Национал экстремизм как одно из проявлений социальной болезни общества.

     Все это вызвало даже не имущественную, а психологическую катастрофу: за долгие десятилетия советского опыта население привыкло к гарантированной полной занятости, государственному патернализму в области образования и здравоохранения, а также и в области других социальных программ (например, к субсидированным (часто символическим) ценам на основные продукты питания, детские товары, жилье, коммунальные услуги, общественный транспорт и т.п.). Лишившись привычного образа жизни, население России стало быстро дичать: преступность, алкоголизм и наркомания захлестнули страну. Родителям, занятым одной мыслью – как выжить, стало не до воспитания детей. Семейные скандалы и насилие в семье превратились в норму. В несколько раз возросло число психически больных. В депрессивных регионах даже возникла очередь на госпитализацию в психиатрические больницы – и очередь немаленькая: люди ждут по 2–3 года. Побеги детей из дома из-за голода, побоев и невыносимых условий существования (так же, впрочем, как и отказы от детей) стали массовым явлением: сегодня в России самое меньшее – 4 миллиона беспризорных детей. Это безумно много, если вспомнить, что после Гражданской войны 1918–1921 гг. во всем Советском Союзе было 6 миллионов беспризорников.

     Параллельно с развалом экономики шел процесс  развала системы образования  и воспитания. С одной стороны, это, конечно, было следствием экономического краха: в СССР вся школьная система была государственной, и если доходы государства в последние 10 лет снизились в 8–10 раз, это не могло не сказаться на финансировании школы. В результате в последние годы по финансовым причинам в стране ежегодно закрывалось по 400–450 школ и, соответственно, бóльшая часть учеников из этих школ оказывалась лишена возможности продолжать образование. Уже в 1997 г. в Сибири, например, по официальным данным военкоматов, от 7 до 11% призывников были неграмотными. К 1999 г. ситуация заметно ухудшилась. Сколько детей школьного возраста уже не посещает школу, неизвестно (официальных данных то ли нет, то ли они засекречены). Но вот по данным Отдела по предупреждению правонарушений среди несовершеннолетних МВД России, каждый третий правонарушитель школьного возраста весной 1999 г. не имел даже начального образования!⁹

     Но  куда более серьезным фактором оказалось  то, что в России под предлогом  “борьбы с тоталитаризмом” запретили  воспитание! Само понятие “воспитание” связали почему-то с комсомолом и пионерской организацией. Эти организации были распущены, взамен не было создано никаких. Между тем, комсомол и пионерская организация занимались не только идеологической работой. Вся иная молодежная деятельность – искусство, спорт, туризм и т.п. – тоже была “повешена” на эти “страшные” организации. Комсомол устраивал и проводил спортивные соревнования и рок- и фолк-фестивали, закупал оборудование и предоставлял помещения для всевозможных занятий молодежи, начиная с кружков юных шахматистов или авиамоделистов и кончая танцевальными и спелеологическими.

     Министерство  образования – под флагом “деидеологизации школы” – запретило в своих  документах даже само слово “воспитание”. Педагогика была сведена к дидактике. Первоначально школьные учителя  были счастливы: с них сняли половину нагрузки при прежней зарплате. При этом мало кто из них задумался над тем, что все происходящее носило характер абсурда, поскольку бóльшая часть воспитательного комплекса в школе не имела никакого отношения ни к советской власти, ни к коммунистической идеологии, а была обычной принадлежностью традиционной европейской цивилизации, восходя в основных компонентах аж к Аристотелю.

     Результатом явилась вторая психологическая  катастрофа: за десятилетие реформ в России выросло новое поколение  – асоциальное и анемичное. Для этого поколения характерен полный разрыв с традициями, с общественными ценностями и социальными установками. Параллельно с одичанием родителей произошло одичание детей. Но если родители, дичая, все-таки пытались решать какие-то задачи по коллективному выживанию (как минимум, на уровне семьи), то “дети реформ”, не имея социального опыта взрослых, быстро превращались в стадо – в стадо биологических особей, лишь номинально как-то связанных друг с другом – особей аморальных, асоциальных, анемичных, эгоцентричных, не способных к коммуникации, примитивных в своих запросах, жадных, озлобленных и все более тупых.

