Социология конфликта: Георг Зиммель

Зиммель впервые высказал предположение, что конфликт нередко  вовлекает не две стороны, как  принято считать, а три. Третья сторона  может принципиально изменить состав противников, выступая союзником одного из них, арбитром, нейтральным или  заинтересованным наблюдателем. В наибольшей мере отношения трех сторон проявляются  в конкуренции двух из них за завоевание третьей. Чем меньше экономическая  и политическая жизнь, так же как  семейные и дружеские отношения, отношения субординации и вообще коммуникация, предопределяются и регулируются общими нормами, чем более они  предоставлены неустойчивому соотношению  сил, тем более их форма зависит  от непрерывной конкуренции, а результат  – от интересов, привязанности и  надежд, которые конкуренты умеют  вызвать у третьей стороны, за которую борются.

Социологическая сущность конкуренции  для Зиммеля заключается прежде всего в том, что это опосредованная борьба, направленная на объективную  цель. Конкуренция не предполагает нанесение непосредственного вреда  противнику или его устранение. Скорее она вытекает из стремления обеих  сторон к одной и той же цели. В отличие от других видов борьбы, конкуренция не проходит в форме  наступлений и отступлений, потому что объект конфликта не находится  в руках кого-либо из противников. Конкуренция относится к тем  типам борьбы, в которых устранение противника само по себе не является победой.

Выделяются два вида конкуренции. Для первого устранение конкурента – необходимая, приоритетная задача. Но устранение конкурента, по мнению Зиммеля, еще не свидетельствует о достижении цели борьбы. Так, коммерсант, который  публично подозревает своего конкурента в ненадежности, ничего не выигрывает, если у публики не пользуется спросом  его собственный товар. При этом типе конкуренции финал борьбы еще  не реализует ее цель, что происходит тогда, когда борьба мотивирована гневом или местью, желанием наказать или  самоценностью победы как таковой.

Второй тип конкуренции  еще более отличается от других видов  борьбы. В нем каждый претендент стремится к цели "для себя", не применяя силу по отношению к  противнику. Примерами служат бегун, прилагающий усилия лишь к тому, чтобы увеличить свою скорость; торговец, регулирующий цену товара для получения  наибольшей прибыли и т.д. Борьба ведется так, "как если бы в  мире не существовал противник, а  лишь цель... Победа в борьбе, в сущности, не является успехом борьбы, а осуществлением ценности, которая находится по ту сторону борьбы... В этой форме  поразительнейшая субъективность цели переплетается с объективностью результата".

Нельзя отрицать трагизма того, что элементы общества работают друг против друга вместо того, чтобы  работать вместе, что в конкурентной борьбе растрачиваются силы, которые  могли бы быть употреблены для  позитивной работы, что выработанные ценности погибают неиспользованными и невознагражденными, если с ними конкурируют более востребованные ценности. Однако Зиммель уделяет основное внимание объединяющему значению конкуренции, способствующей интеграции общества, выяснению участниками конкуренции своих слабых и сильных сторон, эффективному выполнению функций, приспособлению к изменению ценностей. Он отмечает, что "конкуренция в обществе является конкуренцией за людей, борьбой за одобрение и ассигнования, за уступки и преданность разного рода, борьбой немногих за многое, как и многих за немногое... Ей очень часто удается то, что удается только любви: усмотреть самые глубокие желания другого до того, как он их осознает. Враждебная напряженность по отношению к конкурентам развивает у коммерсанта способность предвидеть предстоящие изменения вкусов, моды и интересов публики почти до пророческого дара; и не только у коммерсанта, но и у журналиста, художника, книготорговца, парламентария. Современная конкуренция, которую характеризуют как борьбу всех против всех, одновременно является и борьбой всех за всех".

Зиммель указывал, что социальные структуры различаются по масштабам  и видам конкуренции, которую  они допускают, по тому, насколько  они ограничивают или запрещают  конкуренцию. Примером группы, в основном исключающей конкуренцию, является семья. Конечно, в семье может  встречаться конкуренция, например, детей за любовь или наследство родителей  или родителей между собой  за любовь детей. Но принцип семьи  скорее является "принципом органической жизни", он не направлен наружу, на внешнюю цель. По мнению Зиммеля, семейные конфликты вызваны чисто персональной, возникающей из личной антипатии, враждебностью. "Как раз исключительно теснота совместной жизни, социальная и экономическая общность, до некоторой степени насильственная презумпция единства – именно это особенно легко вызывает разногласия, напряженность, противодействия". Конкуренция отсутствует в этом комплексе симптомов семейного конфликта.

