Сущность социальной политики и ее основные направления

Технология массовых опросов и сопутствующие ей математические методы оказали огромное влияние  на социологию в целом, включая все  ее отрасли. Это влияние неоспоримо, но неоднозначно. Целостный анализ данной проблемы выходит за рамки  нашего рассмотрения. Для наших целей  важно лишь установить, где и почему возникла "...растущая неудовлетворенность  исследователей поверхностью массовых опросов".

Прежде, чем дать ответ на этот вопрос, необходимо отметить, что если до 50-х годов мы могли  упрощенно рассматривать эмпирическую социологию как нечто единое, и  выделять в ее развитии "качественный" и "количественный" периоды, то в  дальнейшем такое упрощение становится уже неправомерным. В связи с  этим необходимо рассмотреть методическую динамику, как минимум, в трех автономных областях: в теоретической социологии, в системе социологического образования  и в коммерческих социологических  исследованиях.

Развитие теоретической  социологии и связанных с ней  эмпирических исследований, как уже  говорилось, шло автономно от коммерческих, и путь этот оказался извилист.

Данный вопрос уже был частично описан в предыдущем учебнике. Избегая повторов, напомним, что в 30-е годы в США сформировалась сильная теоретическая школа, получившая название структурно-функциональной. В тот же период на очень высокий уровень вышел ряд других социологических школ, связанных, в частности, с исследованием организаций, культуро-антропологическими исследованиями и некоторыми более частными направлениями. Для нас важно, что эти направления характеризовались не только высокой теоретической, но и очень высокой методологической культурой. Поэтому приписывание им примитивных "количественных" или позитивистских ориентации было бы грубой ошибкой. Обладая очень высокой квалификацией (см., например, статью П.Лазарсфельда в сборнике "Социология сегодня"[30]), названные школы в совершенстве владели всем арсеналом эмпирических методов, модифицируя и комбинируя их в зависимости от возникавших исследовательских нужд. Основными средствами эмпирической работы этих школ были: наблюдение (включенное и обыденное), эксперименты, в т.ч. групповые, индивидуальные неструктурированные интервью, стандартизованные количественные опросы. Что же касается групповых интервью, то они применялись сравнительно редко и не находились в фокусе методического внимания теоретиков и эмпириков тех лет.

Для более правильного  понимания роли эмпирических исследований в социологической теории следует  отметить, что "теоретический уровень  науки относительно самостоятелен, он способен развиваться и без  непосредственной опоры на данные эмпирические исследования, поскольку теоретические  и эмпирические гипотезы могут появляться в результате уточнения и развития содержания понятий, а не в результате эмпирического анализа связей между  теми явлениями, в которых эти  понятия операционализированы".

Идейный конфликт между "количественной" и "качественной" социологией обозначился в конце 60-х годов на волне критики  структурного функционализма со стороны возникшей в те годы феноменологической социологии и смежных с ней направлений. В нашей предыдущей книге мы уже писали, что этот конфликт сопровождался сильными идеологическими перехлестами. Сейчас для нас важно отметить, что критика феноменологов имела два аспекта: теоретический и методический, причем критикующие в пылу полемики, по-видимому. плохо осознавали, что эти аспекты критики должны были быть направлены на разные объекты.

Анализ теоретических  аспектов спора не входит в нашу задачу, однако методические аспекты  имеют прямое отношение к нашей  теме. С нашей точки зрения, методическая революция, происходившая одновременно с теоретической, имела две основные причины. Первая, достаточно очевидная, состояла в том, что для сторонников  феноменологической и этаометодологической ориентации "живая речь" и "живое наблюдение" действительно были более релевантны их теоретическим взглядам, чем данные стандартизованных опросов. Иллюстрацией могут служить использовавшиеся А,Сикурелом такие методы сбора данных, как участвующее наблюдение, запись на пленки дискуссий, изучение протоколов судебных заседаний и тд. Позднее под влиянием работ основоположников феноменологической социологии возродился интерес к биографическому методу и методу устных историй, причем оба они получили существенное методическое и теоретическое развитие.

Если не считать  отмеченных выше идеологических перехлестов, описанный выше процесс смещения фокуса методических интересов в  целом следует считать нормальным, поскольку для каждой специфичной системы концептуальных представлений и для соответствующего ей специфичного объекта существует свой естественный баланс методов, определяемый не идеологическими пристрастиями, а объективными свойствами изучаемых проблем (это отмечают и сами социологи феноменологической ориентации). Для полноты картины добавим, что, с нашей точки зрения, снижение интереса к количественным методам в области теоретической социологии связано с падением интереса к зонам релевантности этих методов, но не с исчезновением этих проблемных зон как таковых.

