Взаимодействие бизнеса и власти

      Как отмечают сами предприниматели, противостоять  давлению проверок, требований неформальных отчислений, неуважительному отношению  со стороны власти, сформировать благоприятные  для бизнеса условия можно  лишь объединившись. А к подобному объединению предприниматели пока не готовы: «Во многом виноваты сами предприниматели. Если власть не хочет цивилизованно работать с нами, надо заставить ее сделать это».¹³

      Таким образом, в неформальных «торгах» между  российской властью и бизнесом роли предпринимателей и администрации распределены не так, как на нормальном политическом рынке.

      На  местном уровне это проявляется  особенно ярко. Власть выступает как  «начальник», а бизнес как «подчиненный». Соответственно, встречи главы города с предпринимателями выступают площадкой для статусных торгов, объектом которых являются условия «квазифискальной» сделки, определяющие объемы и порядок выполнения бизнесом дополнительных обязательств по «дофинансированию» территории. Представители бизнеса выступают как относительно самостоятельные «подчиненные», которые, используя в качестве аргумента контроль над информацией, особенно о своем финансовом положении, показывают власти возможные «пределы» навязывания им дополнительных обязательств.

      Все это означает сохранение качественного отличия характера государства и его функций от ситуации, характерной для стран с рыночной экономикой. Власть, особенно на региональном и местном уровнях не является агентом-гарантом существующих правил игры. Она сама является игроком на стороне определенной группы предпринимателей. Власть не выступает и как агент производства общественных благ. Фактически, в настоящее время во взаимодействии бизнеса и власти, власть не выполняет ни одной функции из «идеальной модели» (агента-гаранта, агента производства общественных благ). Не выполняет она и функций агента развития (создания правил игры, определения стратегий развития).

      Российская  власть на всех уровнях в настоящее  время является «хозяином территории», пытающимся распоряжаться ее ресурсами в интересах достижения ею же самой установленных целей. При этом главной целевой установкой местных властей является гарантированное обеспечение базового минимума потребностей населения как главного условия выживания городского социума. Так, опрос предпринимателей показал, что двумя основными составляющими «образа» местной власти у них является «хозяин территории» и «аппарат принуждения».

      Предпринимателям  было предложено ответить на вопрос «Если исходить из Вашего опыта, то какие ассоциации вызывает у Вас в первую очередь понятие "местная власть"?». В результате опроса была выявлена следующая тенденция:

      1. Стабильные правила игры 2,4%;

      2. Гарантия закона 4,4%;

      3. Партнер 4,6%;

      4. Коррупция 12,1%;

      5. Аппарат принуждения для решения городских проблем 34,2%;

      6. Хозяин территории 42,3%.¹⁴

      Позиционирование  муниципальной власти как «хозяина территории» и «аппарата принуждения» во многом связано с теми проблемами, которые ей приходится решать. Это  – проблемы текущего жизнеобеспечения населения территорий, выживание населения и бизнеса в условиях резкой смены социально-экономической системы. Как было показано выше, решение этих задач спущено на муниципальный уровень центром без адекватного финансового обеспечения возложенных него функций. В результате здесь как раз и формируется целевая установка по обеспечению базового минимума потребления населения, в том числе и за счет привлечения дополнительных (сверх налогов) ресурсов бизнеса.

      В последнее время в российской научной и публицистической литературе все чаще стали писать о формировании в России на всех уровнях власти режима «ручного управления». При этом акцент в основном делается на усилении тенденций взятия государством под контроль привлекательных активов и усилении административного давления на бизнес. В стороне остаются такие проявления режима «ручного управления», как вовлечение бизнеса в решение проблем территорий. При этом обычно подобные практики маскируются под «социальное партнерство» и «социальную ответственность бизнеса».

      Под «ручным управлением» понимается система, построенная на непосредственном воздействии субъекта управления на каждый из объектов управления. Такая система управления складывается, прежде всего, в рамках «серой зоны» взаимодействия местных органов власти и бизнеса, поскольку дополнительные обязательства, не базируются на законе, и поэтому в принципе не могут исполняться автоматически, как результат следования формальным универсальным нормам. Более того, деформализация правил означает, что даже условия выполнения законных требований определяются неформальными соглашениями между властными структурами и представителями бизнеса. Таким образом, управление в рамках «белой зоны» тоже приобретает «ручной характер», что отражает решающую роль «серой зоны» взаимодействия власти и бизнеса.