Религиозная община служит другим примером исключения конкуренции. Здесь стремления всех направлены на одни и те же цели, но конкуренции  нет, так как достижение цели одним  не исключает этого для другого. Конкуренцией в религиозной группе может показаться ревнивое желание  превзойти другого в достижении высших благ: выполнении заповедей  и праведных делах, набожности и  аскезе, молитвах и пожертвованиях. Зиммель отметил, что здесь имеется  достойное внимания социолога различение между соревнованием и соперничеством. При любом соревновании, даже за идеальные блага почета и любви, значение успеха определяется по отношению  к успеху соперника. В религиозном  соперничестве каждый получает вознаграждение только по своим делам, независимо от заслуг другого индивидуума. Пока возможность  достижения цели, к которой стремятся  члены группы, является неограниченной и независимой от их отношений  друг с другом, в группе будет  отсутствовать конкуренция.

Формы завершения конфликтов

По мнению Зиммеля, не существует бесконфликтных обществ уже постольку, поскольку невозможно устранить  исходный конфликт – между индивидом  и обществом. Можно рассуждать о  последовательных чередованиях стремления к миру и агрессивности, о ритме  смены конфликтов и примирений. Борьба и мир "связаны чередованием во времени и пространстве общественной жизни таким образом, что в  каждом мирном состоянии формируются  условия для будущей борьбы, в  каждой борьбе – для будущего мира; … в общественной реальности оба  состояния непрерывно являются прообразом друг друга. … Борьба предстает как  нечто предварительное, цель которого заключается в мире и в том, что мир содержит в себе". Историческое развитие протекает в ритмичной смене периодов борьбы и мира, которые полностью равноправны и равноценны, хотя складывающийся у людей образ событий редко повторяет эту объективную соразмерность. "Завершение мирного состояния, таким образом, не характеризуется особой социологической ситуацией; антагонизм, хотя и не в самой отчетливой и открытой форме, развивается непосредственно из деловых отношений внутри мира", – отмечает Зиммель. Иначе обстоит дело с окончанием конфликта: мир не возникает непосредственно в споре.

Мотивами стремления к  миру, по Зиммелю, являются "с одной  стороны, истощение сил, которое  может впредь ставить потребность  в мире в один ряд с продолжающей существовать жаждой борьбы, с другой стороны, отвлечение интереса от спора  на более важный предмет. Последнее  создает всяческое моральное  лицемерие и самообман: необоснованно  утверждают или верят в то, что  вражда забывается из идеальной заинтересованности в мире, в то время как в действительности потерян интерес к предмету борьбы".

Прежде всего разрешение конфликта Зиммель связывает  с часто немотивированной готовностью  одной из сторон идти на уступки. Эта  готовность не вызвана только усталостью от борьбы и не сводится к ней. Основным мотивом завершения конфликта, по его  мнению, является стремление к миру, потребность в мире, не зависящая  ни от результатов конфронтации, ни от шансов на будущую победу. На определенном этапе потребность в мире, которая  свойственна людям так же, как  агрессивность, перевешивает стремление к победе. "Первый мотив окончания  спора, потребность в мире, – намного  содержательнее, чем простое утомление  от борьбы, это та ритмика, которая  требует мира, как совершенно определенного  состояния, которое ни в коем случае не означает только отсутствие спора". То, что две указанные потребности уравновешивают друг друга, находит косвенное подтверждение в следующем примере: члены группы, в которой преобладает сильная конкуренция, например купцы, склонны к образованию мирных сообществ, и наоборот, аристократы, принадлежащие к исключающей конкуренцию группе, охотно вступают в общества, вся сущность которых заключается в конкуренции, например, спортивные.

Наиболее распространенные способы завершения конфликтов, по Зиммелю, – победа одной из сторон и поражение другой, примирение и  компромисс. Конфликт может также  приобретать бесконечное течение, продолжаясь как бы по инерции  после того, как устранена его  объективная основа. Причина этого  в том, что чувства консервативнее разума. При внезапном исчезновении объекта спора часто продолжается ставшее полностью иррациональным внутреннее переживание борьбы. "Везде  возникает путаница и ущерб, –  отмечает Зиммель, – если духовные движения, которые возникли в связи  с определенным состоянием, внезапно лишаются этого состояния, так что  они не могут более естественно  развиваться и угасать, а питаются самими собой или обращаются на бессмысленный эрзац-объект". В тех случаях, когда предмет спора обеими сторонами признается иллюзорным, не стоящим борьбы, смущение из-за ошибки часто продлевает лишенный основы конфликт, сопровождающийся утомительной затратой сил и ведущийся с еще большим озлоблением по отношению к противнику.