     Естественно, это сопровождалось катастрофическим взлетом детской и подростковой преступности, наркомании, токсикомании, алкоголизма, проституции, эпидемиями заболеваний, передающихся половым путем. Учителя, которые вчера радовались отмене воспитания, схватились за головы – именно учителя первыми столкнулись с новым поведением этой новой молодежи, которая не хотела учиться, посылала учителей матом, а если уж очень надоедали – била.

     Но  робкие попытки рядовых учителей изменить ситуацию столкнулись с  жестким противодействием Министерства образования. Чиновники министерства считали, что всё в порядке  и что события развиваются  в правильном направлении. При трех подряд министрах – Ткаченко, Кинелёве и Тихонове – Министерство образования вело борьбу с воспитанием и пыталось провести под флагом “вариативного образования” (придуманного зам. министра Асмоловым) такую “реформу”, которая освободила бы государство от финансирования системы образования и, называя вещи своими именами, дала бы возможность министерским чиновникам получать зарплату, ничего не делая и ни за что не отвечая.

     Одновременно  с превратившейся в катастрофу “реформой  образования” в России была проведена ликвидация созданной в советские времена разветвленной системы внешкольного образования и воспитания – всех этих “домов культуры”, “дворцов культуры”, “дворцов пионеров” и т.д. В советское время эта система охватывала в целом до четверти детей школьного возраста – и более или менее успешно выявляла среди детей всех социальных слоев таланты и поставляла их в сферу искусств, на профессиональную сцену, в науку – по выявленным способностям. Но за последние 10 лет вся эта система была уничтожена. Здания “дворцов культуры” были скуплены “новыми русскими” и переоборудованы в ночные клубы, казино, рестораны, чудовищно дорогие и доступные лишь незначительной части населения. Детские кружки были выброшены на улицу и погибли.¹⁰ Школьники вне школы оказались предоставлены сами себе – и в массе своей стали добычей уголовного мира и наркомафии. В огромном количестве возникли микроскопические молодежные банды, которые и превращались часто в банды скинхедов – поскольку каждая такая банда была нацелена против “чужих” (пусть даже из соседнего двора), а уж всякий чернокожий был “чужим” заведомо.

     Скинхеды  в России – продукт не национальных, а социальных изменений. Это особенно хорошо видно из того факта, что банды скинхедов возникли именно в крупных и наиболее развитых городах – там, где сосредоточены основные богатства и где особенно заметно возникшее за последние годы в России социальное расслоение. Подростки из бедных семей, глядя на внезапно разбогатевших чиновников и уголовников – “новых русских”, – завидовали им и ненавидели их, но трогать боялись.

     В те же последние 10 лет в России наблюдался процесс, который нельзя назвать  иначе, как реабилитация фашизма. И этой реабилитацией занимались как раз те, кто сегодня громче всех кричит о “фашистской опасности”, – либералы, либеральные СМИ. Они так увлеченно боролись с “красной опасностью”, что не заметили, как сами, собственными руками, создали моду на фашизм.

     В одежде наши скины подражают своим  западным единомышленникам. Особенностью российских скинов является любовь к флагу рабовладельческой Конфедерации, нашиваемому обычно на рукав или (если нашивка большая) на спину куртки-“бомбера”. В ходу также (хотя и менее распространены) нашивки в виде свастики, кельтского креста, портрета Гитлера, числа 88 (то есть “Heil Hitler!”) или букв WP (“White Power”). Наши скины – приверженцы музыкального стиля ой!, так же как и западные наци-скины (западные “ред-скинз” в основном слушают панк, пост-панк, грэндж, трэш, рэггей, ска, а то и арт-рок, джаз-рок и симфо-рок, вплоть до “Пинк Флойд” и “Генри Коу”). Больше всего музыкальных скин-групп в Москве тексты песен которых, как правило довольно примитивны и при этом почти каждая легко подпадает под ст. 282 УК (“возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды”), но никто никогда не пытался привлечь к ответственности ни одну музыкальную скин-группу. ”.