Вторая причина  критики количественных методов, по-видимому, более важная, чем первая, но до сих  пор плохо осознанная, состоит  в том, что теоретики феноменологической ориентации, по крайней мере, наиболее молодые из них, выступая против "социологического истеблишмента", соединили в единый объект структурно-функциональную теоретическую  социологию и, как это ни странно, сложившуюся в университетах и колледжах систему преподавания методов эмпирического социологического исследования. Если засилие количественных и математических методов никоим образом не было характерно для теоретической социологии, то оно, несомненно, имело место в системе методического образования социологов, в основу которого был положен весьма искусственный гибрид между описанием прикладных количественных методик и обоснованием их валидности в духе позитивистской философии, причем сами прикладные исследования и их реальная специфика в таких описаниях вообще как бы игнорировались.

В предыдущей книге  мы уже подробно писали, что основной недостаток позитивистской методологической концепции состоял в том, что  концентрируя внимание на точности измерений  и математической проверке гипотез, она ничего не говорила о том, что  такое содержательные теории и гипотезы и откуда они берутся. Такая неадекватность системы социологического образования  имеет, на наш взгляд, достаточно глубокую причину. Трагедия социологии как научной  дисциплины, состоит в том, что  она создала множество высочайших теоретических трудов, но не создала  жанра теоретического учебника, в  котором эти труды нашли бы адекватное обобщение. Вследствие этого  каждое новое поколение социологов в процессе своего профессионального  роста в очень большой степени  вынуждено опираться на самообразование. Отсюда - периодическая идеологизация социологии, "конфликты поколений", периоды подъемов и спадов, крутых идеологических поворотов и тд. Отсюда же - ощутимый крен социологического образования в сторону изучения методов исследования, опасность которого недвусмысленно выразил экономист Ф.Хайек: "..К несчастью, технические приемы исследовательской работы сравнительно легко осваиваются, поэтому и в положении учителей часто оказываются люди, владеющие техникой, но слабо разбирающиеся в предмете исследования, так что и их работа с научной точки зрения оказывается несостоятельной".

Исходя из вышеизложенного, следует попытаться определить ту реальную область, применительно к которой  критика количественных методов  опросов действительно была обоснованной. Такая критика явно не была направлена в адрес организованных по принципу поточного производства коммерческих опросов, которые осуществлялись автономно, имели независимые источники финансирования и успешно решали ставившиеся перед ними практические задачи. Кроме того, как будет показано ниже, качественные методы активно использовались в коммерческих опросах еще в начале 50-х годов, т.е. задолго до возникновения описываемых академических споров.

С другой стороны, объектом методической критики не была и структурно-функциональная социология, которая, как уже говорилось, весьма корректно и с высоким уровнем  рефлексии пользовалась всем арсеналом  социологических методов, включая  и количественные, и качественные опросы. Чтобы не быть голословными, укажем, что нам не известна ни одна публикация, в которой с методической точки зрения критиковались бы результаты количественных опросов, положенные в  основу теоретических работ Р.Мертона, П.Лазарсфельда, С.Стауфера и других наиболее известных социологов структурно-функционального направления, проводивших эмпирические исследования. Еще меньше оснований считать объектом методической критики социологию организаций, поскольку в этой области стандартизованные массовые опросы хотя и использовались, но никогда не были доминирующими (исключение составляют различные анкеты и формуляры, распространяемые так называемыми "специалистами по управлению", но их деятельность лишь с большой натяжкой может быть охарактеризована как социологическая). Что же касается третьей из названных нами высокоразвитых теоретико-эмпирических школ, а именно, культур-антропологии, то эта область никогда не страдала от засилия количественных методов, о чем свидетельствует, к примеру, следующее высказывание КЛеви-Стросса:

"Подлинность  существования корреляции, даже  основанной на впечатляющих статистических  данных, зависит в конечном счете от правильности производимого заранее выделения тех явлений, между которыми устанавливаются корреляции, что создает опасность возникновения порочного круга... Статистический метод всегда оказывается эффективным для обнаружения неправильно установленных корреляций".

Итак, если учесть, что растущая неудовлетворенность  поверхностью количественных опросов  не могла быть адресована ни сфере  коммерческих опросов, ни ведущим теоретико-эмпирическим направлениям исследовательской социологии тех лет, остается констатировать, что  эта неудовлетворенность вызывалась в первую очередь специфичным  освещением методических вопросов в  самой университетской среде, т.е. в сфере преподавания социологии, а также в связи с поверхностностью работ, выполнявшихся под непосредственным влиянием рекомендаций учебных курсов по методике социологических исследований.

