Буржуазная мораль

Буржуазная  мораль

КЛАССИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ БУРЖУАЗНОЙ МОРАЛИ: БЕНДЖАМИН ФРАНКЛИН

1. Жизнь Франклина и его этическая программа

    Имя человека, который «отнял у тиранов скипетр, у бога —молнию», имя Бенджамина Франклина, великого наставника юного капитализма Соединенных Штатов и Европы, «первого буржуа», как его называет один из первых его биографов, не встречается ни в одной из известных мне историй этики. И не потому, разумеется, что история этики не входила в такие детали (как кто-то пытался меня убедить)—ибо мысль Франклина принадлежит к важнейшим направлениям развития этической мысли,—но потому, что при отборе авторов в историях этики всерьез принимались лишь этические построения профессиональных философов. Моральные наставления идеологов оставлялись без внимания, зато излагались малооригинальные и мало кому известные этические рассуждения философов, зарегистрированных в традиционных компендиумах по философии. За этим пренебрежением стояла определенная концепция этики и ее истории. Считалось, что история этики должна быть историей науки, все больше приближающейся к истине и представляющей этическую мысль в виде определенной системы, тогда как свободные размышления на моральные темы в науку не включались. Но последовательно этот, критерий не соблюдался, и, например, для Ларошфуко или Ницше место в истории этики, как правило, находилось. И не удивительно—ведь граница между моралистом и этиком неуловима. Так называемые этические системы редко были действительными системами, а, мысль моралистов складывалась порой в гораздо более стройное целое, чем рассуждения «профессионалов от этики», какими считались философы. Так или иначе, история этической мысли, принимающая во внимание тех, кто действительно был причастен к великим нравственным преобразованиям своего века, еще не написана. В такой истории этика Франклина займет место, принадлежащее ей по праву,—место классической модели буржуазной морали.

    Семья Франклинов, издавна жившая в английском графстве Нортгемптоншир, в деревне Эктон, была протестантской и в годы правления монархов-католиков не раз имела возможность испробовать силу своих убеждений. Библия, которую читали тайком, была прикреплена под сиденьем складного стула. По сигналу опасности—его подавали дежурившие у входа дети—стул быстро перевертывали и ставили снова на ножки. Отец Франклина был нонконформистом, а именно просвитерианином; отец его матери печатно защищал баптистов и квакеров. Семья неизменно симпатизировала вигам. Около 1682 г. отец Франклина переселился в Новую Англию в поисках религиозной свободы. В старой Англии он занимался красильным ремеслом, но в Бостоне, тогда еще небольшом городке, красильщик был не особенно нужен, и Франклин-старший занялся изготовлением свечей и мыла.

   Бенджамин Франклин родился уже в Новом Свете, в Бостоне, в 1706 г.—один из младших детей в очень большой семье. Отец рано начал использовать его для подсобной работы, но отцовское ремесло не привлекало Бенджамина. Он оказался большим любителем чтения; это побудило отца отдать его на обучение печатнику. Старший брат Франклина в 1720 г. стал издавать одну из первых на территории будущих Соединенных Штатов газет. Бенджамин участвовал в ее издании как наборщик, публикуя одновременно свои статьи под псевдонимом. Размолвки с братом заставили Бенджамина уйти из типографии. Семнадцати лет он начал самостоятельную жизнь типичного «человека, который всем обязан себе самому» (self-made man)—пробовал счастья в Нью-Йорке, затем в Филадельфии; познал нужду, неудачи, разочарования. Страсть к приключениям забросила его в Англию. В это непустяковое по тем временам путешествие он отправился вместе с другом, который верил, что его поэтический талант в Англии будет оценен по достоинству. Полуторагодовое пребывание в Англии оказало сильное влияние на развитие Франклина, которому было всего 18 лет, когда он туда приехал. Культурная жизнь Англии того времени была необычайно богатой. Печатникам было что печатать, и Франклин нашел хорошо оплачиваемую работу по своей специальности; в театрах было что посмотреть; в тавернах велись увлекательные дискуссии. В таверне «Под оленьими рогами» Франклин познакомился с Мандевилем, автором «Басни о пчелах», который оказался «очень остроумным, веселым товарищем» («Автобиография», с. 454)*. В одном из кафе его пообещали познакомить с Ньютоном; этому, однако, не суждено было случиться. Знаменитый журнал «Зритель», издававшийся двумя вигами, Дж. Аддисоном и Р. Стилом, Франклин еще в Бостоне выучил почти наизусть, между прочим для выработки литературного стиля. В Англии он проникся духом тогдашних либералов-вигов и присутствовал при создании масонства.

