Психология от эпохи Возрождения и до середины XIX века

      Философской основой нового решения проблемы взаимосвязи психики и поведения явился дуализм — учение, утверждавшее раздельное, независимое существование в мире двух начал: материи и духа.

      С XVII в. начинается новая эпоха в  развитии психологического знания. Тело человека и животных теперь рассматривается как сложно устроенная машина, однако продолжает сохраняться идея, что работа тела человека в отличие от тела животных регулируется не органическими потребностями, а душой.

      Попытку вновь соединить тело и душу человека, разделенные дуалистическим учением, вновь предпринял нидерландский философ Б. Спиноза. Одновременно был введен принцип детерминизма — всеобщей причинной обусловленности и естественной научной объяснимости любых явлений. В науку он вошел в форме следующего утверждения: «Порядок и связь идей те же, что и порядок и связь вещей».

      Согласно  Спинозе, психическое (мышление) столь же реально, как и физическое (протяжение). Оба — атрибуты бесконечной природы.

      Коренной  сдвиг в понимании природы  психического, произведенный Гоббсом  и Спинозой, выражали их новаторские, впервые в истории науки выдвинутые идеи: а) о принципиальной неотделимости души от тела и, стало быть, о ложности трактовки души как самостоятельного (в каком бы то ни было смысле) по отношению к телу «начала»; б) о том, что предметом психологического познания должны служить конкретные психические явления, а не душа как целостная сущность (или субстанция); в) эти явления без остаточно объяснимы универсальными законами природы, и поэтому учение о психике — часть общего учения о материальном мире; г) законы природы являются строго причинными, поэтому телеологизм (воззрение на психику как целесообразно действующую силу, или способность) необходимо устранить из психологии с такой же решительностью, как из механики. Эти принципиальные достижения материализма XVII в. стали методологической предпосылкой всего последующего развития конкретно-научных знаний о психической деятельности.

      В XVII в. публикуются работы немецкого  ученого Лейбница, содержащие первые идеи о бессознательном (неосознанное восприятие) и его связи с сознанием.

      Против  отождествления психики и сознания выступил Лейбниц, одним из важнейших нововведений которого явилось понятие о бессознательном. «Убеждение в том, что в душе имеются лишь такие восприятия, которые она сознает, – подчеркивал он, — является величайшим источником заблуждений». Он разделил психическое явление и его представленность на уровне сознания. И при отсутствии сознания, считал он, непрерывно продолжается незаметная деятельность психических сил. Правда, писал Лейбниц, нелегко представить, чтобы какая-нибудь вещь могла мыслить и не чувствовала этого, но ведь люди не сознают и реальность корпускул.

      Исходя  из идеи непрерывной градации представлений, Лейбниц внес важное разграничение. Он различал перцепцию и апперцепцию, понимая под первой презентацию какого-либо содержания («многого в едином»), под второй его осознание, представляющее такой же динамический процесс, как и все остальное во внутреннем развитии монады. Осознание (апперцепция) включает внимание и память. Понятие о бессознательных представлениях (перцепциях) противостояло картезианскому взгляду на сознание, согласно которому за пределами того, что дано интроспективно, могут быть только материальные, физиологические процессы.

      Лейбниц, доказывая, что существующее в сознании обусловлено не физиологическими, а  бессознательными психическими актами, стал родоначальником учения о психической причинности, квазидетерминистского по своей сущности, но содержавшего рациональный момент, поскольку в отличие от феноменалистических концепций оно ставило вопрос о реальной динамике психических явлений, существующей независимо от того, что и как представляется рефлексирующему сознанию.

      Как известно, наряду с Ньютоном Лейбниц  открыл дифференциальное и интегральное исчисление, в котором нуждалась быстро развивавшаяся физика, в свою очередь движимая потребностями техники. Это открытие глубоко повлияло на способ изображения Лейбницем элементов душевной жизни и их преобразований. Картина сознания выступила у него в виде интеграла, а не арифметической суммы. Введенное Лейбницем понятие о малых перцепциях (неосознаваемых восприятиях) позволяло объяснить психическую динамику по типу исчисления бесконечно малых величин.

      В следующем, XVIII в. на свет появляются два  учения, надолго предопределившие развитие психологии как науки. Это —эмпиризм и сенсуализм. Первый представлял собой учение о внутреннем опыте и законах его приобретения человеком, о приоритете опыта над разумом, а второй — о доминировании чувственного познания над рациональным. Оба философских учения отрицали существование врожденных и неизменных идей, доказывали их опытное происхождение и возможность развития.

