не только теоретико-правовой конструкцией  и  категорией,  не только «чистым» понятием, внешним для норм  и  принципов  фактически действующего права.

Это обстоятельство  отчетливо  проявляется  в  различных  классификациях и определениях права, даваемых  римскими  юристами.  Так, Ульпиан в своем ставшем классическим делении всего права на  публичное (право, которое «относится к положению Римского государства») и частное (право, которое «относится к пользе отдельных лиц»)  отмечает, что, в свою очередь, «частное право делится на  три  части,  ибо оно  составлено  из  естественных  предписаний,   из   (предписаний) народов, или (предписаний) цивильных». Названные «части» -  это  не изолированные и автономные разделы права, а скорее взаимодействующие и взаимовлияющие компоненты и свойства,  теоретически  выделяемые  в структуре реально действующего права в целом.

Взаимопроникновение различных составных  моментов  («частей») права, невозможность их «чистого» выделения из права в целом и  резкого обособления подчеркивает и сам Ульпиан. «Цивильное  право,  замечает он, -  не  отделяется  от  естественного  права  или  права народов. Итак, если мы добавляем что-либо к общему  праву  или  сокращаем из него, то  мы  создаем  наше  собственное  право,  то  есть цивильное. Таким образом,  наше  право  является  или  писаным,  или неписаным, как  у  греков:  из  законов  одни  написаны,  другие  ненаписаны».

Требования и свойства естественного права пронизывают не только цивильное право, но и право народов (jus gentium), которое  означало право, общее у всех народов, а также отчасти и право  международного общения. «Право народов,- отмечает Ульпиан,- это то, которым пользуются народы человечества; можно легко понять его отличие  от  естественного права: последнее является общим для scex живых  существ,  а первое только для людей в их отношениях между собой».

Тем самым право народов у Ульпиана предстает как  часть  естественного права, причем различие между ними проводится не  по  существу, не по их свойствам и качествам, а по кругу субъектов,  подпадающих под их действие (все живые существа или  только  люди).  Естественному праву, по Ульпиану, «природа научила  всех  живых  существ, ибо это право присуще (не только) человеческому  роду,  но  является общим всем животным, которые рождаются на земле, на  море,  а  также птицам. Сюда относится  сочетание  мужчины  и  женщины,  которое  мы называем браком; сюда же рождение  детей,  сюда  же  воспитание;  мы видим, что и животные, даже дикие, обладают опытом  в  этом  праве». Отсюда, в частности, ясно, что и в человеческом обществе  такие  институты, как брак, воспитание детей и т.д., согласно Ульпиану, тоже находятся в сфере действия присущего людям естественного права, что, разумеется, не исключает наличия также и соответствующих, отвечающих требованиям естественного права и конкретизирующих их  норм  цивильного права о семье, браке, воспитании и т.д.

Так обстоит дело и согласно взглядам юриста Гая. «Все  народы, управляемые законами и обычаями, пишет он, - пользуются частью своим собственным, частью правом, общим  всем  людям».  Причем  это  общее право, называемое им правом народов, в своей основе  и  по  существу является естественным правом – «правом, которое  естественный  разум установил между всеми людьми».

Идею взаимосвязи и  единства  различных  составных  моментов  и свойств, присущих праву вообще, теоретически  точней  и  четче,  чем Ульпиан и Гай, выразил юрист Павел. В его  трактовке  вместо  разных «частей» права (которые неизбежно ассоциируются с представлением  об их внешнем, механическом обособлении друг от друга) речь идет о различных взаимосвязанных смысловых аспектах и характеристиках  единого в целом права (и общего понятия права вообще). «Слово  «право»,  -пишет он, - употребляется в нескольких смыслах:  во-первых,  «право» означает то, что всегда является справедливым и добрым, - каково естественное право. В другом смысле «право» -  это  то,  что  полезно всем или многим в каком-либо государстве, каково цивильное право. Не менее  правильно  в  нашем  государстве  «правом»   называется   jus honorarium (преторское право)».

Важно иметь в виду, что все эти различные «смыслы» одновременно присутствуют в общем понятии «право» (jus).

Включение римскими юристами естественного  права  в  совокупный объем понятия права вообще со всеми вытекающими отсюда последствиями соответствовало их исходным представлениям о праве как  нравственном явлении.

«Изучающему право, - подчеркивает Ульпиан,  надо  прежде  всего узнать, откуда происходит слово jus (право); оно получило свое  название от justitia (правда, справедливость), ибо, как превосходно определяет Цельс, право есть ars (искусство,  практически  реализуемое знание и умение, наука) boni (добра) и aequi (равенства  и  справедливости)».

Понятие  aequi  (и  aequitas)  играет   существенную   роль  правопонимании римских юристов и используется ими, в частности,  для противопоставления aequum jus (равного и  справедливого  права)  jus iniquum (праву, не отвечающему требованиям равной справедливости).

Aequitas,  будучи  конкретизацией   и   выражением   естественно-правовой справедливости, служила масштабом  для  корректировки  и оценки существующего права, руководящим ориентиром в правотворчестве (юристов, преторов, сената, да и других субъектов  правотворчества), максимой при толковании и применении права.