  По возвращении в Америку Франклин обосновался в Пенсильвании, куда его пригласили знакомые квакеры. В Филадельфии он открывает писчебумажную лавку, где продавались и книги. Одновременно он все активнее участвует в общественной жизни. Страсть к совершенствованию себя самого и своего окружения—одна из наиболее примечательных черт Франклина—побуждает его основать клуб по образцу английских масонских лож. Членами клуба были главным образом мелкие торговцы и ремесленники, из-за чего крупные купцы окрестили его «клубом кожаных фартуков». Участие в настоящей масонской ложе, основанной в Филадельфии в 1727 г., открывает перед Франклином путь в сферы самых богатых предпринимателей. Затем мы видим его в качестве основателя первой публичной библиотеки, редактора собственной газеты, основателя Академии, положившей начало Пенсильванскому университету, организатора первого в штате научного общества, издателя знаменитого календаря, печатавшегося в течение 25 лет огромным по тому времени тиражом и переводившегося на другие языки. Начиная с 1748 г. Франклин несколько лет посвятил своим известным исследованиям в области электричества.

    Примерно с 1754 г. Франклин начинает всерьез заниматься политикой. В 1764—1775 годах он представляет в Англии Пенсильванию, Джорджию и Массачусетс. Сначала он держится примирительного курса, и из-за этого в Америке его считают чересчур проанглийским, а в Англии—слишком проамериканским. Со временем, разочаровавшись в английской политике, он занимает все более жесткую позицию. После того как американские колонии при его активном участии отделились от Англии. Франклин прибывает во Францию в качестве первого дипломатического представителя Соединенных Штатов. Во Франции он живет с 1776 по 1785 г. и завоевывает такую известность, что его лицо, по шутливому замечанию самого Франклина, было там известно не хуже, чем диск Луны. Искусно играя на англо-французских противоречиях, он заключает выгодный для Соединенных Штатов договор с Францией. Его последним политическим актом стало подписание петиции о запрещении рабства. Умер он в 1790 г.

 При воссоздании биографии Франклина самое трудное—отбор фактов, настолько богата событиями его жизнь. У нас на глазах • Франклин превращается из молодого, жаждущего знаний типографского ученика в великого государственного деятеля и мудреца, блистающего в парижских салонах.

 Как мы уже говорили, Франклин  постоянно занят совершенствованием  себя самого и своего окружения.  Любому теоретическому знанию  он немедленно находит практическое  применение. Если печи дымят, он  тут же задумывается над тем,  как помочь делу. Увидев заваленные  мусором улицы Лондона, предлагает  проект их рациональной уборки. После поездки морем во Францию  пишет записку об усовершенствовании  навигации. Расточительство свечей, замеченное им в Париже, побуждает  его написать «Экономический проект», который он посылает в редакцию одной из газет. Здесь он подсчитывает, сколько сэкономили бы парижане на свечах, если бы захотели вставать с восходом солнца. Знаменитые исследования Франклина в области электричества своим практическим результатом имели, в частности, громоотвод и конденсатор. Занимаясь большими делами, он никогда не теряет из виду малейших подробностей. В завещании он считает себя вправе оставить крупную сумму на общественные нужды, а не семье, коль скоро сам он ничего не получил от отца. Завещая деньги на реализацию долгосрочных планов, он не забывает отметить, что мраморная плита на его могиле должна быть размером шесть футов на четыре, и сам набрасывает лаконичную эпитафию.

