История возникновения юридической психологии

РАННЯЯ  ИСТОРИЯ ЮРИДИЧЕСКОЙ  ПСИХОЛОГИИ

Как большинство  новых наук, возникших на стыке  различных отраслей человеческих знаний, юридическая психология на первых этапах своего развития не имела самостоятельности  и не располагала специальными кадрами  ученых. Относящиеся к этой дисциплине вопросы пытались решать отдельные  психологи, юристы и даже специалисты  в других областях знаний. Начальный  этап развития связан с необходимостью обращения правовых наук к психологии для разрешения специфических задач, которые не могли быть решены традиционными  методами правоведения. Юридическая  психология, как и многие другие отрасли психологической науки, прошла путь от чисто умозрительных  построений к научно-экспериментальному исследованию.

Одним из первых авторов, который рассмотрел ряд судебно-психологических  аспектов и идею гуманизма, был М.М.Щербатов (1733—1790). В своих трудах он требовал, чтобы законы разрабатывались с  учетом индивидуальных особенностей личности человека, один из первых поднял вопрос об условно-досрочном освобождении от наказания. Он положительно оценивал фактор труда в перевоспитании преступника.

Представляют интерес  и работы И. Т. Посошкова (1652—1726), в которых давались психологические рекомендации относительно допроса обвиняемых и свидетелей, классификация преступников, затрагивались и некоторые другие вопросы.

Распространение идеи исправления и перевоспитания преступника  заставило право обратиться к  психологии для научного обоснования  этих проблем. Над их решением в начале XIX в. в России работали В. К. Елпатьевский, П. Д. Лодий, Л. С. Гордиенко, Хр. Штельцер и др.

Однако сама психология, носившая в то время метафизический, умозрительный характер, не могла  даже в союзе с уголовным правом разработать достаточно обоснованные критерии и методы изучения человеческой личности.

Значительное количество работ по юридической психологии появилось в России в 3-й четверти XIX в. Это работы И. С. Баршева «Взгляд на науку уголовного законоведения», К. Я. Яновича-Яневского «Мысли об уголовной юстиции с точки зрения психологии и физиологии», А. У. Фрезе «Очерк судебной психологии», Л. Е. Владимирова «Психические особенности преступников по новейшим исследованиям» и некоторые другие.

В указанных работах  высказывались идеи чисто прагматического  использования психологических  знаний в конкретной деятельности судебных и следственных органов. Так, И. С. Баршев, например, писал, что если судья не знает психологии, то это будет «суд не над живыми существами, а над трупами».

В работах немецких ученых И. Гофбауэра «Психология в ее основных применениях в судебной жизни» (1808) и И. Фридриха «Систематическое руководство по судебной психологии» (1835) сделана попытка использовать данные психологии в расследовании преступлений.

Психологические вопросы  оценки свидетельских показаний  занимали и выдающегося французского ученого-математика Лапласа. В «Опытах  философии теории вероятностей», изданной во Франции в 1814 году (русский перевод  — М., 1908), Лаплас рассматривает вероятность  свидетельских показаний наряду с вероятностью исходов судебных приговоров, резолюций на собраниях  и т. д., пытаясь дать им оценку в  математическом исчислении. Он считал, что элементы вероятности того, что данное показание соответствует действительности, слагаются:

• из вероятностей самого события, о котором повествует свидетель;

• из вероятности  четырех гипотез в отношении  допрашиваемого:

а) свидетель не ошибается  и не лжет;

б) свидетель лжет, но ошибается;

в) свидетель не ошибается, но лжет;

г) свидетель и  лжет, и ошибается.

Лаплас понимал  трудность оценки подобным образом  правдивости или ложности показаний  свидетеля из-за большого числа обстоятельств, сопровождающих факты, о которых  они свидетельствуют, но считал, что  суд в своих суждениях также  опирается не на математическую достоверность, а лишь на вероятность. Но тем не менее схема Лапласа интересна как первая попытка создать научную методику оценки свидетельских показаний.

Изучение проблем  судебной психологии долгое время дальше этих первых попыток не шло. Во второй половине XIX века не только успешное развитие естественных наук, но и рост преступности во всех ведущих капиталистических  странах послужили толчком к  дальнейшему оживлению и расширению судебно-психологических исследований.