      Комбинируя различные механизмы «ручного управления» региональные и муниципальные власти добиваются дополнительного финансирования со стороны бизнеса экономически и социально значимых проектов. Таким образом, она закрывает возникающие в бюджете «дыры», реализует мероприятия «показного» характера (благоустройство центральных улиц, проведение пышных городских мероприятий), организует вложения предпринимателей в благотворительность.

      Как отмечают сами предприниматели, в подобных практиках нет ничего принципиально нового. «Это – Советский Союз, когда многие расходы по социальной сфере были просто распределены между крупными промышленными предприятиями, и эти предприятия занимались не только профильной деятельностью, но и строили дома, детские площадки, спортивные базы» [из интервью с руководителем рекламного агентства]. Это отношение предпринимателей оказывается более глубоким, чем многие утверждения в современной экономической литературе о «безграничных аппетитах» чиновников. Дело не просто в этих аппетитах, а в том, как в постсоциалистическую эпоху шло перераспределение полномочий по содержанию социальной сферы. Если в начале 1990-х годов предприятия по инерции сохраняли свою социальную сферу, то потом шел ее сброс на муниципалитеты. Произошло нормативное перераспределение ответственности между бизнесом и властью, ее различными уровнями. Это перераспределение не было обеспечено соответствующим перераспределением финансовых ресурсов. В наиболее тяжелом положении при этом оказались местные органы власти. Поставленные в условия выживания, они воспользовались оказавшимся у них административным ресурсом и стали добиваться от бизнеса дополнительных отчислений на поддержку инфраструктуры и социальной сферы.

      Реальная  практика поддержки социальной сферы, а иногда и ее развития серьезно отклонилась от нормативной картины распределения ответственности. В условиях рассогласования норм, перекладывания на региональные и местные органы ответственности за социальную инфраструктуру единственно возможным путем решения задач поддержки жизнеспособности территорий стали практики принуждения бизнеса к дополнительным расходам. На институты неформальных изъятий, основывающиеся на сохранившемся социальном капитале, был предъявлен масштабный спрос. «Квазифискальная сделка» получила широкое распространение как наследница «плановой сделки» вертикальных торгов советской экономики.

      Из  этого следует, что широкое распространение  практик принуждения бизнеса  к расходам – это не временное  вынужденное явление, а существенный факт реально идущего в стране переопределения прав основных хозяйствующих субъектов. И происходит это переопределение в форме восстановления прежних (советских) схем взаимодействия власти и предприятий. Его прикрытием служит обоснование роста «социальной ответственности» бизнеса и развития «социального партнерства», социально-экономическое содержание которых грубо подменяется. Региональная и местная власть занимают место организатора и оператора потока ресурсов бизнеса, направленного на социальные инвестиции.

      Таким образом, реализация описанной выше модели взаимодействия власти и бизнеса, с одной стороны, позволяет решать накопившиеся на территориях социально-экономические проблемы, а также улучшает внешнюю среду для ведения бизнеса посредством улучшения среды обитания для работников и местной инфраструктуры, через налаживание отношений с местной властью. С другой стороны, добровольно-принудительное дофинансирование территории бизнесом способствует закреплению на региональном и местном уровнях институциональных структур, препятствующих его собственному развитию. Оно способствует дифференциации правил игры за счет избирательного применения инструмента административных барьеров, закрепляет примитивные силовые методы государственного управления, препятствует переходу органов государственного управления к современным способам управления финансами, подрывает доверие между властью и бизнесом.

      В этих условиях качество государственного управления на местах остается очень  низким. Сохраняется затратный тип  управления и ориентации экономических  субъектов на решение внешних по отношению к бизнесу задач. Привыкнув затыкать возникающие «дыры» за счет бизнеса, местные органы управления сами действуют крайне неэффективно. Существуют проблемы в бюджетном планировании, в организации предоставления государственных услуг.

