Автор работы: Антон Баранов, 16 Ноября 2010 в 16:53, реферат
мусульмане обладают ныне более прочным глобальным единством и согласием, чем это было возможно в предыдущие столетия, хотя и теперь они сожалеют о наличии серьезных раздоров и трудностей, омрачающих существование Уммы, таких, как ирано-иракская война, борьба с некоторыми режимами (например, с правящими кругами Египта, Алжира и Саудовской Аравии), осуществляемая воинствующими группами мусульманских экстремистов, и вражда между шиитами и суннитами, часто приводящая к кровопролитиям в Ираке, Сирии и Ливане. Однако общая картина свидетельствует о прогрессе, ознаменованном успехами в миссионерской деятельности, материальной поддержкой, оказываемой со стороны более богатых исламских государств странам, находящимся в менее благополучных обстоятельствах, и возрождением чувства гордости и силы, которое ныне почти полностью вытеснило сознание своей слабости, отсталости и унижения, распространенное в колониальный период. Как уже отмечалось в начале этой главы, и сегодня сохраняются трудности, связанные с вопросом об отношении мусульман к научному и технологическому миру Запада и нередко приводящие к опасениям оказаться в неоко-лониалистической ситуации.
Куда
движется ислам?
в настоящую эпоху ислам и мусульманская
община переживают расцвет. Свою сегодняшнюю
мощь они обрели не сразу, и не огромные
запасы нефти в отдельных мусульманских
странах стали главной причиной ее обретения,
хотя нефтяное богатство имело важные
последствия в таких сферах деятельности,
способствующей возрождению ислама, как
миссионерство и образование. Ваххабитское
реформационное движение, по-прежнему
сильное у себя на родине, явилось совершенно
самобытным исламским феноменом, никак
не связанным с западными и немусульманскими
влияниями. Мусульманские движения XIX—XX
вв. действительно иногда провозглашали
отрицание и неприятие чужого, однако
весь центр тяжести переносился ими на
внутренние потенции коранических убеждений
и горячей приверженности своей религии,
а также на готовность защищать ее от внутренних
и внешних врагов.
Усилению тенденций возрождения ислама
способствовал также процесс становления
новых национальных государств, особенно
ускорившийся после второй мировой войны.
Наряду с осознанием национальной идентичности
— в таких странах, как Иордания, Марокко,
Ливия, Алжир, Пакистан, Индонезия, Малайзия
и другие, — принадлежность к мусульманской
общности также приобретает решающее
значение, причем в разных странах такая
двойная самоидентификация выражается
и осуществляется по-разному. Так, Пакистан
был основан в 1947 г. как исламское государство,
и ислам по-прежнему является здесь ведущим
принципом в развитии государственных
институтов. Индонезия, страна на 90% мусульманская,
напротив, освободилась от власти Нидерландов
после второй мировой войны в результате
борьбы за независимость, в которой щепетильно
соблюдалось беспристрастие в религиозных,
национальных и этнических вопросах, разрешавшихся
в духе плюрализма. В результате было решено,
что Республика Индонезия будет состоять
из граждан, верующих в единого истинного
Бога; несмотря на то что мусульмане и
являются подавляющим большинством населения
страны, монотеистические традиции буддизма
(в интерпретации индонезийцев), индуизма
и христианства также должны быть полностью
представлены в национальной идее. И все
же среди многих индонезийцев распространены
сильные мусульманские настроения, согласно
которым мусульмане должны управляться
на основании норм Шариата.
Исламская революция в Иране, одной из
движущих сил которой были глубокие шиитские
убеждения, рассматривалась ее участниками
как возвращение страны к основанному
на божественной воле правлению религиозных
ученых, которые известны в Иране как муллы
и улама (улемы). Хотя шииты и сунниты издавна
были не в ладах друг с другом, они тем
не менее сознавали, что имеют общие исламские
корни и общий фонд верований и ритуалов.
В действительности в этом и других отношениях
они гораздо более близки друг другу, чем
такие христианские вероисповедания,
как протестантизм и католицизм. Иранские
руководители, особенно покойный Айатолла
Хомейни. проповедовали и проповедуют
исламское единство и осуждают сектантские
разногласия и расхождения как ослабляющие
защитный потенциал ислама в борьбе с
неверным Западом и препятствующие расширению
границ исламской общины путем миссионерской
деятельности.