ОФОРМЛЕНИЕ  ЮРИДИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ КАК НАУКИ

Конец XIX и начало XX в. связаны с интенсивным развитием  психологии, психиатрии и ряда юридических  дисциплин (в первую очередь —  уголовного права). Ряд ученых, представлявших эти науки в тот период, занимали прогрессивные позиции (И. М. Сеченов, В. М. Бехтерев, С. С. Корсаков, В. П. Сербский, А. Ф. Кони и др.).

Развитие психологии, психиатрии и права привело к  необходимости оформления юридической  психологии как самостоятельной  научной дисциплины. П.И.Ковалевский  в 1899 году поставил вопрос о разделении психопатологии и правовой психологии, а также введении этих наук в курс юридического образования.

Примерно в этот же период развернулась борьба между  антропологической и социологической  школами уголовного права. Родоначальником  антропологической школы был  Ч. Ломброзо, создавший теорию «врожденного преступника», который в силу своих атавистических черт не может быть исправлен.

Представители социологической  школы использовали идеи утопического социализма и решающее значение в объяснении причин преступности придавали социальным фактам. Для этого времени некоторые идеи социологической школы несли в себе прогрессивные элементы.

В начале XX в. в юридической психологии появляются экспериментальные методы исследования.

Значительное количество работ этого периода посвящено  психологии свидетельских показаний. Это работы И. Н. Холчева «Мечтательная ложь», Гр. Португалова «О свидетельских показаниях» (1903), Е. М. Кулишера «Психология свидетельских показаний и судебное следствие» (1904). На эту же тему были сделаны доклады М. М. Хомяковым «К вопросу о психологии свидетеля» (1903), А. В. Завадским и А. И. Елистратовым «О влиянии вопросов без внушения на достоверность свидетельских показаний» (1904), О. Б. Гольдовским «Психология свидетельских показаний» (1904).

Появляются работы Л. Е. Владимирова, Г. С. Фельдштейна, М. Н. Гернета и других, в которых исследуется психология личности преступника.

Наиболее обстоятельная  работа по судебной психологии принадлежала Гансу Гроссу. В его «Криминальной психологии», вышедшей в 1898 г., использованы результаты общепатологических экспериментальных исследований ряда психологов того времени.

В изучении психологии расследования преступлений серьезным  шагом вперед было непосредственное применение экспериментального метода психологии. Один из создателей этого  метода французский психолог Альфред  Бинэ впервые экспериментальным путем изучал вопрос о влиянии внушения на детские показания. В 1900 г. он опубликовал книгу под названием «Внушаемость», в которой вопросам влияния внушения на детские показания посвящена специальная глава. В ней А. Бинэ делает небезынтересные выводы: 1) ответы на вопросы всегда содержат ошибки; 2) в целях правильной оценки показаний в протоколах судебных заседаний следует подробно излагать как вопросы, так и ответы на них.

В 1902 г. эксперименты по определению достоверности свидетельских  показаний производил немецкий психолог Вильям Штерн. Его задачей было не изыскание научно обоснованных приемов  получения показаний свидетелей, как у А. Бинэ, а установление степени достоверности показаний. Опираясь на свои данные, В. Штерн утверждал, что свидетельские показания принципиально недостоверны, порочны, поскольку «забывание есть правило, а воспоминание — исключение». Итоги своего исследования В. Штерн доложил на заседании Берлинского психологического общества, они вызвали большой интерес в юридических кругах многих стран Европы. Впоследствии В. Штерн создал персоналистическую концепцию памяти, носившую ярко выраженный идеалистический характер. Согласно этой концепции память человека не является отражением объективной реальности, а выступает лишь как ее искажение в угоду узко эгоистическим интересам личности, ее индивидуалистическим намерениям, ее гордости, тщеславию, честолюбию и пр.

Доклад В. Штерна вызвал бурную реакцию и у русских  юристов. Рьяными сторонниками В. Штерна в России стали профессор Петербургского университета О. Б. Гольдовский, профессора Казанского университета А. В. Завадский и А. И. Елистратов. Они самостоятельно провели серию опытов, подобных опытам В. Штерна, и сделали аналогичные выводы. Сам О. Гольдовский говорил: «Психологические основания ошибок очень различны и вывод из сопоставления картины, воспроизведенной свидетелем, с действительностью, получается очень печальный. Свидетель не дает точной копии, но лишь суррогат ее».

Взгляды А. В. Завадского и А. И. Елистратова наиболее точно  сформулированы в следующем высказывании: «В. Штерн произвел ряд опытов над  достоверностью свидетельских показаний. Опыты дали ему право составить  такое положение: безошибочные показания  будут исключением, правилом же должны считаться показания с ошибками. Положение это может считаться  вполне установленным».