      В результате у предпринимателей формируется запрос на власть, которая не будет вмешиваться в их дела, не будет мешать, избирательно создавая препятствия в виде административных барьеров, не будет все время требовать сверхналоговых отчислений, будет ко всем подходить с единым критерием оценки, будет качественно выполнять свою административную работу. Как отмечается в одном интервью, «бизнесу будет способствовать только совершенствование всей системы управления, а не наличие связей» [из интервью с владелицей ателье]. В то же самое время, раздробленность самого бизнеса (его разно приближенность к власти и различное соотношение выгод и издержек по дополнительным отчислениям) блокирует формирование спроса на соответствующие институциональные изменения и коллективные действия по их достижению.

      Подводя итоги, следует отметить, что институциональная  инерция во взаимодействии российской власти и бизнеса взяла верх над  институциональными инновациями. По-моему, это есть следствие непродуманности самой политики институциональных преобразований попытки их проведения в отрыве от реальной практики взаимодействия хозяйствующих субъектов в постсоветской экономике. Институциональная инерция постепенно бы затухала в условиях более ответственной политики институциональных преобразований. Вышло же иначе, она получила новые импульсы. Развернулся процесс возрождения «ручного управления» в новых формах взаимоотношений власти с бизнесом как с поставщиком ресурсов для решения актуальных проблем территорий. В результате, в России в настоящее время воспроизводятся сетевые структуры, построенные на переплетении экономических, социальных и властных взаимоотношений и «размытых» правах собственности. Это означает развитие по пути «корпоративного» и «сетевого» капитализма. Причем специфической негативной особенностью возникшего варианта «корпоративных» и «сетевых» отношений является их преимущественная ориентация на цели «выживания», а не «развития».

      Намечая новые реформы, федеральные власти пытаются в очередной раз «снять» возникшие на пути формальной либерализации барьеры. В этом направлении идет комплекс мероприятий, меняющий формальные нормы в «белой зоне» взаимодействия власти и бизнеса (меры по «снижению налоговой нагрузки» и «дебюрократизации экономики»), а также намечаемые реформы социальной сферы. Интересно, что перераспределение налоговых доходов бюджетной системы в пользу федерального бюджета тоже в определенной степени оправдываются этой же логикой (хотя такая централизация, безусловно, противоречит либеральному принципу субсидиарности). Авторы журнала «Эксперт» следующим образом пытаются воспроизвести логику действий властей: «Все время, когда региональные и местные бюджеты имели право распоряжаться заметной частью своих денег, они эти деньги воровали; ну, использовали их не по назначению … Именно на эти деньги происходило поглощение средних и мелких рыночных субъектов – и к концу девяностых в регионах сложились монопольные пирамиды, сходящиеся под губернаторов».¹⁵ Из этого следует вывод федеральных властей: надо ограничить бюджетные полномочия нижестоящих органов власти. То, что при этом проблемы выживания и развития территорий будут решаться иными способами, просто выпадает из поля зрения реформаторов, озабоченных исключительно фискальными проблемами. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     2 ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ БИЗНЕСА И ВЛАСТИ В БРЯНСКОЙ ОБЛАСТИ

     2.1 Социально-экономическое  развитие Брянской  области

     Важнейшим индикатором социально-экономического развития региона является динамика валового регионального продукта (ВРП) на душу населения. Сравнение среднедушевого ВРП Брянской области с производством среднедушевого валового внутреннего продукта России и центрального федерального округа (ЦФО) приведены в приложении А.

     Несмотря  на положительную динамику развития социально-экономического положения  региона, Брянская область по-прежнему имеет невысокий показатель производства ВРП в расчете на душу населения. На рисунке 1 приведен объем ВРП, произведенного в Брянской области.¹⁶  

     Рис. 1. Объем ВРП, произведенного в Брянской области

     Объем ВРП в 2006 году составил 87,9 млрд. рублей или 107 % к 2005 году. На рисунке 2 приведена динамика темпов роста ВРП, в % к уровню 2000 года.