 Самые полные издания сочинений  Франклина насчитывают 10 томов.  Сюда входят: особенно ценная  для нас автобиография Франклина,  доведенная, к сожалению, только  до 1757 г., политические мемориалы,  экономические проекты, моральные наставления, рационализаторские идеи, охватывающие чуть ли не все отрасли производства, и сотни писем. К этим письмам прибавились найденные Б. Феем, французом, который в 1929 г. Издал посвященную Франклину монографию. Мы отмечаем национальность, автора, поскольку она свидетельствует о неослабевающем во Франции интересе к Франклину. Автобиография Франклина также впервые увидела свет в Париже и лишь затем—в Соединенных Штатах, стране, в истории которой Франклин оставил заметный след, активно участвуя в редактировании ее конституции и дав ей образец «человека, обязанного всем себе самому».

  Франклин, происходя сам из мелкобуржуазной среды, в своих житейских поучениях обращался прежде всего к ней. В то время как Франсуа Аруэ именовал себя де Вольтером, Франклин не предъявлял каких-либо притязаний на подобного рода титулы и до конца своей жизни гордился тем, что его отец вытапливал свечи. «Земледелец на своих ногах выше дворянина на коленях»,—писал он в «Альманахе бедного Ричарда». Когда в Париже его спросили, кем он желал бы именоваться, он ответил, что приятней всего ему было бы, если бы его называли доктором, как человека ученого—выбор, характерный для его иерархии ценностей. Против наследования привилегий и почестей он высказывался неоднократно. Положение в обществе должно—по его мнению и по мнению других буржуазных идеологов—определяться личными заслугами. А если уж за заслуги других членов семьи и полагаются почести, то скорее родителям за заслуги детей, которых они воспитали. Сочувствие, к передовой мысли проявилось и в заботливом отношении Франклина к Т. Пейяу. Действительно, среди корреспонденции Франклина мы находим теплые письма, рекомендующие близким в Америке автора книги «Здравый смысл» как «способного и достойного молодого человека»'. В некоторых кругах Франклина одно время считали даже автором этой книги.

 К. Маркс отмечал приоритет  Франклина в ряде случаев. Его  идеями воспользовался, по мнению  Маркса, Мальтус. Кроме того, Франклин  был «одним из первых экономистов,  который после Уильяма Петти разглядел природу стоимости» и говорил о труде «как субстанции стоимости всех вещей». Франклину также принадлежит верное определение человека как «животного, производящего орудия»2.

 Перейдем теперь непосредственно  к воссозданию личностного образца,  который Франклин рекомендовал  своим соотечественникам.

Жизненную установку человека, который  «всем обязан себе самому», характеризует  «посюсторонняя» устремленность его  притязаний и трезвость ума. Взгляд его не устремлен в мир иной—не  для него он трудится и не от него ожидает помощи. «На бога надейся, а сам не плошай», «береженого  бог бережет»,—гласят афоризмы франклинова календаря. Успеха нужно добиваться здесь, на этой земле, а то, что человек сам кузнец своего счастья, что он не обязан им каким-либо унаследованным привилегиям, должно для него быть источником особого удовлетворения.