Вопросами судебной психологии в Германии занимались также  О. Лип-пман, А. Крамер, В. Ф. Лист, С. Яффа и др. С 1903 г. В. Штерн при сотрудничестве Листа и Гросса стал выпускать журнал «Доклады по психологии показаний».

Исследования по криминалистической психологии проводились  и в других странах: во Франции  — Клапаредом, в США — Мейерсом, а также Микином Кеттелом, который в 1895 г. провел эксперимент с памятью студентов, а затем предложил составить указатель степеней точности свидетельских показаний.

Над вопросами психологии свидетельских показаний в России работали также М. М. Хомяков, М. П. Бухвалова, А. Н. Берштейн, Е. М. Кулишер и др. В 1905 г. вышел сборник «Проблемы психологии. Ложь и свидетельские показания». Многие статьи сборника пронизывала идея о недостоверности свидетельских показаний.

Характерным является отзыв об экспериментах В. Штерна тогдашнего обер-прокурора уголовно-кассационного  Сената России (впоследствии министра юстиции) И. Г. Щегловитова. Он писал: «Новейшие  наблюдения показывают, что свидетельские  показания содержат множество непроизвольных искажений истины, и поэтому необходимо избегать установления внешней обстановки преступления исключительно при  помощи свидетелей».

Однако необходимо отметить, что далеко не все ученые юристы и психологи того периода  разделяли негативное отношение  к свидетельским показаниям. Среди  них прежде всего следует назвать крупнейшего русского юриста А. Ф. Кони. В прениях по докладу О. Гольдовского «О психологии свидетельских показаний» на заседании уголовного отделения юридического общества Петербургского университета А. Ф. Кони резко выступил против выводов В. Штерна и О. Гольдовского. Он говорил: «Нельзя скрывать, что исследования Штерна крайне односторонни, нельзя также скрывать и того, что в сущности это столько же поход против свидетелей, сколько и судей и особенно присяжных заседателей». Позднее, на заседании того же общества, А. Ф. Кони выступил с самостоятельным докладом по тому же вопросу, который по существу был ответом на неосновательные утверждения о ненадежности свидетельских показаний.

Ученые Казанского университета М. А. Лазарев и В. И. Валицкий констатировали, что положения Штерна не будут иметь значения для практики, что важнейшее зло при свидетельских показаниях не непроизвольные ошибки, а сознательная ложь свидетелей, явление распространенное более, чем принято считать: почти 3/4 свидетелей отступают от правды.

Известный советский  психолог Б. М. Теплов правильно отмечал, что даже при полной субъективной добросовестности авторов результаты психологических экспериментов  по содержанию будут определяться теорией, которой они руководствуются. В  своих психологических изысканиях В. Штерн и другие проявляли непонимание  особенностей психического отражения  объективной действительности. Так, сущность непроизвольной памяти они рассматривали как случайный результат пассивного запечатления мозгом действующих на него факторов. «Наш обзор различных теорий памяти в зарубежной психологии показал, что основным и общим для них пороком является то, что память не изучалась как продукт деятельности, и прежде всего практической деятельности субъекта, а также и как особая, самостоятельная идеальная деятельность. Это являлось одной из основных причин, порождавших как механистические, так и идеалистические представления о памяти»4.

Развитие наук, в  том числе наук о социальных явлениях, порождает стремление разобраться  в причинах преступности, дать научное  обоснование деятельности социальных институтов, занимающихся ее предупреждением. Таким образом, уже в XIX веке начинает складываться новый подход к решению данной проблемы, сутью которого является стремление вскрыть причины преступного поведения и на их основе составить программу практической деятельности по борьбе с преступлениями и преступностью.

В середине XIX века Чезаре Ломброзо один из первых попытался научно объяснить природу преступного поведения с позиции антропологии. Теория Ломброзо находит последователей в наше время. Отголоски ее можно найти в современных теориях, таких как теория хромосомных аномалий Клайнфельтера, во фрейдистских и неофрейдистских учениях о врожденной агрессии и разрушительных влечениях, генной инженерии.

Очевидно, если до конца  следовать логике антропологической  теории Ч. Ломброзо, то борьба с преступностью должна осуществляться путем физического уничтожения либо пожизненной изоляции «врожденных» преступников. Биологизаторский подход в объяснении природы преступного поведения был подвергнут серьезной, справедливой критике уже со стороны буржуазных социологов, современников Ломброзо, когда преступность начала изучаться как социальное явление.