      Родоначальником эмпирической психологии, т. е. психологии как пауки о внутреннем опыте, явился английский философ Д. Локк. С его именем связывают учение о том, что человек с рождения представляет собой «чистую доску, на которой время может написать любые письменах. Смысл данного учения состоит в утверждении мысли об отсутствии у человека врожденных способностей, возможности их прижизненного развития.

      Параллельно с этим продолжает совершенствоваться и идеалистическое учение о душе. Возникает представление о рефлексии как особой способности души к самоанализу и самопознанию.

      В научно-психологический оборот вводится понятие об ассоциации как сравнительно простом и вместе с тем универсальном механизме формирования и приобретения опыта. Это понятие затем становится центральным в понимании основных психических процессов, от ощущений до мышления. Новое, основанное на ассоциации учение получает название ассоциационизма.

Крупнейший  представитель ассоциационизма XVIII в. Д. Гартли соединил понятие рефлекса с понятием ассоциации. Это соединение выразилось следующим образом: внешнее воздействие, порождающее рефлекторный ответ, запечатлевается в виде следов памяти — ассоциаций; частое повторение соответствующего воздействия ведет к быстрому восстановлению следов по механизму ассоциации.

      Его книга «Наблюдения за человеком» (1749) положила начало классическому ассоцианизму.

      Стремление  вывести поведение человеческого  организма из материальных начал (законов физики) сближает учение Гартли с декартовской психофизиологией. Но в отличие от нее причинный анализ перехода от элементарных познавательных и двигательных актов к самым сложным не оставлял места ни для души, ни для рефлексии, ни для каких бы то ни было иных вне телесных сил. Декарт опирался на собственную физику, Гартли — на ньютоновскую.

      Помимо  Ньютона укажем на другие истоки гартлианского  учения, от которого начинается все  мощное и разветвленное течение ассоцианизма. Влияние Спинозы сказалось в идее эквивалентности психического и физического, неотделимости одного от другого; влияние Локка — в учении о производности высших интеллектуальных явлений от элементарных сенсорных; влияние Лейбница — в разделении психического и сознательного. Гартли опирался также на успехи медицины (он был практикующим врачом) и нейрофизиологии, связанные с различением уровней нервной деятельности. Все эти идейные направления вошли в его психологическую систему под воздействием столь же огромного, сколь и несбыточного социального замысла: на основе точных законов научиться управлять поведением людей с целью сформировать у них твердые морально-религиозные убеждения и тем самым усовершенствовать общество.

      Гартли  считал себя противником материализма. Такая установка определялась особенностями идейно-политической жизни Англии XVIII в. Но хотя его концепция и содержала теологический привесок, ее материалистическая сущность не вызывает сомнений. Законы психического он выводил не из него самого, а из процессов материального взаимодействия.

      Гартли  указывал, что именно ньютоновские труды «Оптика» и «Начала...» привели его к основной идее — учению о вибрациях, на котором базируется учение об ассоциациях. Нервная система — это система, подчиненная физическим законам. Соответственно и продукты ее деятельности включались в строго причинный ряд, ничем не отличающийся от действия причин во внешнем, физическом мире. Этот ряд охватывал поведение всего организма — от восприятия вибраций во внешней среде (эфире) через вибрации нервов и мозгового вещества к вибрациям мышц. Тем самым, так же как и у Декарта, объектом объяснения становилось поведение целостного организма, а не его отдельных органов или частей. И поскольку психические процессы признавались неотделимыми от своей физиологической основы, они также ставились в однозначную зависимость от характера вибраций.

      Все нервные вибрации Гартли разделял на два вида: большие и малые. Малые возникают в белом веществе головного мозга как миниатюрные копии (или следы) больших вибраций в черепно-мозговых и спинномозговых нервах. Учение о малых вибрациях объясняло возникновение идей в их отличии от ощущений. Поскольку же первичными считались большие вибрации в нервной системе, возникающие под воздействием на нее «пульсации» внешнего эфира, «внутренний мир» идей выступал как миниатюрная копия реального взаимодействия организма с миром внешним. Однажды возникнув, малые вибрации сохраняются и накапливаются, образуя «орган», который опосредствует последующие реакции на новые внешние влияния. Благодаря этому организм в отличие от других физических объектов становится обучающейся системой, имеющей собственную историю.

