Фикции в российском законодательстве

    Как правовой термин юридическая фикция представляет собой особое средство юридической техники, посредством  которого заведомо ложное положение  условно признается истиной, возможность  опровержения которой, как правило, не имеет никакого юридического значения. Древнеримские юристы оказались первыми в истории права, кто поставил юридические фикции на службу правотворческой деятельности, осознавая фиктивность их содержания. Однако было бы неверно говорить о том, что именно в правовых актах Древнего Рима впервые появились нормы, содержащие положения, противоречащие действительности. Наиболее широкое распространение в Древнем Риме получили так называемые преторские фикции, которые создавались преторами - судебными магистратами. Эти фикции находили свое отражение в фиктивных исках (actionesficticiae), в формулах которых претор указывал судье допустить наличие фактов, не существовавших в действительности, или, наоборот, предлагал считать имевшиеся факты несуществующими.¹

    Еще в памятниках Древнего Востока уже  можно было обнаружить юридические фикции. В качестве примера можно привести ст. 17 Законов Хаммурапи (1792 - 1750 гг. до н.э.), в параграфе 7 которых говорится: "Если человек купит из руки сына человека или из руки раба человека без свидетелей и договора или возьмет на хранение либо серебро, либо золото, либо раба, либо рабыню, либо вола, либо овцу, либо осла, либо что бы то ни было, то этот человек - вор, его должно убить" . Как видно из этой нормы, Законы Хаммурапи расширяли понятие вора и относили к ворам лиц, фактически ими не являвшихся.²

    В истории права юридические фикции можно встретить в законодательстве многих государств. Не ставя перед  собой задачу исследовать все  правовые памятники на предмет наличия  фикций, тем не менее можно привести  пример из истории феодальной Европы. В соответствии со ст. 36а Полицкого статута "если бы кто, чего не дай Бог, убил бы родного брата, не должен быть больше поличанином, а часть его племенщины, если она у него была, - ближнему родственнику, кому по праву наследования надлежит, как будто бы он умер..." ¹. В данной норме устанавливаются правовые последствия убийства человека. Во-первых, преступник лишается статуса жителя Полицы. Во-вторых, считается, что убийца как будто бы умер, и его имущество переходит ближнему родственнику по праву наследования. Здесь можно обратить внимание на то, что эта юридическая фикция похожа на преторские фикции ² древнеримского права и выражена в форме предположения "как будто бы".

    Первым  крупнейшим памятником древнерусского права выступает Русская Правда. Этот правовой акт не содержит норм, которые объявляли бы существующие факты несуществующими или, наоборот, признавали бы несуществующие факты существующими. Следующими памятниками права, действовавшими на территории современной России, являются Новгородская и Псковская судные грамоты. Новгородская судная грамота, как и Русская Правда, не содержит юридических фикций. Исследуя же Псковскую судную грамоту (далее - ПСГ или Грамота), можно обратить внимание на ст. 57 ³, содержание которой вызывает интерес с точки зрения ее соотношения с действительностью. В соответствии с этой статьей "если кто-либо возьмет у князя или у посадника пристава для (расследования) дела о воровстве, то князю и посаднику (следует) посылать людей, пользующихся доверием, которые произведут розыск по делу о воровстве. Если же эти приставы скажут: "когда мы приехали расследовать дело о воровстве на двор (к подозреваемому), то он не дал нам произвести обыск, не пустил нас в дом и выгнал со двора", а тот, у кого нужно было произвести обыск, скажет так: "у меня, уважаемые (господа), эти приставы не были", или скажет так: "у меня эти приставы были, я их пускал в дом, но они, не производя розыска, сами уехали с (моего) двора, а теперь меня ложно обвиняют в том, что я их согнал (со двора)", то (в таком случае) князю и посаднику (следует) спросить приставов: "можете ли вы чем-либо подтвердить, что вас согнали со двора", и в ответ на это последним (т.е. приставам) следует выставить человек 2 - 3 (свидетелей). Если же эти свидетели, придя на суд, скажут по истине: "в нашем присутствии этот человек выгнал со двора приставов, не дав им производить обыск", то (следует) приставов привести к присяге, а человека, (не допустившего расследования), признать вором" ¹. Далее идет самое интересное: "или пакы тыи пристави, ино тии пристави не в пристави, а тот татбы своей недоискался, чии таковии пристави" ². В памятниках русского права это предложение переводится следующим образом: "если же приставы (не выставят свидетелей), то они не могут рассматриваться приставами, а иск по делу о воровстве лица, взявшего их (для проведения обыска), не удовлетворялся". В результате складывается парадоксальная ситуация: с одной стороны, ПСГ говорит именно о приставах, а не о простых людях, направленных на обыск, а с другой - если эти приставы не выставляли свидетелей противоправных действий хозяина двора, то они уже не считались приставами. Фиктивность данного положения очевидна. Ведь не в силу Псковской судной грамоты люди занимали должность пристава. Для получения полномочий пристава необходима была лишь воля князя или посадника, и только они могли лишить человека этих полномочий. Поэтому Грамота, говоря о том, что приставы, проводившие обыск, не являлись приставами, противоречит реальному положению дел.