Таким образом, основная роль в динамике конфликта принадлежит  готовности или неготовности сторон продолжать борьбу. Интересной кажется  идея Зиммеля о том, что конфликт, независимо от конкретной формы его  разрешения, заканчивается, по сути, тогда, когда его участник в одностороннем  порядке отказывается от своих первоначальных требований. Видимо, только такой пересмотр  требований гарантирует полное прекращение  противоборства. В противном случае оконченный конфликт в любое время  может возникнуть вновь. Вероятно, конфликт можно считать разрешенным на то время, пока одна из сторон готова отказаться от первоначальных требований и примириться  с поражением.

Победа для Зиммеля – простейший и наиболее радикальный способ перехода от борьбы к миру. Он уделяет внимание лишь тем разновидностям победы, которые являются следствием не только перевеса одной из сторон, но и хотя бы частичного осознания бессилия, смирения с победой противника другой, – еще до того, как исчерпаны силы и возможности и прежде, чем исход противоборства стал очевидным. Зиммель стремится объяснить этот феномен возможным влиянием аскетической тенденции; учетом не только своих сил, но и слабостей; стремлением к самосмирению, недостаточно сильным, чтобы отказаться от борьбы, но проявляющимся в ее ходе; ощущением, что благороднее сдаться и избежать демонстрации собственного поражения, чем до конца уповать на маловероятную победу. В добровольности признания себя побежденным, отмечает Зиммель, заключается, в конечном счете, последнее доказательство силы субъекта, который, по крайнем мере, может еще что-то подарить победителю. Поэтому иногда в межличностных конфликтах уступки, сделанные одной стороной прежде, чем другая фактически победила, воспринимаются последней как оскорбление – словно она является более слабой, которой уступают без необходимости.

Другой формой окончания  конфликта, рассматриваемой в "Социологии", является компромисс. Зиммель очень высоко оценивал роль компромисса в общественной жизни. По его словам, "компромисс, особенно компромисс, достигаемый путем обмена, принадлежа к повседневной и естественной жизненной технике, является одним из величайших изобретений человечества". Всякий обмен вещами, товарами – это компромисс, позволяющий уменьшить издержки, избежать борьбы или закончить ее прежде, чем результат определит сила. Зиммель подчеркивает: каждый обмен предполагает, что ценности и интересы имеют объективный характер.

Компромисс возможен далеко не всегда, а прежде всего в таких  случаях, когда борьба ведется за объекты с исчисляемой стоимостью и возможна их эквивалентная замена или компенсация. По мнению Зиммеля, ни в коем случае возможность компромисса не определяется только тем, может ли награда за борьбу быть поделена между сторонами. В определенных случаях вероятность компромисса путем раздела проблематична: между соперниками за благосклонность женщины, между претендентами на приобретение одного и того же раритета, а также в борьбе, мотивами которой являются ненависть и месть.

Но компромисс возможен и  в борьбе за неделимые предметы, если они заменимы: объект борьбы достается  только одному, а другой вознаграждается  за уступчивость иной ценностью. Это  зависит от склонности сторон заканчивать  антагонизм уступкой и компенсацией. Такого рода компромиссные ситуации колеблются между случаями чистого  своенравия, когда наиболее рациональные и щедрые варианты решения, ради которых  участник конфликта мог бы охотно отказаться и от предмета борьбы, отклоняются  только потому, что они предложены противником, и случаями, когда сторона  добровольно уступает объект конфликта  другому и соглашается на компенсацию, замещающая способность которой  остается загадкой для постороннего наблюдателя. Идея эквивалентной замены, с помощью которой можно придать гибкость конфликту, позднее широко распространилась в социологии.

В отличие от компромисса, примирение характеризуется Зиммелем как чисто субъективная форма завершения конфликта, под которой он подразумевает первоначальную установку на окончание борьбы независимо от объективных условий, являющуюся причиной, а не следствием компромисса или другого способа урегулирования спора. Иррациональная тенденция примирения проявляется в случаях, когда спор заканчивается иначе, чем следует из соотношения сил. "Примирение является первичной установкой, находящейся полностью по ту сторону объективных причин, которая стремится завершить борьбу так же, как желание спора … ее поддерживает. В бесчисленных случаях, когда спор завершается иначе, чем это следует из безжалостнейшего соотношения сил, наверняка в игру вступила полностью стихийная и иррациональная тенденция примирения, которая не тождественна слабости или добродушию, социальной морали или любви к ближнему. Она не совпадает с готовностью к миру. В то время как стремление к миру с самого начала избегает борьбы или ведет ее вынужденно, постоянно склоняясь к потребности мира, для примирения характерно, что оно часто наступает после полного увлечения борьбой. Его психолого-социологическое своеобразие кажется более всего схожим со своеобразием прощения, которое также … вспыхивает после наиболее глубоко пережитой несправедливости и страстной борьбы. Поэтому в примирении, как и в прощении, заключается нечто иррациональное, что-то подобное опровержению того, чем только что было".