Этнопсихологические особенности французского этноса

Французы считают  англичан мелочными, невоспитанными, довольно нелепыми и совершенно не умеющими одеваться людьми, которые большую  часть времени проводят, копаясь  на грядках в саду, играя в крикет или сидя в пабе за кружкой густого, сладкого, теплого пива. И тем  не менее, французы наблюдают за англичанами  с неослабевающим любопытством. 

Англичан во Франции также считают "вероломными". Эвакуация британской армии из Дюнкерка в 1940 году воспринимается французами как " lache " (трусливая), хотя тогда спасено было максимально возможное количество и самих французов. 

Французы вполне могут за глаза называть многочисленных англичан, приезжающих по делам в  Кале, "дерьмом собачьим" и считать вообще всех жителей Британских островов "предателями" (поскольку во французском суде до сих пор дебатируется вопрос о том, не был ли Наполеон отравлен во время своего пребывания на острове Св.Елены), однако после стаканчика доброго шотландского солодового виски способны многое им простить. 

Немцев французы хоть и перестали ненавидеть, но особой любви к ним не испытывают. Они твердо уверены: немцы обладают существенно более низким уровнем  культуры; а вот превосходство Германии в области промышленного развития французы признают почти с удовольствием. 

По отношению  к немцам они отчетливо ощущают  также вполне определенное политическое превосходство: ведь Германия утратила всякое "международное присутствие", лишившись после Первой мировой  войны всех своих колоний. Честно говоря, и сама Франция – давно  уже не самая большая колониальная держава в мире, однако французское  право, французский язык и французская  культура не только сохранились, но и  играют значительную роль во многих государствах на всех континентах земного шара – в Канаде и на Новых Гебридах, в Индо-Китае и Французской Гвиане, в Кот д'Ивуар (ранее Берег Слоновой Кости) и Ливане. 

Как бы это ни было неприятно французам, но у них  с немцами много общего: педантизм  в соблюдении установленных норм и правил, излишняя суховатость в общении, вера в свое историческое предназначение и взятая на вооружение концепция расовой чистоты. 

Испанцев французы считают народом гордым, но чересчур шумливым, и порицают за то, что в  Испании производят слишком много  вина, истощая виноградники Юга (для  французских вкусовых рецепторов испанское  вино, возможно, грубовато, но они вынуждены  признать, что "бывает и такое". 

На этой оси  восхищенно-презрительного отношения к различным нациям не нашлось места бельгийцам и швейцарцам. Швейцарцы – постоянный объект безжалостных шуток в рекламных роликах французского телевидения. И потом, эти швейцарцы, возможно, очень гостеприимные, так странно говорят по-французски и совершенно помешаны на чистоте! 

Французы, ценя стиль во всем, просто не могут не испытывать презрения к бельгийцам, считая их глуповатыми и начисто  лишенными изящества манер и  тонкости восприятия. Среди французов  бельгийцы всегда слыли "тупицами", и про них рассказывалось и рассказывается неимоверное количество шуток и анекдотов. Таких, например, как этот: 

Два бельгийских  солдата спят под деревом. Неожиданно их будит страшный грохот. "Черт побери! – говорит один. – Гроза начинается!" "Нет, – откликается другой, –  это бомбардировка." "Ну и слава  богу! – доволен первый. – Уж больно я грозы боюсь". 

Впрочем, в наши дни шутки по адресу бельгийцев оказались  слегка окрашены завистью: французы отлично  понимают, что уровень жизни в  Бельгии существенно выше, чем  во Франции.

Национальные  этнические установки.

Французы считают  себя единственной по-настоящему цивилизованной нацией в мире и уверены, что их задача – вести остальные народы за собой, освещая им путь ореолом  собственной избранности. Француз  почтет за честь для себя соблазнить женщину, с чувством победителя подаст к столу отлично поджаренный  антрекот и явственно почувствует, что принадлежит к величайшей нации в мире, откупорив бутылку  какого-нибудь " grand cru" (лучшего из местных сухих вин). Недаром французы прозвали своего короля Людовика XIV "Король-Солнце" – ведь они видят великолепие и блеск во всем, что делают.

Семья

  Французы  очень привязаны к своим семьям – родная кровь для них определенно  не минеральная водица. Они чрезвычайно  гордятся своими детьми – отчасти  потому, что уже многие годы во Франции  постоянно наблюдается прогрессирующее  снижение рождаемости. Разумеется, свое поражение во Второй мировой войне  французы связывают в значительной степени с тем простым фактом, что немцы "быстрее размножались" в первые два десятилетия двадцатого века. Во Франции и в наши дни  различными способами поощряется желание  иметь в семье как можно  больше детей.

