СcО в эпоху индустриального общества

     Шпаковский  В.О., Шпаковская С.В. История связей с  общественностью. Электронный  учебник для дистанционной  формы обучения СО. - Пенза: Изд-во ПГУ, 2004. - 132 с.

СcО в эпоху индустриального общества.

   Вряд ли кто-то будет сегодня утверждать, что 1900 год прошлого столетия ознаменовал собой переход не только в иной век, но и в иное состояние бытия человеческого общества. Последователь К. Маркса и Ф. Энгельса российский революционер В. И. Ленин охарактеризовал это время, как начало эры империализма, однако куда более правильным было бы считать, его началом индустриального общества. Неудивительно, что всё то новое, что родилось в эти годы, уже не вписывалось в рамки прежних социальных отношений, усугубило имевшиеся в обществе противоречия и в итоге привело к Первой мировой войне, когда обеими воюющими странами были впервые использованы массированные средства психологической войны. Главной её целью было призвано моральное разложение противника, для чего выпускались миллионы листовок, брошюр, книг и пропагандистских газет. При штабах воюющих армий были созданы специальные отделы и подразделения, которые занимались «войной слов». Наиболее крупным органом психологической войны и «паблик рилейшнз» в США был комитет общественной информации, созданный при американском президенте Вильсоне во главе с его другом журналистом Джорджем Крилем. Комитет Криля делал ставку на привлечение к работе профессионалов в создание разветвлённой сети воздействия, как на противника, так и своё население. Вводились такие PR-методы, как пропаганда позиции США в войне за границей, выступления видных деятелей страны в программах Комитета, предоставление бесплатных возможностей для популяризации военных действий (прообраз социальной рекламы), прямая цензура информации военного характера.

     Настоящей находкой для журналистов, которые очень любят, чтобы политики выражали свои мысли емкими и запоминающимися фразами, был британский политический деятель Уинстон Черчилль.

     Как ньюсмейкер он был просто неподражаем, о чем свидетельствует хотя бы такой пример. Как-то раз одна из британских дам, ярая сторонница фашизма, находясь за одним столом с Черчиллем и желая хотя бы как-то его задеть, передавая ему чашку чая, сказала: «Если бы я была вашей женой, сэр Уинстон, я бы наливала вам в чашку яд». «А я, - тотчас ответил Черчилль, - если бы был вашим мужем, выпил его!» Естественно, что столь остроумный ответ немедленно сделался достоянием журналистов и, переданный в печати, только лишь способствовал укреплению его имиджа.

     Параллельно с американским опытом связей с общественностью в Европе и, в частности в Германии, начали применять и другие формы СcО, например:

     - ораторские упражнения Гитлера  и его подручных пропагандистской  бутафорией доводили до экстаза  многочисленные толпы людей;

     - в гитлеровской Германии и  сталинской России широко использовались приемы манипулирования общественным мнением, в частности пропагандировался ярый национализм и собственное социальное превосходство;

     - тонко продуманная система восхваления  и возвышения диктаторских режимов  в Италии, Германии и СССР создавала основы для формирования тоталитарного государства и подготовки населения к войне.

     Интенсивная психологическая война как особый вид «паблик рилейшнз» дала нам  множество примеров исключительного  значения менталитета нации в  смысле успеха либо неуспеха ее проведения.

     Немцы не верили американским листовкам, в  которых говорилось, что Германия никогда не выиграет войну, т.к. с  американских верфей каждые пять дней сходит на воду крупный океанский  военный корабль. Поверить в это  мешала их обывательская информированность и «здравый смысл». Зато немецкая листовка, изображавшая президента Рузвельта в виде жнеца, который не собирает, а разбрасывает колосья, вызывала у американских солдат исключительно враждебное отношение к врагу и только укрепляла их боевой дух. Дело в том, что средний американец привык верить своему президенту, независимо от того, согласен ли он с его отдельными решениями или нет. Опыт американской пропаганды в годы войны можно свести к следующему: «Никакая правда после лжи не восстанавливает должным образом веру в пропаганду. Открытые признания во лжи, сделанные президентом, в которого народ верил, могут явиться роковыми».