Aequitas, этимологически означая равное и равномерное, в  своем приложении к правовым явлениям  в  римской  юриспруденции  приобрела значение справедливости в специальном смысле (в смысле конкретизации понятия справедливости  -  justitia).  «Justitia  (правда,  справедливость), - отмечает Ульпиан, - есть постоянная и  непрерывная  воля воздавать каждому свое право». Из такого общего  понимания  правовой справедливости Ульпиан выводит  следующие,  более  детальные  «предписания права»: «жить  честно,  не  чинить  вреда  другому,  каждому предоставлять то, что ему принадлежит».  В  соответствии  с  этим  и юриспруденцию он определяет как «познание божественных и  человеческих дел, знание справедливого и несправедливого».

Сформулированное  здесь  требование «воздавать  каждому   свое право» является основным принципом естественного права не  только  в толковании римских юристов, но  и  многочисленных  предшествующих  и последующих представителей естественно-правовой доктрины. Нормы  jus aequum (в их противопоставлении к jus iniquum) как раз и представляют собой реализацию требований justitia (правды  и  справедливости), конкретно-определенное преломление и выражение  принципа  естественного права (и в то же время права вообще) применительно к изменчивым обстоятельствам, потребностям и  интересам  реальной  жизни  данного народа в соответствующее время.

В целом для  правопонимания  древнеримских  юристов  характерно постоянное стремление подчеркнуть ценностные черты права, присущие  понятию  права  качества  необходимости  и  долженствования. Не всякое сущее, обладающее позитивной санкцией, но  лишь надлежащее и должное представляет  собой  право.  Причем  о  долженствовании речь идет по преимуществу в аксиологической  плоскости  (с учетом кардинальной связи  и  взаимопронизанности  справедливости  и права).

Показательно в этом отношении, в частности, следующее положение Павла: «Говорится, что претор высказывает право, даже если он решает несправедливо: это (слово) относится не к тому, что  претор  сделал, но к тому,  что  ему  надлежало  сделать».  Здесь,  следовательно, справедливость (и соблюдение ее требований) выступает в качестве необходимой конституирующей черты и свойства права, адекватного своему названию и понятию. Без соответствия справедливости право (в  данном случае преторское право) дисквалифицируется в качестве aequum jus  и предстает уже как jus iniquum: данное соответствие выступает,  таким образом, как необходимый момент самого понятия права вообще.

Этот момент должного в понятии права (jus), согласно воззрениям древнеримских юристов, распространяется на все  источники  права,  в том числе и на закон (lex). Отсюда  и  характерное  для  многих  определений закона, даваемых римскими юристами, подчеркивание  ценностно-содержательного, идеально-должного, необходимо-разумного  и  общезначимого свойства закона (а не просто  его  формально-процедурная дефиниция в качестве принудительного акта определенного органа).

Так, Папиниан дает следующее определение  закона: «Закон  есть предписание, решение мудрых мужей, обуздание преступлений,  совершаемых намеренно или по неведению, общий обет государства».  На  более абстрактном  языке  последующего  времени  можно  сказать,   что   в приведенном определении закона затрагиваются, в частности, такие его черты, как его общеимперативность, разумность, социальность  (антикриминальность), общегосударственный характер (и в смысле наделенности закона государственной защитой, и в смысле обязанности соблюдения закона и его святости для самого государства).

Аналогичные характеристики  закона  содержатся  и  у  Марциана, солидаризирующегося со  следующим  определением  греческого  оратора Демосфена: 2Закон есть то, чему все люди должны повиноваться в  силу разных оснований, но главным образом потому, что всякий  закон  есть мысль (изобретение) и дар бога, решение  мудрых  людей  и  обуздание преступлений, совершаемых как по воле, так и помимо воли, общее соглашение общины, по которому следует жить находящимся в ней».

Присущий  понятию  закона  момент  долженствования  (закон  как критерий для различения должного и недолжного,  запретного)  римские юристы  освещали  и  развивали  под  заметным  влиянием  стоиков,  в правопонимании которых понятие «долг» («должное», «долженствование» и т.п.) играет существенную роль. Кроме того, определенная  идеальность концепции закона (закон как должное и разумное), присущая  соответствующим определениям римских юристов, тоже  отражает  воздействие на них представлений стоиков, называвших по сути своей  идеальное естественное право законом (общемировым, божественным, разумным, естественным и т.п.). Также и во многих суждениях  римских  юристов понятием «закон» охватываются как характеристики  определенного  источника права (народногo или императорского закона), так и его необходимые (идеально-правовые, ценностно-содержательные,  качественные) черты.

Марциан, например, с большой похвалой  приводит  следующее  определение закона, данное стоиком Хрисиппом: «Закон  есть  царь  всех божественных и человеческих дел; нужно, чтобы он стоял во главе  как добрых, так и злых, вождем и руководителем живых существ, которые по природе принадлежат к общине,  мерилом  справедливого  и  несправедливого; (закон) приказывает делать то, что должно быть совершено,  и воспрещает совершать то, что - не должно быть совершаемо».