Культура Руси при смутном времени

 

 

КУЛЬТУРА СМУТНОГО ВРЕМЕНИ

 

 

 

Получив вожделенную свободу, горлопаны не создали ничего

 

 

 

Прежде чем рассказать о нынешнем состоянии отечественной  культуры, считаю необходимым озвучить свое внутреннее кредо восприятия общемировой  культуры как существенного производного от творений Высшего Разума, то есть от Воли Бога Отца. Меня всегда поражало нежелание, а иногда и противление  людей даже высокообразованных, обладающих богатейшими историческими познаниями, признавать совершенно очевидную дочернюю зависимость любого культурного  проявления от духовных постулатов Евангелия. Обращаюсь исключительно к догматам христианской веры, и прежде всего  к православной составляющей, ибо  рассуждаю о культуре России одного из тяжелейших периодов за все ее многовековое существование.

 

 

 

Любая революция, «пожирающая  своих детей», не может создавать  благоприятные условия для процветания  культуры, не говоря уж о ее высочайших взлетах. Революции всегда порождали  хаос в умах людей, несли с собой  разрушение государственных устоев и поругание исторической памяти. Даже если революционеры или простые  бунтари вдохновлялись и руководствовались  благородными целями свержения прогнивших, с их точки зрения, режимов, бесчеловечные  методы маратов и робеспьеров, пестелей и пугачевых, не говоря уже о лениных  и троцких, предполагали в лучшем случае игнорирование, а в худшем – осмеяние и уничтожение христианских заповедей, изгнание веры из людских  душ, а следовательно, и лишение  культуры родительской заботы и духовного  окормления. Декабрьские заблуждения  лучших умов России, «разбудивших Герцена», который породил безжалостного  тирана Ленина, мне кажутся зеркалом, в котором сфокусировались большие  опасности и одновременно предостережение  для России, попытавшейся в очередной  раз поклониться «просвещенному»  Западу и вкусить от запретного кровавого  плода, взращенного французскими вольнодумцами  и атеистами. Никогда я не мог  заподозрить князя Трубецкого, не пришедшего на Сенатскую площадь 14 декабря, в трусости или предательстве. Уверен, что внутренняя молитва, обращенная к Богу, отвела его от участия  в убийстве воина-героя Милорадовича и гибели множества невинных солдат. И не заяц остановил Пушкина на дорогах Михайловского, а сознательное нежелание участвовать в противобожественном заговоре.

 

Пусть не подумает читатель, что я хочу веру в Бога навязывать кому-либо насильно, и того паче, возложить  на себя обязанности священника, исповедника  или духовника. Никогда не забывая  о бессмертии души и о Царствии Божием, я долго жил в советском  атеистическом обществе, грешил, может  быть, больше других, нарушал христианские обеты и заповеди, но при этом всегда старался трудиться честно, приносить людям пользу, а главное - не предавать их. Потому, вознося  постоянную тихую молитву ко Господу, стараясь по мере сил искупить свою перед Ним вину, не могу я оставаться равнодушным, видя кликушествующих, обратившихся из Савлов в Павлов деятелей культуры и правого, и левого толка. Едва научившись осенять себя крестным знамением  или правильно подходить к  причастию, они быстренько сменили  партбилеты, замашки липовых диссидентов  или командный стиль политуправленцев на толстые церковные свечи, места  в президиумах церковных соборов, стали произносить телевизионные  религиозные проповеди, вызывая  протесты и отторжение чутких слушателей. Неужели не понимает скульптурный цеховик  Церетели, насадивший нелепый зверинец рядом со святая святых – стенами  Московского Кремля и могилой  Неизвестного солдата, что усугубляет он атеистическое отношение к  священной памяти предков и попирает основные законы русской культуры? Подобные безнравственные поступки не удивляют меня, ибо первопричину их я имел несчастие лицезреть  с самого начала пресловутой горбачевской «перестройки».