     Годы  Второй мировой войны придали  новый импульс развитию PR как  профессиональной деятельности. В это  время, прежде всего, активно развивались правительственные PR. Меры по жёсткому государственному регулированию отношений между трудом и капиталом (признание юридического статуса профсоюзов), достигнутое взаимное обязательство рабочих (избегать забастовок) и предпринимателей (не прибегать к увольнениям), соглашение правительства со СМИ о введении некоторых элементов цензуры, осуществление программы лендлиза – всё это требовало серьёзной работы по информированию общественности и разрешению конкретных ситуаций с весьма разнообразными целевыми группами.

     Войны вообще и Вторая мировая в первую очередь являются, по мнению некоторых  исследователей, главным стимулом быстрого развития PR, причём не только в США, но и в Великобритании, Германии, Франции, других странах.

     В ходе Второй Мировой войны в Великобритании было также воссоздано Министерство информации, которое занималось вопросами СcО во всех родах войск. Признано, что оно внесло очень большой вклад в успешное завершение войны. При этом специалисты отмечают, что американский и английский подходы к СО в годы войны довольно значительно различались. Американцы стремились к большей театральности в своих PR-мероприятиях, тогда как англичане больше внимания обращали на то, что мы сегодня называем «индивидуальной работой с клиентом».

     В Японии, выступавшей в годы Второй мировой войны союзникам гитлеровской Германии и противником США, Великобритании и СССР, господствовала собственная  коммуникационная модель общества, разительным  образом отличавшаяся от той, что  существовала на Западе. В первую очередь это было связано с патриархальным характером государства в Японии, которое предусматривало практически полное подчинение всех низших высшим. Такая система делает общество свободным от необходимости налаживать и поддерживать связи с общественностью. Мнение нижестоящих высших членов общества вышестоящих интересовало мало. В средневековой Японии, например, любой самурай от сегуна до простого караульного солдата обладал законодательным правом «убить и уйти». Под этим подразумевалось право самурая казнить любого человека, не оказавшего ему должного почтения. Случаи подобных расправ были нередкими и воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Ни при каких обстоятельствах самурай не должен был нарушать верность своему господину. «Где бы ты ни находился, в горах или под землей, в любое время и везде мой долг обязывает меня охранять интересы моего владыки. Это - долг каждого подданного. Это - позвоночник нашей религии, неменяющийся и вечный». Так говорилось в клятве воина из собрания самурайских наставлений начала XVII века

     В то же время, даже такое государство, как восточная деспотия, было заинтересовано в установлении добровольного и  ненасильственного подчинения управляемого населения, основанное на традиционном доверии повелителю и нравственной добродетели. Этот принцип, весьма почитаемый на Востоке, китайским философом Конфуцием (552-479 гг. до н.э.) был облечён в форму постулата: «Всегда непоколебимо делай правое дело». Он считал, что порядок следует поддерживать не столько наказаниями, сколь посредством определенного ритуала, а также наставляя людей добродетели. Тогда «люди будут знать, что такое стыд и вести себя пристойно».  

СcО в России.  

     Рассматривая  СсО в России, следует, прежде всего, отметить, что в средневековой Руси своеобразным и уникальным опытом демократических связей с общественностью, вплоть до эпохи монгольского завоевания, являлось народное Вече, ликвидированное с установлением самодержавия московских князей. Однако использование заимствованной у восточных завоевателей деспотической системы управления, привело к такому отрыву власти от народа, что он не мог быть преодолён даже лучшими представителями радикального дворянства, а затем и разночинной интеллигенции, что оказалось серьёзным тормозом на пути любых прогрессивных преобразований в России в середине XIX- начале XX века.