Исламское возрождение отнюдь не везде
черпает свою силу из координированной
монолитной организации и структуры. Тенденция
мусульман духовно укрепляться благодаря
общению друг с другом и сплачивать свои
ряды ради достижения общего блага столь
же стара, как и сама религия ислама. Высокий
уровень единообразия культа и социального
регулирования при отсутствии клира или
иерархической формы правления является
результатом глубокой убежденности и
прочно укоренившихся духовных, социальных,
политических и культурных обычаев. Влияние
Корана и Сунны и их должная интерпретация
и применение правовыми школами как суннитского,
так и шиитского толка являются той основой,
которая обеспечивает прочность мусульманского
единства и групповой лояльности. Большое
разнообразие и широкое географическое
распространение мусульманских народов
являются доказательством привлекательности
данной религии и се умения подчинить
множество различных культур своему видению
веры и порядка. Монолитная система никогда
не добилась бы таких успехов и не приобрела
бы такое число преданных сторонников
в лице различных народов, большинство
из которых не имело прежде тесных взаимосвязей
или причин развивать общую идентичность
на религиозном уровне.
Американский антрополог Клиффорд Гиртц
изучал ислам и мусульман в двух весьма
далеких друг от друга географически и
культурно регионах — в Марокко и Индонезии.
Название его книги «Ислам глазами наблюдателя»11
имеет глубокий смысл. Гиртц понимает,
что дать определение исламу как социальной
и религиозной реальности очень трудно,
так как в различных регионах наблюдаются
большие расхождения на уровне символики,
народного поведения, исторических традиций
и общего религиозного темперамента. Марокканцы,
живущие в стране, покрытой горами и пустынями,
являются энергичным и склонным к состязательности
народом, народом чрезвычайно страстным;
большое влияние оказали на него арабы,
проникшие в Марокко на заре существования
ислама. Они обладают довольно узким кругозором,
будучи привержены традиции, в которой
исламская вера и обрядность образуют
прочное единство с исконными марокканскими
социальными отношениями — в частности
с племенной структурой власти и престижа
— и тем самым оказывают решающее, регулирующее
влияние на жизнь этого народа. Индонезия,
напротив, отличается весьма широким культурным
кругозором, обусловливающим терпимость
и синкретизм и тем самым ослабляющим
значение чисто исламских идеалов. Древнеяванские,
индуистские и буддистские символы и обычаи
по-прежнему — ненавязчиво, но глубоко
— воздействуют на народы архипелага,
так что более строгие мусульмане из-за
рубежа — особенно активисты ваххабистского
типа — нередко резко критикуют индонезийских
мусульман за усвоение ими таких обычаев,
которые считаются неисламскими с точки
зрения строгого Шариата. Но индонезийские
мусульмане защищают собственный образ
жизни и настаивают на том, что местные
обычаи (адат) являются совершенно приемлемыми
при условии, что они сочетаются с основанными
на Писании исламскими ценностями, воззрениями
и обрядами.
Яркий сравнительный анализ, произведенный
Гиртцем, является предостережением против
попыток понять столь древнюю и широкую
религиозную традицию, как ислам, исходя
из книжных определений и категорий. Именно
эта точка зрения послужила причиной выбора
такого заглавия — «Ислам глазами наблюдателя».
Автор не пытается дать определение исламу,
прежде чем рассмотрит его как всеохватывающую
культурную систему в двух странах. Он
предпочитает тщательно отобрать данные
и изучить их в должном контексте и только
затем поднимать вопрос о конститутивных
элементах ислама и о том, что лежит за
пределами этой категории. В общем, Гиртц
придерживается мнения, что если народ
называет себя мусульманским, задачей
исследователя является выявление и изучение
того, что подразумевается под исламом
в данной конкретной ситуации. Иногда
эта задача весьма сложна, особенно если
сами мусульмане расходятся во мнениях
по тому или иному вопросу, например, когда
речь заходит о теологических определениях,
опирающихся на Писание и авторитетные
традиции.
«Исламский»
и «мусульманский»
Мохаммад Коэсно, ведущий индонезийский
специалист по вопросу о соотношении ислама
и местной правовой традиции (адат), различает
термины «исламский» и «мусульманский»,
применяя их к различным аспектам индонезийской
религиозной жизни12. Определение исламский
приложимо, согласно Коэсно, к тому, что
опирается на Коран и Сунну в интерпретации
главных правоведческих школ (фикх). Чаще
всего это скорее идеал, чем действительность.
С другой стороны, определение «мусульманский»
приложимо ко всему, что, по сути, является
произведением человеческого разума и
в силу этого подлежит критическому рациональному
обсуждению, а при необходимости — изменению.
Коэсно утверждает, что большая часть
того, что народ называет «исламский»,
есть на самом деле «мусульманское», так
как не опирается на автори-тет зафиксированных
в Писании оснований религии, но сохраняется
лишь в силу согласия людей и своей временной
полезности. Далее он полемически заостряет
свой тезис, доказывая, что даже юриспруденция
в существеннейшей своей части является
не столько исламской, сколько мусульманской,
а потому должна быть предметом постоянной
переоценки, пересмотра и совершенствования.