При осмыслении этого вывода следует учесть, что  текущая социологическая периодика  в существенной мере заполнялась  публикациями неадекватно сориентированных исследователей, чаще всего молодых. В принципе такое явление следует  считать нормальным, поскольку публикации выполняют, в том числе, и учебные функции. Однако неадекватное и некритическое использование количественного инструментария в этих публикациях просто бросалось в глаза и поэтому стало естественной мишенью для критики. В нашей предыдущей книге мы уже приводили примеры результатов опросов, в которые трудно вложить какой-либо определенный смысл. Число таких примеров легко умножить.

Охарактеризовав причины сдвига методических ориентации в направлении качественных методов  в академической социологии, нам  остается определить, какой вклад  внесла в этот процесс сфера коммерческих опросов. Вновь следует подчеркнуть, что, хотя обе эти сферы оказывали  и оказывают друг на друга определенное, а временами и очень существенное влияние, динамика их развития по всем существенным признакам является автономной. Яркой иллюстрацией этого являются различия в показателях их ресурсной  динамики. По сравнению с "золотым  веком" западной теоретической социологии 40-60-х годов, к 80-м годам резко  упала ее общественная популярность, сократилось число социологических  кафедр и численность изучающих  социологию студентов, сильно возрос средний  возраст преподавателей, сократились  ассигнования, сузилась аудитория читателей  фундаментальных теоретических  трудов. Университетская революция 60-х годов в социологии привела  к классической форме отраслевой депрессии. Только в последние годы эта депрессия, возможно, начинает преодолеваться, причем в первую очередь за счет роста удельного веса преподавания предметов, ориентированных на прикладные и коммерческие цели.

Что же касается сферы коммерческих опросов, то за весь послевоенный период она переживала устойчивый рост, опережая по темпам роста  экономику в целом и не испытывая  никаких признаков депрессии.

Как уже говорилось, в 20-е годы сфера коммерческих исследований создала технологию массовых количественных опросов и распространила ее на всю  социологию. Однако в 50-е годы при  освоении новой предметной области, а конкретно маркетинговых исследований, именно коммерческая сфера первой почувствовала  недостаточность и неадекватность количественного аппарата, причем по чисто прагматическим соображениям. Далее важно отметить, что основным дополняющим методом в этой сфере  стали не качественные методы вообще, а именно фокус-группы, а также, хотя и в меньшей степени, - индивидуальные неструктурированные интервью. Все авторы современных монографий по фокус-группам сходятся в том, что в США фокус-группы активно применялись в маркетинговых исследованиях уже с середины 50-х годов, а по мнению некоторых - даже с конца 40-х.

Как могло получиться, что метод группового фокусированного  интервью, широко применявшийся на практике, не составлявший особой тайны  и описанный во многих публикациях, в том числе и учебных, три  десятилетия оставался практически  незамеченным, а затем в середине 80-х годов вдруг вошел в моду, перехлестнув по своей популярности все прочие методы вместе взятые? Этот факт трудно объяснить рациональными  причинами. Продолжительная "незамеченность" метода, возможно, объяснялась инерционностью системы образования. Одна из очевидных причин внезапной "за-меченности" заключалась в том, что к нему проявили интерес социологии-теоретики феноменологической ориентации. Другая, совершенно независимая причина, состояла в том, что ряд исследователей, занимавшихся маркетинговыми фокус-группами и имевших стаж работы в этой области от 20 до 30 лет, примерно в одно и то же время независимо друг от друга написали несколько сильных учебников, которые просто не могли стать незамеченными.

Появление еще  одного "качественного" метода было с восторгом встречено теми академическими кругами, которые придерживались качественной ориентации. Эта восторженная встреча  была вызвана, по-видимому, двумя причинами: с одной стороны, этот метод соответствовал победившей качественной идеологии, а  с другой, отвечал требованиям  неафишируемого поворота системы социологического образования в сторону практически ориентированных и коммерческих исследований.

Однако описанные  выше рациональные причины выглядят явно недостаточными для объяснения того громадного идеологического перехлеста, с которым по мировой социологии прокатился фокус-групповой "бум". В странах США и Западной Европы нашлись университеты и спонсоры, направляющие своих миссионеров для обучения других народов этому прогрессивному методу (побывали они и в России: имеется в виду организация ROSCON и некоторые другие). Удивляет, конечно, то, что, по крайней мере в России, эти миссионеры не столько разъясняли принципы проведения маркетинговых фокус-групп, сколько проповедовали идеи социального партнерства и мира, средством для достижения которых они считали фокус-группы, проводимые не профессиональными модераторами, а непосредственно лидерами соответствующих организаций: профсоюзов, предприятий, местных властей и тд. (утопизм этих идей в чем-то перекликается с идеями Я.Морено. который стремился к достижению сходных целей с помощью социометрии и психодрамы).