Фабри Курт Эрнестович

Фабри Курт Эрнестович

(1 мая 1923, Вена  - 3 июня 1990, Москва)

 

Зоопсихолог, этолог, окончил  биологический факультет МГУ  им. М.В. Ломоносова (1946), специализировался  в области зоологии позвоночных, антропологии и психологии, ученик Н.Н. Ладыгиной-Котс, кандидат биологических наук (1967), доктор психологических наук (с 1976), профессор (с 1984).

 

В 1950-е годы (трудное время  для зоопсихологии, которую считали  “лженаукой”) К.Э. Фабри работал в Уголке Дурова, в библиотеке иностранной литературы, на радио. В 1964-1966 гг. исследовал поведение животных в качестве младшего научного сотрудника Института биофизики в Пущино-на-Оке, руководитель группы в НИИ Дошкольного воспитания АПН СССР по проблеме “Дошкольник и животные” (1969-1971). Преподавал зоопсихологию на факультете психологии МГУ с 1966 г., штатный преподаватель (с 1971 г.), профессор кафедры общей психологии факультета психологии МГУ (1983-1990).

 

Области научных интересов: этология, зоопсихология, сравнительная  психология. Основная тематика его  работ - онтогенез поведения и  психики животных, эволюция психики, психическая деятельность приматов, этологические и биопсихологические предпосылки антропогенеза. К.Э. Фабри выполнены оригинальные исследования импритинга у птиц, существенно дополнившие классические представления о природе этого феномена. К.Э. Фабри разрабатывал прикладные аспекты зоопсихологии, его работа положена в основу нового курса для студентов Калининградского технического института рыбной промышленности и хозяйства. К.Э. Фабри удалось выявить сходные (по форме, но не по содержанию) признаки в развитии игры в онтогенезе человека и высших животных.

 

Основные научные труды:

 

“Основы зоопсихологии” (1976; 1993).

“Орудийные действия животных” (1980).

“Введение в общую и прикладную ихтиопсихологию” (1988).

“Игры животных и игры детей (сравнительно-психологические аспекты)” // Вопросы психологии, 1982).

Фабри говорил о том .что имеет место несовпадение линий биологического и психического развития животных. Например, животное, стоящее на более высокой ступени биологического развития (согласно зоологической систематике), не обязательно обладает и более развитой психикой. 

 

К.Э. Фабри объясняет это несовпадение в первую очередь неоднозначным соотношением между морфологией животных (на которой основана их зоологическая систематика) и образом их жизни. Пластичная приспособляемость поведения может привести к решению одной и той же биологической задачи за счет использования разных морфологических средств, и, наоборот, одни и те же морфологические органы могут выполнять весьма различные функции. Таким образом, уровень психического развития животного определяется сложным соотношением таких факторов, как его морфология, условия жизни (экология) и его поведенческая активность.  

 

А. Н. Леонтьев выделяет в  эволюционном развитии психики три  стадии: (1) стадию элементарной сенсорной  психики, (2) стадию перцептивной психики, (3) стадию интеллекта . 

 

К. Э. Фабри сохраняет лишь первые две стадии, растворяя стадию интеллекта в стадии перцептивной психики по причине трудности разделения «интеллектуальных» и «неинтеллектуальных» форм поведения высших млекопитающих. Затем К. Э. Фабри вводит разделение каждой стадии по крайней мере на два уровня: высший и низший, допуская возможность существования также и промежуточных уровней.  

 

Большой интерес представляют существа, которые находятся на низшем уровне этой стадии, т. е. обладают лишь зачатками психики. К таким животным относятся многие простейшие. Вот  краткий «портрет» их поведения, как его можно резюмировать по описанию К. Э. Фабри. 

 

Простейшие способны к  достаточно сложным перемещениям в  пространстве: в толще воды, по поверхности  находящихся в воде предметов  или по дну водоемов. Некоторые  виды обитают в почве или паразитируют в организмах других животных. Их движения совершаются в сторону благоприятных  условий среды (положительные таксисы) или же в сторону от неблагоприятных  условий (отрицательные таксисы). Такие  реакции наблюдаются в отношении  многообразных компонентов среды; соответственно у них описаны  термо-, хемо-, гальвано-, гео-, фото-, тигмомаксисы.  