 

Мне вместе со многими «деятелями»  культуры нелегко жилось и работалось как в кратковременный период, отнюдь не по праву окрещенный «оттепелью», так и в эпоху застоя. Хотя оговорюсь  сразу, что не разделял я солидарности «продвинутой» части современников  с рейгановскими лозунгами и  навешенным им на СССР ярлыком «империи зла», ибо хорошо знал корни генетической ненависти многих западных держав к  нашему Отечеству. Не состоял я в  партии, не разделял всеобщего преклонения  перед кумиром и идолом оболваненной страны – палачом русского народа Лениным. В отличие от многих художников, актеров, писателей и музыкантов, ходивших вроде бы в «неблагонадежных», однако получавших высшие награды от ненавистных большевиков и проводивших  немалое время в загранкомандировках, я добрую четверть века дальше Пскова и Новгорода, или, на крайний случай, Ташкента и мечтать не мог выехать. Теперь знаю, что ведомство, помещавшееся в «десятом подъезде» дома на Старой площади числило меня в списках  с грифом «держать и не пущать»  за потомственную приверженность к  прочным устоям русского лада и нежелание  кадить коминтерновским божкам. Нужно  отдать должное собачьему чутью  агитпроповцев: последние два десятилетия  подтвердили нашу взаимную несовместимость. Зато те, кого они прикармливали, верные слуги и карманные протестующие, с готовностью стали под предательские  знамена и бросились пополнять  зондеркоманды по уничтожению великой  державы.

 

В силу открытости своего характера  и общительности, а еще и учитывая всеобщую доступность моего «бункера»  – полуподвальной мастерской в переулке между тогдашними Кропоткинской  и Метростроевской улицами, мне  довелось лицом к лицу столкнуться  с огромным количеством людей  самых разных национальностей, конфессий  и взаимоисключающих убеждений. С некоторыми из них я долгое время делил шумные застолья и проводил свободное от работы время. Нынче рядом со мной осталось так мало участников того «праздника жизни», что хватит и пальцев двух рук, чтобы их пересчитать. Лучшие и верные друзья, к сожалению, ушли из жизни и мне их до безысходности не хватает. Но большинство из тех «играющих, праздно болтающих» с особым цинизмом и беспринципностью занимают нынче культурные ниши в различных сферах обслуживания строителей и гарантов губительной рыночной экономики. Они долго ждали своего часа, чтобы приватизировать кабинеты власти, театральные и музыкальные площадки, экраны телевизоров, киностудии и издательства, которые раньше делили с советскими хозяевами, социально близкими им и одновременно презираемыми в тайниках коварных душ. Уже тогда я недоуменно наблюдал и пытался понять, почему им так чужды наши выставки вновь открытых древних икон, забытых русских портретов XVIII - XIX веков или абсолютно безразлично неповторимое творчество возрожденного из небытия кологривского гения Ефима Честнякова, очереди на выставки которого выстраивались в Москве, Ленинграде, Костроме, Париже и Милане. Мне и сейчас неприятно вспоминать, как потешались они публично над Львом Николаевичем Гумилевым – одним из светлейших умов нашего времени. Насильственно отделяя сына от прославленной матери Анны Ахматовой, закрывали они глаза на поступки «вольной львицы», выдающие иногда привычки зверей других, куда более низких пород. Разве не знали клеветники, что, выйдя замуж за искусствоведа Пунина, связала Ахматова свою судьбу с человеком, который еще в 1918 году со страниц «культурной» газетенки, издаваемой Луначарским, присоветовал большевикам поставить к стенке чистейшего, мужественного гражданина России, «георгиевского кавалера» Николая Гумилева – отца ее единственного сына? Сказал мне тогда Лев Николаевич: «Оставьте их, дорогой! Они не ведают, что творят. За них надо молиться».

 

 

 

***

 

 

 

Погружение в бездну, уготованное  отечественной культуре «бархатными» революционерами горбачевско-ельцинского  клана, особенно отчетливо я ощутил, работая в Советском фонде  этой самой культуры. В состав более  чем представительного его Президиума попал я не благодаря, а вопреки  перестроечной политике. В союзном  Министерстве культуры (из российского  меня изгнали коммунистические «патриоты», руководимые Мелентьевым и Кочемасовым) служили чиновники, умевшие ценить людей за их труд и преданность  любимому делу. Противостояли эти  светлые головы министерским двурушникам  и приспособленцам. Эти бескорыстные покровители и порекомендовали  меня в руководство культурного  фонда. Да вдобавок знакомая с моими  многочисленными телепередачами Раиса  Горбачева заставила на дух не переносивший меня цековский отдел  культуры сменить барский гнев на показную милость и хотя бы внешне не обращаться с беспартийным «пораженцем» по принципу «жалует царь, да не милует псарь».