  Старших членов семьи французы уважают, младших  –любят. Семьи родственников –  дедушки и бабушки, тети и дяди, внуки и племянники – зачастую живут по соседству друг с другом. В составлении общесемейных планов участвуют представители всех поколений, вместе решая, как лучше провести совместный отпуск, как найти выход  из той или иной проблемы. Все  члены большой семьи участвуют  также в торжественных обедах и прочих трапезах.

  Детей с малых лет всячески поощряют, если они открыто делятся своими мыслями, и годам к семи-восьми это отличные собеседники. Для француза одна из основных радостей жизни –  совместная семейная трапеза, превращающаяся в настоящее действо; в таком  празднике участвуют все члены  семьи – три или четыре поколения, – которые с удовольствием  веселятся где-нибудь в ресторане  или устраивают вечеринку у кого-то дома. И нет более сурового наказания, чем запрет на участие в подобном празднестве.

  В одной французской семье сына, слегка нарушившего правила семейного  этикета, наказали так: с накрытого  к обеду стола демонстративно убрали его прибор; при этом провинившийся  пугающе напоминал беднягу Дрейфуса^[4], когда того вели по плацу в мундире с оторванными пуговицами и со сломанной пополам шпагой, однако не жаловался и поступил, как ему было ведено, то есть отобедал в полном одиночестве на кухне.

  Английские  дети похожи на чертенят и ведут  себя черт знает как. Итальянские  дети похожи на падших ангелов, но ведут  себя, как падшие дьяволы. Французские  дети с виду – чистые ангелы, но ведут  себя как сущие чертенята.

  Последите за группой ухоженных и разряженных  в пух и прах французских малышей, которые играют на пляже или в  парке – стоит взрослым хоть на миг отвернуться, и прелестные детишки  тут же начнут швыряться землей или  песком, стараясь попасть в глаза  или в уши, колотить друг друга  по спине детскими лопатками или  пинать ботинками под коленки, но все это молча – будут слышны лишь глухие удары да стук камней, брошенных  кем-то из ангелочков.

  Дело  в том, что как только французских  детей спускают с поводка, среди  них тут же воцаряется анархия. Во время общепринятых, строго организованных, официальных буржуазных мероприятий  дети ходят за ручку со старшими (мамой, папой, бабушкой, няней) – на детских праздниках, на семейных торжественных  обедах, в гостях. На улице колонна  из трех-четырех десятков маленьких  французов, идущих парами, выглядит совершенно очаровательно и вполне заурядно.

  Когда их знакомят с кем-то из взрослых, маленькие  французы торжественно протягивают  руку для рукопожатия или с  неподражаемой скромностью подставляют  щечку для поцелуя, не проявляя при  этом ни малейших признаков смущения.

  Ради  своих детей французы не останавливаются  ни перед какими жертвами. Особенно во время каникул. Во Франции на любом  пляже есть школа плавания, которой  руководят тощие пожилые инструкторы, бывшие чемпионы (а французские пловцы еще более худы, чем французские  велосипедисты). Тренировки ведутся  со знанием дела, спрос с учащихся суровый, но в море детям купаться разрешают крайне редко.

  Рядом с бассейном – специальная  детская спортплощадка, где маленькие "уточки" и "дельфинчики" учатся взбираться по канату, делать кувырок с разбегу и проползать сквозь длиннющую трубу. Учат их этому бронзовотелые подростки, относящиеся к своим обязанностям чрезвычайно ответственно.

  Таким образом, французские дети вырастают  с твердым пониманием того, что  они-то и есть самое важное в жизни. Подтверждение этому выводу они  находят на каждом шагу: за ними тщательнейшим  образом ухаживают, им охотно позволяют  участвовать в разговорах взрослых, а дяди и тети, бабушки и дедушки, как и все прочие престарелые  родственники, всегда готовы излить на них водопад своего обожания.

  И, надо сказать, подобное поклонение детям  нравится.

  Во  Франции по-прежнему господствуют традиционные устои, принятые в большой сельской семье, где все ее члены всегда стараются держаться вместе. Мысль  о том, чтобы отдать бабушку в  дом престарелых, представляется французам  настоящим кощунством и тут же с негодованием ими отвергается. Они считают совершенно естественным собственноручно заботиться о своих  престарелых родственниках. Да и  потом так гораздо дешевле. И  всегда есть кому посидеть с детьми. 
 