 

Пример отрицательного термотаксиса — уход простейших из зоны повышенной (иногда пониженной) температуры. Очень  интересно описание поведения туфельки при столкновении с твердой преградой. Если столкновение происходит под углом, меньшим 90°, то животное останавливается, ощупывает поверхность ресничками, отплывает назад, меняет угол и плывет снова вперед. Если снова происходит столкновение, то процедура повторяется, и так до тех пор, пока инфузория  не минует преграду. 

 

При встрече с мягкой поверхностью инфузория не отплывает, а, наоборот, прикладывается к ней возможно большей  поверхностью тела. 

 

У тех же простейших обнаружены элементарные формы индивидуального научения. Оно проявляется в основном в эффектах привыкания. Так, парамеции, заключенные в квадратный (или треугольный) сосуд и привыкшие плавать вдоль его стенок, сохраняют некоторое время квадратную (соответственно треугольную) форму траектории и будучи перемещенными в круглый сосуд (опыты Ф. Бромштедта ).

 

 

 

Далее, у некоторых простейших можно наблюдать преемственную  связь между раздражимостью и  чувствительностью (см. приведенное выше предположение А. Н. Леонтьева). Так, эвглена зеленая, будучи хищным животным, в отсутствие животной пищи ведет себя как растение — питается с помощью хлорофилла. Таким образом, свет для нее выступает и как биотический раздражитель. 

 

Наконец, как показали специальные  исследования, высшие представители  простейших превосходят по сложности  своего поведения некоторых примитивных  многоклеточных животных, подтверждая  положение об отсутствии соответствия между уровнями биологического к психического развития. 

 

Чтобы представить себе, насколько  сложным может оказаться поведение  на стадии элементарной сенсорной психики, перечислим наиболее удивительные способности  представителей уже высшего уровня этой стадии. 

 

К таким представителям относятся, в частности, кольчатые черви. Морские  кольчатые черви-полихеты строят домики-трубки из частиц, которые они собирают на дне. Если в такой домик заползает  чужак, хозяин вступает с ним в  бой. 

 

При образовании брачных  пар самцы полихет становятся агрессивными по отношению к другим самцам (но не самкам). 

 

У виноградной улитки наблюдаются  «брачные игры», которые могут длиться  несколько часов до фактического спаривания. 

 

Многощетинковые черви и  даже полипы научаются после нескольких проб дифференцировать по побочным физическим признакам кусочки настоящей  пищи и «подделки» в виде комков бумаги, смоченных соком жертвы. 

 

Перейдем к стадии перцептивной психики. 

 

Представители этой стадии отражают внешнюю действительность в форме  не отдельных ощущений, а целостных  образов вещей. 

 

На данной стадии находятся  наиболее знакомые нам животные, прежде всего позвоночные, начиная с  рыб и кончая млекопитающими, в  том числе приматами; к ней  же принадлежат практически все  членистоногие, в том числе насекомые, а также головоногие моллюски [118]. 

 

Понятно, что на этой стадии мы встречаемся с труднообозримым  разнообразием форм и проявлений психики, а также градаций ее сложности.  

 

Пожалуй, самое общее, что  объединяет это разнообразие, заключается  в чрезвычайном разрастании и  усложнении «промежуточных» или  «предваряющих», форм поведения на пути к конечным биологическим целям. Если на самом раннем этапе психика  проявлялась в реакциях приближения  — ухода, то теперь такие «реакции»  превращаются часто в развернутую  многозвенную цепь действий. Благодаря  этим действиям конечные акты питания, самосохранения, размножения как  бы отодвигаются во времени и в  пространстве и одновременно эффективно обеспечиваются. Достаточно вспомнить  многие совершенные способы добывания  пищи, защиты от нападения, строительства  жилищ, не говоря уже о сложном  ориентировочно-исследовательском  поведении высших животных. 

 

Более сложное строение деятельности у представителей перцептивной психики А. Н. Леонтьев выражает через идею выделения операций. 

 

Операции — это относительно самостоятельные акты, содержание которых  отвечает не самому предмету потребности, а условиям, в которых он находится [56, с. 231]. Выделение операций возможно только при отражении целостных  предметов и ситуаций и, в свою очередь, стимулирует развитие такого отражения. 

 

Следуя этой мысли А. Н. Леонтьева, можно сказать, что для  дождевого червя (представителя  сенсорной психики), который освоил в лабиринте путь к пище, образ  пищи (предмет потребности) и путь к ней (условия) еще слиты в единый нерасчлененный образ — комплекс свойств. В ходе обучения он своими движениями прилаживается к траектории пути, но не отражает ее как таковую; при изменении пути он снова должен пройти период обучения (переучивания) новой траектории. 

