Неокантианское направление в русской социологии (Л.И. Петражицкий, П.И. Новгородцев, Б.А. Кистяковский)

В мемуарах «Бывшее  и несбывшееся» Степун писал, что  статья «Жизнь и творчество» воспринималась сотрудниками «Логоса» как набросок философской системы, пытающейся на почве кантовского критицизма научно защитить и оправдать явно навеянный  романтиками и славянофилами  религиозный идеал. Это уже было начало смены философских ориентации, выхода из рамок неокантианского философствования. Относительную легкость преодоления Канта и неокантианства Степун объяснял чужеродностью всего этого строя философствования его собственному душевному и умственному складу. Увлечение немецкой романтикой и мистикой, чтение таких писателей, как Новалис и Шлегель, Шеллинг и Баадер, Мейстер Экхарт, Плотин и Рильке, отмечал он, «не только помогли мне освободиться от гносеологической муки, но и подготовили мою встречу с русской философией».

Русское неокантианство, возросшее на почве немецкого (хотя в определенной мере в России были популярны также идеи французского неокантианца Ш. Ренувье), в своих основных проявлениях всегда стремилось к самостоятельности, к выявлению в соответствии с особенностями национального философствования нравственно-онтологических основ жизни. При этом разнообразие форм русского неокантианства дополнялось многообразием философских позиций и гносеологических оттенков теоретических построений его приверженцев.

Значительное влияние  на взгляды русских-неокантианцев  оказало такое крупное культурно-идеологическое явление в России начала века, как  «религиозно-философский ренессанс». Первоначальный интерес к философcким проблемам «чистого» неокантианства, интерес к методологии и гносеологии постепенно уступал место интересу к онтологическим проблемам сущего, к мировоззренческому пониманию «жизни», к мистическим откровениям человеческого и божественного сознания. Общая направленность этого смещения философских ориентации относилась и к «плюралистическому трансцендентализму» Б. В. Яковенко, и к «метафизическому мистицизму» С. И. Гессена, и к «философии абсолютного» Ф. А. Степуна. Наиболее верным последователем неокантианской философии остался Яковенко. Философские интересы Гессена сместились в область философии права с отходом от неокантианского обоснования принципов философских и юридических воззрений. Степун также отошел от неокантианской философии в область религиозно-мистического философствования, построенного на сопряжении немецкого романтизма с религиозными идеалами русского славянофильства.

Увлечение неокантианской философией было промежуточным этапом в эволюции философских воззрений  русских сотрудников «Логоса» периода 1910-1914 гг., но этапом, философски содержательным и важным, составившим одну из интересных страниц русского неокантианства начала XX в.