Национальные  конфликты.

Один из самых  разноцветных и разноязычных на планете  городов - Париж, столица Франции, страны, искони объединенной множественными связями  со всем миром, но и давшей рождение слову "шовинизм". 
Представители "FN", "Национального Фронта", руководимого приятелем Вольфовича, Ле Пеном, любят писать на стенах аршинными буквами: "La France aux Francais!" ("Франция для французов!"). Борцы с национализмом снизу подписывают: "Bourgogne aux Escargots!" ("Бургундия для улиток!"). Будем надеяться, что ирония спасет мир. 
Самое большое "нацменьшинство" Франции (после португальцев) - арабы, в основном из Магриба (Туниса, Алжира, Марокко), стран, на протяжении долгого времени находившихся под властью французов. По вполне понятным экономическим причинам издавна, и особенно после приобретения их странами независимости, арабы массами стремились в "метрополию". 
В расхожем популярном сознании араб - это, прежде всего, лавочник из магазинчика на углу, торгующий после закрытия обычных магазинов, по ценам, естественно, более высоким, и норовящий, кроме того, обмануть вас на франк-другой. Или человек, торгующий в забегаловке "кус-кусом", жареными цыплятами, колбасками "мергез" и картошкой "фри". А также мелкий жулик, торговец наркотиками и сутенер. Презрительное название - "sale arabe", "грязное арабье", или "basane" (нечто вроде нашего "чернож...й"). Сами арабы, особенно молодежь, называют себя "beure" (в женском роде "beurette"). Это французский молодежный жаргон - "verlan", в котором слова произносятся наоборот, да еще и изменяется гласная. Почти все арабы, въезжавшие на протяжении десятилетий на землю "Шестиугольника", не имели профессиональной квалификации, корней, знакомств. А французское общество с трудом впускает в себя пришельцев. В результате, счастливчикам удавалось открыть свое дело, другие же становились чернорабочими или вставали к конвейеру. Селились либо в самых бедных, гнилых районах городов, либо в рабочих предместьях. В Париже это север города - Барбес, рядом с Монмартром, квартал Восточного Вокзала, Бельвилль, еще с начала ХIХ века известные как рассадники воровства и бандитизма. Сейчас эти районы стремительно перестраиваются, но еще остаются мрачноватые и весьма колоритные задворки вроде "Folies-Merricour", "rue de la Goutte dХOr" (улица Золотой Капли, где еще несколько лет назад трудновато было купить бутылку вина, зато с гашишем и героином, а также исламскими изданиями фундаменталистского толка было замечательно), конец рю де ля Рокетт. Это - царство лавчонок, темных сомнительных кафе с проститутками, белья, свисающего из окон, бань-хаммамов, мечетей и медресе, ютящихся в бывших мебельных мастерских, магазинчиков, набитых всевозможными изданиями Корана либо, наоборот, видео- и аудиокассетами, запретными для истинного мусульманина. Если попасть сюда в Байрам или в день конца Рамадана, то можно усомниться - находишься ли ты в получасе ходьбы от Больших бульваров? Великое исламское выражение "Иншаллах" для арабов во Франции оборачивается почему-то жизнью на обочине. Так живет почти каждый десятый - а количество врачей, адвокатов, политиков, литераторов, философов этой пропорции не соответствует. Каждый десятый - а арабские подростки в самом лучшем случае умеют кое-как говорить на уличном арабском "языке касбы" и подражают лос-анджелесским рэперам, для чего штудируют толковый словарь французского языка "Le Robert": "там много слов". Впору вспомнить Камю. 
Добавить еще стоит, что смуглая курчавая масса совсем неоднородна между собой. Есть мягкие, ласковые и довольные жизнью туниссцы: еще бы, Тунис - единственная спокойная и вполне демократическая страна Магриба. Есть мрачноватые алжирцы: еще бы, эта страна, самая европеизированная в регионе, все глубже вползает в фанатическую религиозно-политическую разборку. Есть марокканцы, чтящие короля и с презрением поглядывающие на разболтанных соседей. Кроме того, имеются "харки", арабы, воевавшие в Алжире на стороне французов, ненавидимые соотечественниками и до сих пор необлагодетельствованные французским гражданством. Наконец, есть выходцы из Ливана, сторонящиеся магрибцев. В основном, это члены хороших и обеспеченных семей из благодатной долины Бекаа, бросившие свои виллы, оливковые рощи и виноградники. Для этих утонченных кардиологов и сотрудников больших агентств "Public Relations", придерживающихся, к тому же, в основном, несторианского христианства или католичества, несовершеннолетние хулиганы из Обервилье и лавочники из Барбеса соотечественниками не являются. 
Есть еще упертые имамы и неграмотные "хаджи" в бурнусах и белых шапочках-"шешах", убеждающие родственников, что женщины должны закрывать лицо, а мужчины избегать общения с "неверными". Есть рыжеволосые и голубоглазые берберы,котрорых арабский мир за отдельную нацию не признает. Есть молодые раздолбаи, со своим арабским колоритом культивирующие есенинскую "чернуху": вопреки запретам пьющие алкоголь, уважающие (по-своему) женский пол и сочиняющие полублатные, полу-рок-н-ролльные песни в стиле "rai", нечто вроде смеси музыки группы "Дюна" и честного чикагского блюза, замешанной на ориентальных страданиях. 
Уже десять лет назад Жак Нувель, моднейший и знаменитейший архитектор Франции, построил исполинское здание "Института Арабского мира", спонсируемого всеми нефте-эмирами. Чем занимается это заведение, сказать трудно. Заявленное в программе "стремление к интеграции разных культур", кроме устройства помпезных выставок и велеречивых конференций, никак не проявляется. А Ив Лакост, очень известный политолог, с основанием заявил: "Будущее французского общества зависит от того, за кого выйдут замуж "beurettes". Если за французов - есть шанс интеграции арабов. Если за своих же соплеменников - страна обречена на жизнь с агрессивным и замкнутым организмом внутри себя".