 

В отличие от этого собака способна воспринять как независимые  предметы пищу и преграду на пути к  ней. В своих действиях она  сообразуется со свойствами этой преграды — ее формой, протяженностью, высотой, и если преграда окажется другой, то животное с места изменит способ ее преодоления. 

 

Таким образом, можно сказать, что в деятельности собаки способ, с помощью которого она достигает  цели, вычленился из ее общего движения к цели и приобрел относительную самостоятельность. Этот способ (т. е. операция) обеспечивается отражением отдельно пищи и отдельно преграды как целостных предметов. 

 

Мы не будем специально останавливаться на характеристике различных уровней стадии перцептивной психики. 

 

Вместо этого воспользуемся  богатейшим материалом стадии перцептивной психики для рассмотрения самого общего вопроса — об основных особенностях психики животных, имея в виду ее отличия от психики человека. 

 

Основу всех без исключения форм поведения животных составляют инстинкты, точнее, инстинктивные действия, т. е. генетически фиксированные, наследуемые  элементы поведения. Как морфологические  признаки они воспроизводятся в  каждой особи данного вида в относительно неизменной форме. 

 

Видотипичность инстинктивных действий позволяет даже использовать их в качестве классификационных признаков при определении таксонов животных наряду с морфологическими признаками. 

 

Например, для голубей  характерен особый способ питья. Все  птицы, как известно, пьют, запрокидывая голову, и только голуби втягивают  воду клювом с опущенной головой.  

 

Как и морфологическая  организация, инстинкты животных, по словам В. А. Вагнера , формировались «под диктовку среды и под контролем естественного отбора». Это привело к удивительной приспособленности инстинктивного поведения во всех сферах жизни животного — в способах добывания пищи, защите от нападения; строительстве жилищ, заботе о потомстве и т. п. 

 

Высокая целесообразность инстинктов издавна порождала теории об их «разумности». Однако со временем эти теории уступили место прямо противоположным  оцен кам. Стали говорить о «слепоте», «машинообразности» инстинктов. Поводом послужили опыты, в которых человек вмешивался в естественный ход жизни животных. 

опыт

Так, в своих наблюдениях  Фабр, а затем многие его последователи  обнаружили следующий общий факт: если лишить смысла какое-то инстинктивное  действие насекомого, оно все равно  завершает его и переходит  к следующему. 

 

Например, уже описанный  сфекс, отложив яичко на груди кузнечика, тщательно заделывает норку, несмотря на то, что ученый только что вынул из нее кузнечика; при этом сфекс предварительно заходит в норку и, казалось бы, не может не видеть, что она пуста. 

 

Очень впечатляют своей «неразумностью»  действия насекомых в другом опыте  Фабра. 

 

Гусеницы соснового шелкопряда обычно в поисках пищи движутся длинными колоннами друг за другом, руководствуясь шелковистой нитью, которую оставляет  первая из них — «вожак». По этой же нити они возвращаются «домой». В  отличие от остальных «вожак»  движется медленно, совершая поисковые, ощупывающие движения в разных направлениях. Если нить почему-либо прерывается, «вожаком»  становится любая гусеница, оказавшаяся  впереди. 

 

Фабр дает возможность  вползти длинной колонне гусениц  на верхний край кадки из-под цветов. Первая гусеница, достигнув этого  края, начинает ползти по нему, описывая окружность; остальные движутся за ней. Когда первая проходит полный круг и натыкается на очередную гусеницу, выползающую на борт, Фабр сметает  всех остальных гусениц с боковой  стенки кадки и щеточкой тщательно  стирает нить, оставленную на ней  гусеницами. 

 

Теперь «вожак», обнаружив  нить, смело следует за последней  гусеницей. Колонна гусениц замыкается в круг и начинает бесконечно кружить  по краю кадки. Они не могут найти  пищу, которая лежит рядом, не могут  вернуться «домой». По существу, гусеницы обречены на голодную смерть. Фабр наблюдал их кружение в течение 7 суток! 

 

Хотя на основе подобных фактов и напрашивается вывод о «слепоте»  инстинктов, такой вывод некорректен, как некорректен был и обсуждавшийся  вывод об их «разумности». Вместо «разумности» следует говорить о биологической  целесообразности инстинктов, а вместо «слепоты» — об их фиксированности, или ригидности.