     После Октябрьской революции, в 20-30 годы система  связей с общественностью в нашей  стране переживала сложный период становления  и развития. В первые месяцы после  Великой Октябрьской революции  в стране развернулась атмосфера публичности, предпринимались попытки организации участия народных масс в диалоге власти и общества. Но после разгона Учредительного Собрания произошло быстрое свёртывание демократического плюрализма общественных мнений. А власть сделала ставку на террор и насилие. Наступил период «военного коммунизма» и гражданской войны, когда диктатура пролетариата трансформировалась в диктатуру одной партии. Возникла исключительно жесткая иерархия государственной власти, аналогичная по своему характеру патриархальным деспотиям Древнего Востока и командно-административная система управления экономикой. В то же время нельзя не признать, что благодаря наличию могущественных сил в области пропаганды СССР, в особенности в 30-е годы, несмотря на террор и насилие по отношению к «врагам народа», имел весьма привлекательный имидж в глазах очень многих людей, включая всемирно известных писателей, актёров и режиссёров, а также простых людей в странах западных демократий. Важно подчеркнуть, что в борьбе за массы широко использовались приёмы пропаганды и агитации, впоследствии нашедшие своё место и в арсенале PR. Многие специалисты, например, считают, что белое движение в России потерпело поражение от красных не только в силу исторических причин, но также и неумело организованного информационного воздействия.

     Сравним два плаката: «Ты записался добровольцем!» /известный плакат, призывающий в  Красную армию/ и «Почему вы не в армии?» /аналогичный плакат, призывающий в армию белогвардейцев/. Императивность первого слогана и церемонное, вежливое обращение в другом совершенно очевидны и также очевидно, что воздействие первого плаката значительно сильнее второго.

     После победы нового строя в России и  установлению режима сталинской диктатуры  была произведена даже такая необычная PR-акция, как попытка вторгнуться  в народный фольклор и создать  «устный народный эпос» прославляющий  советских вождей и счастливую жизнь советского народа.

     В годы Второй Мировой и Великой  Отечественной войны Советского Союза главным средством правления  являлся приказ, подлежавший беспрекословному подчинению. Что же касается различий, то следует заметить, что в агитационно-массовой работе с населением на Западе и в СССР они были обусловлены особенностями политической и экономической моделей общества.

     В этом плане интересно сравнить советские, германские и англо-американские плакаты  военного времени. Советские и германские очень похожи своей императивностью. Они ориентируют массы на немедленное и беспрекословное выполнение отдаваемых ими приказов: «Смерть немецким оккупантам!», «Родина-мать зовёт!», «Германия или смерть!». Англо-американские тоже в достаточной степени императивны (приказ на войне есть приказ!), однако их решение значительно тоньше и в них больше внимания уделено тому, чтобы вызвать сопереживание объекта воздействия.

     Другим  эффективным орудием  власти в СССР стал кинематограф, о котором ещё В. И. Ленин говорил как о важнейшем средстве воздействия на массы. С начала 30-х годов на экраны был выпущен целый букет кинофильмов-агиток, по-своему очень часто даже талантливых, но которые ориентировали зрителей на совершенно определённое восприятие окружавшей их действительности. «Враги всегда плохие», даже когда они бывают и «хорошие» сами по себе. Они обречены, тогда как советским людям принадлежит будущее. Наши люди – «хорошие всегда», даже когда они оступаются, причём опять-таки по вине всё тех же недобитых врагов.

     Кино  декларировало потребности общества, так что едва только возникла необходимость в освоение Арктики и Дальнего Востока, как тут же были сняты и соответствующие кинофильмы: «Семеро смелых» и «Комсомольск». Понадобилась женщина – активный строитель социализма и актрисы Т. Макарова, Л. Орлова, и В. Марецкая. Тут же создают целую галерею образов – решительных, чистых и смелых советских девушек, настолько преданных делу коммунизма и революции, что даже брак расценивался их героинями как уступка прошлому, ну, в крайнем случае, как выполнение партийного долга по подготовке Родине новых кадров. Сначала общественное, а уже потом личное – вот чему учили кинофильмы тех лет!