Такая позиция позволяет проявлять значительную
гибкость при определении того, каким
образом мусульмане могут соотносить
непреходящие источники своих религиозных
догматов с актуальными ситуациями в динамически
меняющейся исторической действительности.
Позиция Коэсно, очевидно, благоприятствует
постоянному независимому законотворчеству
(иджтихад).
Заключение
мусульмане обладают ныне более прочным
глобальным единством и согласием, чем
это было возможно в предыдущие столетия,
хотя и теперь они сожалеют о наличии серьезных
раздоров и трудностей, омрачающих существование
Уммы, таких, как ирано-иракская война,
борьба с некоторыми режимами (например,
с правящими кругами Египта, Алжира и Саудовской
Аравии), осуществляемая воинствующими
группами мусульманских экстремистов,
и вражда между шиитами и суннитами, часто
приводящая к кровопролитиям в Ираке,
Сирии и Ливане. Однако общая картина свидетельствует
о прогрессе, ознаменованном успехами
в миссионерской деятельности, материальной
поддержкой, оказываемой со стороны более
богатых исламских государств странам,
находящимся в менее благополучных обстоятельствах,
и возрождением чувства гордости и силы,
которое ныне почти полностью вытеснило
сознание своей слабости, отсталости и
унижения, распространенное в колониальный
период. Как уже отмечалось в начале этой
главы, и сегодня сохраняются трудности,
связанные с вопросом об отношении мусульман
к научному и технологическому миру Запада
и нередко приводящие к опасениям оказаться
в неоко-лониалистической ситуации.
Одной из самых примечательных сторон
современного ислама, как уже говорилось,
является рост его присутствия в западных
странах: в Европе, на Американском континенте
(особенно в Соединенных Штатах и Канаде)
и в Австралии. Христианство, господствующая
религия Запада и бывших колониальных
держав, никогда не могло прочно обосноваться
в мусульманских странах, за исключением
Балканского региона и Испании, где задачей
реконкисты было возвращение политической
власти над странами, населенными главным
образом христианами, и некоторых африканских
стран, где обе религии ведут открытую
борьбу за обращение в свою веру новых
групп населения. Христианство, несмотря
на спорадические, иногда весьма интенсивные,
попытки миссионерской деятельности,
со времени возникновения ислама не имело
успеха на Аравийском полуострове, в Турции,
Северной Африке, Ираке, Иране, Пакистане,
Малайзии и Бангладеш. Вплоть до недавних
пор ислам был в лучшем случае слабо представлен
в урбанизированных областях Европы и
Северной Америки. Но сегодня в этих местах
он приобрел значительное число приверженцев,
так что в некоторых регионах Англии и
Франции призыв на молитву отчетливо слышится
сквозь колокольный звон, а атмосфера
отдельных кварталов претерпела ощутимые
изменения. Христианство не имеет возможности
продвигаться вперед в исламском мире,
но ислам, несомненно, процветает в странах,
которые имеют прочную традицию доминирования
христианства в религиозной сфере.
Как мы уже видели в этой главе на примере
Исламского центра Большого Толедо, по
мере того как ислам обживается на Западе,
особенно в Северной Америке, он неизбежно
приобретает многие черты западной культуры
и общественной жизни. На ниве, где миссионерской
деятельности не чинится никаких помех,
может случиться почти все что угодно.
Присущая исламу способность к адаптации
и приспособлению в окружении различных
культур и обществ — как посредством внесения
в их жизнь своего, так и посредством заимствования
чужого — является огромным преимуществом
в тех частях света, которые в высшей степени
секуляризованы и относятся к религии
с прохладцей, если не с равнодушием или
прямой враждебностью. Мусульмане могут
свободно призывать своих собратьев по
человечеству следовать исламу посредством
самых разнообразных способов в зависимости
от того, относится ли этот призыв к единоверцам
в строго мусульманских странах или обращается
к большинству немусульманских народов,
особенно западных.
Мы привели эти замечания об отношении
ислама к другим верам потому, что данный
вопрос очень важен для мусульман. В самом
Коране содержится немало упоминаний
других религиозных традиций, особенно
христианства и иудаизма; он учит, что
ислам есть окончательное завершение
в истории и Божьем замысле обеих этих
религий. Поэтому неудивительно, что мусульмане,
верные своему долгу, должны неустанно
призывать других обратиться на Прямой
Путь и обрести надежду на приход того
дня, когда все человечество будет праздновать
установление всемирного братства в рамках
охватывающей весь человеческий род Уммы,
отражающей тем самым Божественное Единство
в религиозном единстве и гармонии человечества,
которые для мусульман являются кульминацией
таухида — Божественного Единения.