    Дальнейшее  развитие отечественное право получило в Судебниках (1497 и 1550 гг.) и Соборном уложении 1649 г. Однако в этих правовых актах не удалось обнаружить каких-либо юридических фикций.

    Большой массив нормативно-правовых актов в  России появляется лишь в XVIII - XIX вв. Исследование этого правового материала с целью выявить юридические фикции было проведено Д.И. Мейером в его работе "О юридических вымыслах и предположениях, о скрытных и притворных действиях". Правда, как отмечает сам автор, это явление (фикция) "совершенно чуждо нашему праву" ¹. Поэтому в своем труде Д.И. Мейер рассматривает явления в отечественном праве, которые ошибочно можно отнести к случаям применения юридических фикций.

    Гражданские законы Свода законов Российской империи (далее - Гражданские законы), регулируя наследственные правоотношения, в ст. 1157 установили специальные правила, относящиеся к правам наследования после супругов в Черниговской и Полтавской губерниях. Согласно п. 3 этой статьи, "приданое, которое с собою принесла жена, составляет всегда неотъемлемую собственность ее и ее наследников" ². При этом в п. 4 предусмотрено такое положение: "Жена, в том случае, когда приданое ее не было обеспечено одним из способов, установленных в пунктах 9 - 14 предшедшей 1005 статьи, считается как бы не принесшею за собою вовсе никакого приданого". Фиктивность этого положения очевидна: приданое, принесенное с нарушением правил его обеспечения, считается не принесенным вовсе.

    В отличие от римского права и общего права средневековой Англии в  дореволюционной истории отечественного права юридические фикции были редким явлением. Более того, если правовые системы Древнего Рима и средневековой Англии просто немыслимы без юридических фикций, то отечественная правовая практика могла бы свободно обойтись и без них. Тем не менее многое изменилось бы с принятием Гражданского уложения Российской империи (далее - Уложение), проект которого был подготовлен специально созданной Редакционной комиссией (далее - Комиссия).

    При подготовке проекта Уложения использовался  зарубежный кодификационный опыт, а именно: Гражданский кодекс Франции, Германское гражданское уложение, Саксонское гражданское уложение и ряд других кодификаций. В большинстве своем эти правовые акты были основаны на рецепции римского права, и, следовательно, юридические фикции являлись их неотъемлемой частью. Поэтому проект Уложения содержал столько фикций, что и во всей истории дореволюционного отечественного права не набралось бы такого количества.

    Уже в самом начале Уложения, в ст. 11, содержалась такая юридическая фикция: "Лица, пребывающие за границею по службе в Российских посольствах или миссиях, сохраняют свое прежнее место жительства в Империи, а за неимением такового признаются жительствующими в первом мировом участке города С.Петербурга" ¹ В советскую эпоху фикциям практически не уделялось внимания, поскольку в советском праве не должно было быть никаких фикций.² Поэтому если юридическая фикция и подвергалась исследованию (обычно в контексте с презумпциями), то отношение к ней было сугубо негативным. Такое негативное понимание фикции и прижилось в формулировках правовых норм: "фиктивный брак", "фиктивный обмен", "фиктивное банкротство", "фиктивная норма". ³

      В российской правовой науке фикция является малоисследованной конструкцией.¹ Главный вывод состоит в том, что основу в использовании юридических фикций в отечественной правотворческой технике заложил именно проект первой в России гражданской кодификации. К сожалению, этому проекту не суждено было воплотиться в жизнь, но сама идея, причем, что очень важно, осознанная самим законодателем, идея использования юридических фикций в праве, в частности в гражданском праве, была воплощена спустя почти сто лет в Гражданском кодексе Российской Федерации.