      Основа  обучаемости — память способна запечатлевать  и воспроизводить следы прежних воздействий. Она для Гартли общее фундаментальное свойство нервной организации, а не один из психических познавательных процессов (каковой оказалась память в некоторых современных классификациях). «Гартлианская вибрационная неврология мнемических процессов,— замечает американский историк науки Клейн,— не так уж чужда воззрениям нейрофизиологов XX столетия». Равно ошибочными были бы два предположения: а) считать, что система Гартли — это прямой перенос в психологию одной из естественнонаучных гипотез с целью выведения психологических закономерностей из физических; б) считать, что гипотеза вибраций заимствована из физики с целью проиллюстрировать закономерность, установленную помимо нее, придать этой закономерности видимость строгого естественнонаучного обоснования. Гартли решал задачи, выдвинутые логикой развития категориального строя психологии, а не оптики или механики. Важнейшей среди этих задач являлось преобразование взгляда на психическое как тождественное совокупности осознаваемых субъектом феноменов, т.е. декартово-локковской концепции сознания.

      Врач  Гартли отобрал в ньютоновской физике те представления, которые были восприняты им как наиболее подходящие для решения психологических задач. Если бы не было «вибраторной» гипотезы Ньютона, психологам ньютоновского направления пришлось бы ее выдумать. Либо душа, либо нервная система — третьего не дано. Схема Гартли была не «настоящей», а воображаемой физиологией мозга. Но в условиях XVIII в. она давала единственную возможность представить объективную динамику психических процессов, не обращаясь вслед за Лейбницем к душе как объяснительному понятию.

      Ни  учение о происхождении идей из ощущений, ни представление о способности идей возбуждаться по ассоциации не являлись новым словом. Почему же в таком случае Гартли пишет о большой «сложности, широте и новизне предмета»? Почему он потратил 18 лет на обоснование своей гипотезы? Ее действительно новаторский характер выражало последовательно материалистическое объяснение бессознательных психических процессов и выведение из их закономерного хода всего, что считалось уникальной деятельностью сознания, — интеллектуальных и волевых актов. Учение Гартли — это первая материалистическая концепция бессознательного. Детерминирующими факторами, по Гартли, являются смежность во времени и частота повторений.

      Материальное  воздействие на орган чувств не завершается колебаниями в веществе мозга, а передается по тем же самым законам ньютоновской механики органам движения, вызывая и в них вибрации. Гартли подробно описывает двигательные акты, соответствующие каждому виду ощущений — зрительному, слуховому и пр. В тех случаях, когда при возбуждении процесс вибрация в мышцах незаметен, он все же происходит, хотя и в ослабленной форме. Это дает основание признать за Гартли приоритет в разработке двух важных идей, прочно вошедших в современную психофизиологию: а) идеи о том, что рецептор (орган чувств) должен рассматриваться не сам по себе, а как компонент системы, включающей наряду с воспринимающим (афферентным) устройством приданные ему мышечные «снаряды»; б) идеи о том, что следующие за раздражением рецептора движения мышц могут происходить в незаметной для внешнего восприятия форме («микродвижения»). Но что представляет собой закономерный переход чувственного возбуждения через нервные центры к мышцам, если не рефлекс? Учение Гартли представляло вторую после Декарта выдающуюся попытку соединить рефлекс с ассоциацией. (Третьей попыткой стало учение Сеченова.)

      По  теории Гартли, волевое поведение  возникает у человека благодаря соединению сенсомоторных реакций с речью. Слово (его физический базис — вибрация) присоединяется (по ассоциации) к чувственным впечатлениям, а затем уже само по себе, без этих впечатлений начинает вызывать тот же мышечный акт, который некогда вызвали только они. У ребенка связь между словом и поступком сперва устанавливают взрослые, а затем он совершает этот поступок по собственной команде. Слово и воля неразрывны. Точно так же неразрывны, согласно Гартли, слово и абстрактное мышление. Общие понятия возникают путем постепенного отпадения от ассоциации, остающейся при переменчивых обстоятельствах неизменной, всего случайного и несущественного. Совокупность постоянных признаков удерживается как целое благодаря слову, выступавшему в данном случае как могучий фактор обобщения.