Не имея определенного  опыта, не всегда легко отличить от араба магрибского еврея. Когда-то в Тунисе, Марокко, Алжире были огромные общины местных евреев-сефардов. Жили они бок о бок с арабами и французами-"колонами", говорили по-арабски и по-французски, чуть-чуть на иврите. В 50 - 60-е годы почти все они уехали - кто в Израиль, кто в "метрополию". К моменту их появления европейские евреи-ашкенази в подавляющем большинстве уже совершенно офранцузились - за исключением небольшой и замкнутой группы хасидов-любавичей, занятых торговлей ювелирными изделиями. Магрибские сефарды заместили собой вакантную группу в мелком портновском и кожевенном бизнесе, где раньше трудились евреи из Восточной Европы. Квартал "SentiПr" - сердце одежной индустрии Франции, место, где иногда за год делались фантастические карьеры, где в подпольных мастерских трудятся иммигранты-нелегалы и где текстиль нередко служит только прикрытием для торговли наркотиками, проституции и игорного бизнеса, стал их царством. Антисемитизм во Франции не очень агрессивен. Но услышать обычное "у них все схвачено..." можно довольно часто. И вправду - община магрибских евреев дает примеры сплоченности и стремительных карьер. Такие знаменитые текстильные империи, как "Naf-Naf", "Chevignon", "Bensimon", были созданы за пару лет мальчишками, начинавшими с мелкооптовой торговли кожаными куртками и свитерами на "блошином рынке". Пресловутая "The French connection", одна из самых мощных наркомафий мира, в большой степени контролировалась магрибцами. Но эта община дает пример и стремительной интеграции: не порывая с традициями, родители стремятся дать детям превосходное образование, проложить им путь в жизни. Дети мелких торговцев и портных становятся известными адвокатами, врачами, журналистами, музыкантами. Часто можно услышать: "Париж совсем почернел". Что же, правда, лет 50 назад, наверно, африканцы здесь еще были редкостью и либо служили в зуавских полках, либо танцевали в мюзик-холлах. Теперь они - везде. Как бы ни шипели французские националисты на "чурок", страна уж никак не обойдется без мусорщиков, строительных рабочих и шоферов с Черного Континента. Как и без африканцев, занятых в области моды, шоу-бизнеса и музыки. А теперь обратимся к выходцам с Дальнего Востока, самым экзотическим и загадочным "нацменам" Франции. Два парижских "чайна-тауна", конечно, по размеру нельзя сравнить с нью-йоркскими "китай-городами". Тем не менее, это совершенно особый мир. К азиатам французы относятся с опаской. До сих пор сказывается недолеченный "индокитайский синдром". Но с восхищением наблюдают, как быстро азиаты, решившие выйти из тени, интегрируются во французское общество. Как, не теряя корней, приобретают качества, любезные галльскому сердцу - стиль, умение жить, тонкость обращения.