 Добродетель следует измерять  полезностью. Не нужно самоотречения,  от которого никому нет пользы, не нужно бесполезного умерщвления  плоти. Здесь как бы слышен  голос Дэвида Юма, который,  как известно, резко осуждал любые  проявления аскетизма, утверждая,  что они пригодны лишь для  того, чтобы вконец испортить  характер. В лекции на тему  «Самоотречение не есть сущность  добродетели», прочитанной в масонской  ложе в 1735 г., Франклин доказывал,  что заслуга человека не уменьшается  от того, что он делает что-либо  без усилия, и что справедливость, милосердие или умеренность останутся  добродетелями независимо от  того, каким образом они проявляются—в  соответствии со склонностями  человека или вопреки им. Тот, кто поступает безумно—говорил он, имея в виду различные проявления аскетизма—лишь потому, что это противоречит его наклонностям, должен быть назван безумцем'. В этом же направлении пойдет позднее Гельвеций, пытаясь разорвать связь между добродетелью и самоотречением и вывести добродетель из человеческих страстей, будучи, впрочем, убежден, что добродетель, основанная на самоотречении, ненадежна: ведь тому, кто должен постоянно бороться с самим собой, грозит поражение («Об уме». Рассуждение III). Как известно, совершенно иначе смотрел на это представитель немецкого Просвещения Кант, хотя и Кант, и Франклин в детстве были связаны с одинаково ригористическими сектами: семья Канта находилась под влиянием пиетистов, семья Франклина была пресвитерианской. У Канта нравственного одобрения заслуживают лишь те поступки, которые требуют от человека как раз преодоления некоего внутреннего сопротивления; а значит. Кант был очень близок к тому безумию, о котором говорил Франклин. В лице Франклина человек Просвещения и «деловой человек» преодолели пуританские традиции.

В «Автобиографии» Франклин вспоминает, что. он хотел написать трактат, в котором бы объяснялась и развивалась следующая мысль: «порочные деяния не потому вредны, что они запрещены, но они потому и запрещены, что вредны», следовательно, «каждый должен быть заинтересован в том, чтобы быть добродетельным, если он желает быть постоянно счастливым даже в этом мире» (с. 489). Добродетель окупает себя; «честность— вот лучшая политика» — это особенно должен был подчеркивать такой человек, как Франклин, который всегда и прежде всего был наставником, стремившимся приохотить людей к добродетели.

 Утилитаризм, характерный для  этики Франклина, проявлялся и  в его отношении к религии.  Он стал отходить от нее  уже на шестнадцатом году жизни, как признает сам в автобиографии. Но все же определенные убеждения, которые помогают человеку жить, он советовал сохранить. Не отрицая, что материалистические воззрения могут оказаться более истинными, он тем не менее считал полезным—в соответствии со взглядами тогдашних деистов—верить в бессмертие души, а также в бога, который печется о мире, наказывает и награждает людей при их жизни или же после смерти. От всяких религиозных обрядов сам Франклин держался на расстоянии, а по отношению к духовным особам позволял себе смелые колкости. Выполнение религиозных обрядов он предоставлял женщинам и даже, как мы увидим, в своих письмах из Англии к дочери рекомендовал им соблюдать эти обряды.

 В известном замечании Маркса  в «Капитале» о том, что кредит  можно рассматривать как политико-экономическую  оценку нравственности человека, уловлено нечто чрезвычайно существенное  для характеристики того образца,  которому Франклин рекомендовал  подражать. Ведь кредит у него  выступает как своего рода  мерило добродетели, и не напрасно  некоторые теоретики считали,  что его идеал—это человек,  заслуживающий кредита.

 Открыв писчебумажную лавку,  Франклин, по его собственным  словам, вел себя следующим образом:  «Для того чтобы обеспечить  мой кредит и репутацию как  торговца, я старался не только  быть трудолюбивым и бережливым  в действительности, но и избегать  всякого внешнего проявления  противоположных качеств. Я одевался  просто, и меня никогда не видели  в местах праздных развлечений.  Я никогда не занимался ужением  рыбы или охотой; книга, правда, иной раз отрывала меня от  моей работы, но это случалось  редко и оставалось незамеченным, так что не вызывало сплетен.  Чтобы показать, что я не брезгую своим делом, я иногда привозил домой бумагу, купленную мной в магазине, на тачке. Я слыл трудолюбивым и преуспевающим молодым человеком, аккуратно платящим по счетам. Купцы, ввозившие канцелярские принадлежности, просили у меня заказов; другие предлагали снабжать меня книгами, и дела мои шли прекрасно» («Автобиография», с. 474).