     Большинство скинов объединено в маленькие банды  по месту жительства или учебы (процентов  на 80 скины – это старшеклассники, учащиеся ПТУ или безработные), которые, строго говоря, не являются политическими организациями. Но в Москве существуют две политизированные жестко иерархизированные скинхедские организации: “Скинлегион” и “Blood & Honor’ – Русский филиал” (человек по 100–150 в каждой). Члены обеих группировок систематически распространяют слухи, будто в их организациях состоит по несколько сот человек. Большинство “неорганизованных” скинов этому верит – и завидует “легионерам” и “хонорам” и уважает их. В 1998 г. около сотни скинов из групп “Белые бульдоги” и “Лефортовский фронт” создали третье крупное скин-объединение в Москве – “Объединенные бригады 88”. “Объединенные бригады 88” сразу развили бурную активность на информационном фронте. Именно они издают журнал “Белое сопротивление”. Они также создали в Интернете сайт “Русские бритологовые”. В Петербурге около 150 скинов входят в организацию “Русский кулак”, в Нижнем Новгороде – свыше 150 скинов объединены в группировку “Север”, в Ярославле свыше 80 скинов входят в организацию “White Bears”. Существуют и мелкие, но хорошо дисциплинированные и структурированные скин-группы – например, “Русская цель” в Москве (численностью не более 25 человек). Есть даже группа наци-скин-феминисток “Русские девушки”.

     Впрочем, успехи организованных неофашистов  в скинхедской среде не стоит  преувеличивать. Расистами скинхеды были изначально. Любимым видом времяпрепровождения у них было и осталось напиться пива (или водки) и пойти охотиться на улицах или в метро на какого-нибудь темнокожего студента. Дисциплина им претит. Многие скины, вступающие в ультраправые организации, вскоре их покидают: после пьяного разгула им трудно заставить себя ходить на партсобрания, зубрить фашистских “классиков”, терпеливо торговать газетами и т.п. Но все же изменения происходят. Если раньше скины избивали африканцев и азиатов “абстрактно” – за цвет кожи и за то, что те “заражают нас СПИДом” и “торгуют наркотиками”, то теперь любой рядовой скин готов прочесть вам малограмотную, но горячую мини-лекцию об “угнетенной жидами русской нации”, “мировом сионистском заговоре” и “грядущем возрождении Великой России”⁵.

     В России наци-скины чувствуют себя уверенно и безнаказанно.  В Москве милиция и власти явно им сочувствуют. И власти, и особенно пресса долгое время старались вообще не замечать скинхедского террора. Политка замалчивания (и скрытого поощрения) по отношению к скинам привела бритоголовых к мысли о безнаказанности. Когда в апреле 1998 г. скины разослали по редакциям московских газет факсы, в которых сообщали, что в ознаменование очередной годовщины со дня рождения Гитлера они будут “каждый день убивать по негру”, большинство газет никак на это предупреждение не прореагировало, а те, что откликнулись – например, “Независимая газета”, – восприняли их как нечто экзотическое, но несерьезное. На самом деле в апреле-мае 1998 г. в Москве впервые в истории российского скин-сообщества была проведена скоординированная кампания единых действий, которая и вызвала, как я уже писал, международный скандал. Но в отечественных СМИ никто даже не попытался оценить размеры этой кампании – а между тем, по подсчетам Ассоциации иностранных студентов, только в отношении темнокожих студентов в течение месяца после 20 апреля совершалось в среднем по 4 акта насилия в день. Один негр был убит, и труп его был сброшен в канализационный люк в районе Даниловского рынка. Милиция не захотела связывать этот случай со скинхедским “месячником”.