 

Пять лет всеотдайного труда в Советском фонде культуры не пропали даром. Созданная при  нем Ассоциация реставраторов СССР в последний раз продемонстрировала, какой мощный отряд первоклассных  специалистов взрастила на глазах разрушаемая  держава и как нелегко будет  горе-революционерам уничтожать его, борясь с истинными подвижниками благородного дела. Возглавляемый мною Клуб коллекционеров фонда объединил самых известных  собирателей изобразительного искусства  Москвы, Ленинграда и других городов. Десятки выставок, среди которых  были эпохальные, увидели жители крупнейших столиц Европы. Немало коллекционеров из нашего клуба приняли впоследствии решение передать свои собрания в  государственные музеи. Особую радость  испытываю я всякий раз, когда  вспоминаю встречи с представителями  русской культуры, вынужденными, опасаясь кровавого террора, покинуть Родину и продолжать служить ей на других берегах. С их помощью удалось  вернуть в Россию многие драгоценные  реликвии русского изобразительного искусства. Но к радости этой невольно примешивается  горечь от не осуществившихся проектов программы «Возвращение». Причиной этих «поражений», как ни странно, стала  далекая от культуры политика, проводимая главным руководителем фонда  – академиком Лихачевым, назначенным  горбачевской семьей на должность «совести нации» и сыгравшим в тогдашней  антигосударственной деятельности реформаторов роль второй «берлинской  стены». «Пятая колонна» нашла поддержку  и среди части фондовских функционеров. Ни принципиальный заместитель председателя Г.В. Мясников, ни умудренные гражданским  и государственным опытом члены  Президиума В.М. Фалин и владыка  Питирим не могли противостоять  далеким от культурных деяниям «злых  мальчиков», пользующихся доверием всесильного  академика. Глянцевый журнал «Наше  наследие», в редколлегии которого, к стыду своему, несколько лет  состоял, ежегодно получал от горбачевских щедрот около миллиона фунтов стерлингов (!). За такие деньги в лучших отечественных  типографиях можно было издавать пару десятков журналов. Однако его  главный редактор заручившись высочайшим согласием, переводил государственные  миллионы международному спекулянту Максвеллу  в Англию, чтобы ежемесячно, ценой  огромных затрат, таскать двухсоттысячные  тиражи из-за трех морей в Москву.

 

Вспоминается, как хладнокровно были сорваны акции по возвращению  в Россию художественного наследия Зинаиды Серебряковой и Михаила  Вербова, не дали устроить в Москве выставки прекрасного художника  Федора Стравинского и показ уникальной коллекции Георгия Рябова, собравшего в Америке редкие произведения русского искусства. Список прочих деяний руководителя Советского фонда культуры, подкрепленный  официальными документами, занимает увесистую  папку в моем архиве.

 

 

 

***

 

 

 

Впечатления и опыт, накопленные  за годы работы в Советском фонде  культуры, окончательно убедили меня в том, что перестроечная кампания, лихорадочно и предательски проводимая Горбачевым вместе с шеварднадзе-яковлевским  окружением – не что иное как  завершающий и особо трагический  этап троцкистско-ленинской политики уничтожения России и прежде всего  ее духовной и культурной составляющих. Снова зачастил в Москву презираемый  в Америке спекулянт Хаммер, обласканный  нашими партийными генсеками, а вслед  за ним замаячила фигура его способного ученика Сороса.

 

Вред, нанесенный в самых  различных областях отечественной  культуры и науки российскими  клевретами международного барышника  сравним разве что со всеразрушающими  подвигами «комиссаров в пыльных  шлемах». Одни «асмоловские» учебники сделали целое поколение школьников «иванами, родства не помнящими», считающими отныне победителями нацистской армии  американцев и их западных соратников.

