Тоталитарный политический режим

     Такое отношение к демократии нашло  яркое отражение в концепции  о внутреннем строении тоталитарных партий и движений. Хомейни в Иране не пришлось создавать свое движение — он с успехом воспользовался сетью религиозной организации, приобретя авторитет значительной части духовенства и прихожан. Для него "первичными парторганизациями" послужили мечети. Что касается коммунизма и национал-социализма, то здесь различия вполне очевидны. Большевистские представления о массовой организации формировались исходя из опыта социалистических и профсоюзных движений, имевшихся в XIX веке в Европе. Даже ленинская концепция партии "нового типа" как организации профессиональных революционеров была лишь адаптацией этих представлений к специфическим условиям царского самодержавия. Напротив, представления нацистов и фашистов о партии были связаны с совершенно иным историческим опытом, опытом Первой мировой войны, а также с осознававшейся необходимостью противопоставить себя коммунистам и социал-демократам. Отсюда разветвленная сеть штурмовых отрядов, без которой Гитлер никогда не получил бы доступа к власти, четко подчеркнутый военизированный характер организации, бросавшаяся в глаза любовь к дисциплине и подчинению, а также внешним символам приверженности нацистской идеологии (униформа, свастика и пр.), использованию военной терминологии. В СС и СД не было ничего, напоминавшего бы собой относительную независимость местных партийных коммунистических ячеек, а тесное переплетение высших военных и партийных чинов имело место с самого возникновения партийной организации. При коммунизме же армия всегда оставалась лишь одним из инструментов правящей партии, не более того.

     Существуют  и различия в характере, внутреннем устройстве лидерства и правящей элиты. Во всех трех случаях харизматическая личность, обладающая способностью магнетического воздействия на массы и ближайшее окружение является неотъемлемой частью системы. Однако если Гитлер и Хомейни были признанными вождями, выдвинувшимися на первые роли в оппозиции режиму задолго до прихода к власти, то Сталину пришлось проделать длительный путь, прежде чем он сумел уверить в своей "гениальности" окружающих.

     Легко отличимы и различия в том, до какой  степени тоталитарным режимам удавалось  поставить под свой контроль экономическую  сферу и преобразовать ее в соответствии с их потребностями. Коммунизму, как известно, данная операция удалась значительно лучше, чем какому-то иному режиму. Нацизм, в отличие от коммунизма, не преуспел в повседневном распределении доходов между различными социальными классами — ничего подобного достижению "смычки" между городом и деревней путем принудительной массовой коллективизации здесь не было. Менеджеры, собственники и рабочие здесь играли совершенно иную, чем в условиях коммунизма, роль, а сама экономическая и социально-классовая структура осталась без каких-либо фундаментальных изменений, в связи с чем ряд исследователей полагает, что такие изменения и не входили в намерения национал-социалистов. Что касается Ирана, то и здесь государственный уклад играл важнейшую роль в функционировании экономики. В этом отношении Хомейни ничего принципиально не изменил, лишь усилив этот компонент в доставшейся ему в наследство от шаха и без того централизованной экономической системе. До прихода Хомейни к власти капитализм в Иране был господствующим укладом лишь в технологическом смысле. Однако с точки зрения сформировавшейся структуры собственности сложившуюся в Иране экономическую систему следует охарактеризовать как крайне этатистскую (тоталитарно-деспотическую). В послереволюционный период эта тенденция была лишь усилена. "Выявилась очевидная тенденция к еще большему, чем ранее, этатизму, — пишет известный ирановед. — Банки, страховые компании и некоторые важные промышленные отрасли пополнили и без того широкий список государственной монополии. Внешняя торговля и экспорт финансовых капиталов были поставлены под жесткий контроль еще задолго до начала ирано-иракской войны и падения цен на нефть. Теперь же внешняя торговля была национализирована и поговаривали даже о национализации торговли внутренней".

     Наконец, принципиально важно для идентификации  сходств и различий тоталитарных режимов — их происхождение. Революционный характер иранского и советского режимов вручил в руки их лидеров значительно более высокие полномочия, нежели те, которые получил первоначально Гитлер в результате его назначения канцлером. Его авторитет вырос позднее, когда на волне массовой поддержки Гитлер подверг институты парламентской демократии трансформации и, особенно, когда, пользуясь сверхмощной пропагандистской машиной, он сформировал у нации мощный образ внешнего врага. Эта поддержка масс, оказываемая лидерам со времени их прихода к власти, является ключевой в понимании природы тоталитаризма. Чем значительнее эта поддержка, тем более пренебрежительно тоталитарные лидеры относятся к законности и праву. Осознание собственной силы уже формирует у них их собственные представления о том, что законно. "Приход Гитлера к власти был законным, если мыслить в категориях правления большинства; — пишет X. Арендт, — ни он, ни Сталин не смогли бы сохранить способность руководить огромным населением, пережить множество внутренних и внешних кризисов и храбро встретить несчетные опасности беспощадной внутрипартийной борьбы, если бы они не имели доверия масс"

     Таковы  лишь основные из когда-либо существовавших тоталитарных режимов и имеющиеся среди них сходства и различия. Эти различия, а также те, которые обусловлены степенью развитости отмеченных выше характеристик, формируют различные стартовые основания для их распада или разрушения, а также последующего перехода к другим типам политического устройства.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Заключение

     Как  показала  история,  система  власти,  построенная  на  главенстве моноидеологии и  соответствующей  ей  структуре  политических  институтов  и норм,  не  способна   гибко   приспосабливаться   к   интенсивной   динамике сложносоставных обществ.  Поэтому в современном мире тоталитаризм  не  может  обеспечить  политические предпосылки ни развития рыночных отношений, ни  органичного  сочетания  форм собственности, ни поддержку предпринимательства и  экономической  инициативы граждан. Это политически неконкурентная система власти.

     Любой тип тоталитаризма – это деструктивный, саморазрушающийся режим, тупиковое направление общественного устройства. Складывающаяся в этих обществах  крайняя  напряженность  статусного соперничества,   ненадежность    повседневного    существования    личности, отсутствие  безопасности  перед  лицом  репрессивного   аппарата   ослабляют поддержку  данного  режима

           Главным   источником   разрушения   и    невозможности воспроизводства  тоталитарных  порядков  является  отсутствие  ресурсов  для поддержания информационного режима моноидеологического  господства.    Качественное изменение информационного рынка (например, развитие сети Интернет, мобильной связи) не может не  вовлечь в новые порядки даже те  страны,  которые  пытаются  искусственно  изолировать свое  информационное  пространство  от  проникновения   «чуждых»   идей.   А разрушение  системы  единомыслия  и  есть  основная   предпосылка   крушения тоталитаризма.

           Таким образом, можно заключить, что тоталитарные политические  системы характерны  в  основном   для   стран   с   пред-   и   раннеиндустриальными экономическими структурами, дающими возможность организовать  монополизацию идейного пространства силовыми методами, но абсолютно  не  защищенных  перед современными  экономическими   и   особенно   информационно-коммуникативными процессами. Поэтому тоталитаризм - это феномен только  XXв.,  данный  тип политических систем смог  появиться  лишь  на  узком  пространстве,  которое предоставила история некоторым странам.