     Да  и пресловутый С. Токмаков был  задержан только потому, что сам  дал интервью съемочной группе TV, прибывшей на место происшествия. В интервью Токмаков рассказал о  своих расистских взглядах и говорил, что негры – это “зло”. Даже располагая этой записью, милиция “искала” Токмакова целых 2 дня и долго затем пыталась отрицать расистский характер инцидента. “Дело Токмакова” тоже способствовало тому, что скинхеды утвердились в своей “правоте” и безнаказанности.

     Токмакова поддержала вся скин-тусовка, выпустившая  кучу листовок, в которых вся вина перекладывалась на Джефферсона  и тот обвинялся в “распространении наркотиков” и “приставании к  русским юношам с предложениями  сексуального характера”. Токмакова поддержала и вся праворадикальная пресса (вплоть до газеты “ЛДПР”, где была напечатана статья с выразительным заголовком “Хватит лизать зад джефферсонам!”) – и читатели этой прессы узнали, что Токмаков, оказывается – замечательный русский поэт (по версии газеты “ЛДПР” – скрипач), сотрудник издательства “Русский писатель” (Токмаков работал там охранником) и виноват лишь в том, что … защищал честь русской девушки, к которой приставал американец.

     Джефферсон  был вынужден покинуть Россию. Суд над С. Токмаковым длился невообразимо долго – с 9 сентября 1998 г. по 27 сентября 1999 г. – и закончился тем, что Токмакова освободили из-под стражи прямо в зале суда. Токмаков попал в региональный список избирательного объединения “Спас” во главе с “самим” Баркашовым (список, как известно, усилиями Минюста со скандалом был снят с регистрации).

     Разумеется, все это кончилось тем, чем  и должно было кончиться: скины перешли  от нападений на “черных” к нападениям и на “белых”. Весной 1998 г. в Москве до десятка скинов явились в Музей Маяковского на открытую лекцию, проводившуюся троцкистской группой “Комитет за Рабочий Интернационал” и выкрикнули от входа: “Кто здесь еврей – выходи!”. В ответ им крикнули: “Мы здесь все евреи!” – и зал встал как один человек. Прикинув соотношение сил (в зале было человек 60), скинхеды ретировались. Летом 1998 г. скины избили в метро московского школьника Илью Будрайтскиса только за то, что на нем была модная майка, которая воспроизводила обложку диска рок-группы “Rage Against the Machine” с портретом Че Гевары. “Ах ты, гад! – кричали скинхеды. – Че Гевару носишь, коммуниста этого проклятого! “Rage Against the Machine” – это тоже коммунисты, у них там негр играет!”⁶

     Наци-скины  в России день ото дня становятся наглее и агрессивнее. В ноябре 1998 г. в Архангельске судили группу наци-скинов, которые весной того же года создали организацию, поставившую своей целью насильственное изгнание из Архангельска всех “черных”. Группа имела свою форму, символику (повязки со свастикой) и флаг (черный, как у анархистов), члены группы приносили “клятву арийца”. В организацию входили подростки от 14 до 18 лет (18 лет было лидеру группы). Всего за две недели группа совершила свыше десятка вооруженных нападений на “кавказцев” (одной из жертв было нанесено 17 колото-резаных ран). Лидеры кавказских общин Архангельска пришли к местному милицейскому начальству и предупредили, что если дело так пойдет дальше, то они могут не удержать своих земляков от массовых беспорядков, – после чего в архангельских правоохранительных органах, естественно, “всех поснимают”. Милицейскому начальству аргумент “всех поснимают” показался очень убедительным – и всю группу с черным флагом быстро выявили и арестовали. На суде, впрочем, все, кроме лидера, отделались условными сроками (лидеру группы Зыкову дали 7 лет заключения). Интересно, что факт создания расистской организации суду “доказать не удалось”.