 

«Демократические» издания  работали во всю мощь, вливая в сознание ждущих коренных перемен советских  людей потоки исторической лжи, увенчивая  лаврами героев и мучеников машинистов «красного колеса», каковыми, безусловно, были Бухарин, Тухачевский и другие душители русской идеи, осквернители народной памяти. Несколько раз встречался тогда я в Париже с Владимиром Максимовым и показывал на Центральном  телевидении наши беседы. Человек, лучшие годы отдавший борьбе с коммунистическим режимом, с нескрываемой печалью  и разочарованием говорил о последователях Троцкого и Бухарина, всех этих бракоразводных юристах и торговцах цветами, как он их презрительно именовал, ведущих  вместе с Горбачевым и Ельциным, ненавидящими друг друга, огромную страну к гибели. Наблюдая за происходящим с щемящей душу тоской и предчувствием  обвальной катастрофы, ни на минуту не обманулся я фарсом, хитренько  срежиссированным Горбачевым и бездарно разыгранным Ельциным у стен Белого Дома и американского посольства в августе 1991 года. Увидев сразу после  окончания позорного балагана разгоряченных  его участников, записавших себя в  передовые ряды культурной элиты, в  концертной студии «Останкино», где  делились портфели и имущество, принадлежавшее народу, окрестил я ту эйфорию «пиром победителей». В тот же вечер случайно оказался я на пышном ресторанном  банкете, где один из прошлых посетителей  моего «бункера», не заметив неугодного свидетеля, истерически восклицал: «Ура! Мы победили! Теперь наш черед  пользоваться благами жизни!»

 

Восторги победителей  нашли свое материальное подтверждение  незамедлительно. Все газеты, все  телевизионные каналы и радиостанции, купленные Березовским, Гусинским  и иже с ними, были предоставлены  в распоряжение разношерстной армии  славильщиков ельцинского режима. Зажав  рот всем, кто пытался образумить подразгулявшихся выскочек, вершили  «образованцы» совсем далекие от богоугодных дела, поливая грязью любого более или менее порядочного  человека. Напрасно было взывать к  совести оголтелых, чаще всего бездарных  делегатов позорного съезда кинематографистов, потешавшихся над Бондарчуком, Кулиджановым, а заодно над Ростоцким, Чухраем  и Хуциевым, которые не разделяли  их глумления над учителями и  коллегами, чьего мизинца не стоили эти детишки благополучных родителей, верой и правдой служивших ненавистным им коммунистам. Получив вожделенную свободу, не создали горлопаны ничего и отдаленно напоминающего «Судьбу человека», «Летят журавли» или «Балладу о солдате». Копаются они в постельном белье Бунина, оскверняют память великих русских балерин или уродуют классическое наследие Толстого, стараясь перевести шедевры на язык комиксов, понятный безграмотным демократам и хозяевам наворованных у народа богатств, для приличия обозванным олигархами.

 

 

 

Всеми силами противостоять  «иных времен татарам и монголам»

 

 

 

Всерьез говорить о культуре и ее деятелях, жирно прикормленных  ельцинским режимом и щедро оплаченных вороватыми олигархами, могут лишь люди, социально и духовно им близкие. Массовая развлекаловка, которую сами акулы шоу-бизнеса справедливо  именуют попсой, стала основной доминантой нашего культурного повседневья.

 

«Черный ящик» с голубым  экраном второй десяток лет обрушивает на головы беззащитного населения мутные потоки пошлого юмора, бездарной  музыки и песен, способствующих пополнению психиатрических лечебниц слушающими их молодыми людьми. Только лишенные ума  и такта особи могут терпеть  «от живота» идущие в режиме «нон-стоп»  кривляния дубовицких, винокуров, петросянов, клар новиковых. Имя им -легион. Замечательный  русский композитор Валерий Гаврилин лет тридцать назад, когда эстрадная  составляющая строго дозировалась телевизионными режиссерами, с горестью произнес: «Чем хуже дела в стране, тем больше юмора  в телевизоре». Государство, обязанное  следить за состоянием душ своих  подданных, всячески приветствует и  поощряет откровенных растлителей  этих самых душ. Только желанием еще  раз опозорить лицо нынешней власти можно объяснить провозглашение первым (!) лауреатом премии Президента России в области литературы смехача  Жванец-кого, без устали читающего  по засаленным листочкам столь же сальные хохмочки, которыми он с  завидным успехом тешил еще советских  чиновников.