Доктрина фашизма

Что касается Итальянского объединения, то либерализм привнес  в него абсолютно меньшую долю, чем Маццини и Гарибальди, которые не были либералами. Без вмешательства нелиберального Наполеона мы не имели бы Ломбардии; и без помощи нелиберального Бисмарка при Садова и Седане, весьма возможно, мы не имели бы в 1866 году Венеции и в 1870 году не вошли бы в Рим. 

С 1870 по 1915 год идет период, когда сами жрецы нового исповедания признают наступление  сумерек своей религии, — побиваемой в литературе декадентством, в практике — активизмом; то есть национализмом, футуризмом, фашизмом. 

Накопив бесконечное  количество гордиевых узлов, либеральный  век пытается выпутаться через гекатомбу  мировой войны. Никогда никакая  религия не налагала такой громадной  жертвы. Боги либерализма жаждут крови? Теперь либерализм закрывает свои опустевшие храмы, так как народы чувствуют, что его агностицизм в экономике, его индифферентизм в политике и  в морали ведут государство к  верной гибели, как это уже было раньше. 

Этим объясняется, что все политические опыты современного мира — антилиберальны, и чрезвычайно смешно поэтому исключить их из хода истории. Как будто история является охотничьим парком, отведенным для либерализма и его профессоров, а либерализм есть окончательное непреложное слово цивилизации. 

9. Фашизм не пятится  назад

Фашистское отрицание  социализма, демократии, либерализма  не дает, однако, права думать, что  фашизм желает отодвинуть мир ко времени  до 1789 года, который считается началом  демо-либерального века. 

Нет возврата к прошлому! Фашистская доктрина не избирала своим  пророком де Местра. Монархический абсолютизм отжил свое, и также, пожалуй всякая теократия. Как отжили свой век феодальные привилегии и разделение на «замкнутые», не сообщающиеся друг с другом касты. Фашистское понятие о власти не имеет ничего общего с полицейским государством. Партия, управляющая тоталитарно нацией, — факт новый в истории. Всякие соотношения и сопоставления невозможны. 

Из обломков либеральных, социалистических и демократических  доктрин фашизм извлекает еще  ценные и жизненные элементы. Он сохраняет так называемые завоевания истории и отвергает все остальное, то есть понятие доктрины, годной для  всех времен и народов. Допустим, что XIX век был веком социализма, демократии и либерализма; однако это не значит, что и ХХ век станет веком социализма, демократии и либерализма. Политические доктрины проходят, народы остаются. Можно  предположить, что этот век будет  веком авторитета, веком «правого»  направления, фашистским веком. Если XIX век был веком индивида (либерализм равнозначен с индивидуализмом), то можно предположить, что этот век будет веком «коллектива», следовательно веком государства. 

Совершенно логично, что новая доктрина может использовать еще жизненные элементы других доктрин. Ни одна доктрина не рождается целиком новой, никогда не виданной и неслыханной. Ни одна доктрина не может похвастаться абсолютной оригинальностью. Всякая хотя бы исторически связана с другими бывшими и будущими доктринами. Так, научный социализм Маркса связан с утопическим социализмом Фурье, Оуэна, Сен-Симона. Так, либерализм XIX века связан с Просвещением XVIII века. Так, демократические доктрины связаны с идеями энциклопедистов. 

Всякая доктрина стремится направить деятельность людей к определенной цели, но человеческая деятельность в свою очередь воздействует на доктрину, изменяет ее, приспосабливает  к новым потребностям или преодолевает ее. Поэтому сама доктрина должна быть не словоупражнением, а жизненным актом. В этом прагматическая окраска фашизма, его воля к мощи, стремление к бытию. Отношение к факту «насилия» и значению последнего. 

10. Ценность и миссия  государства

Основное положение  фашистской доктрины — это учение о государстве, его сущности, задачах  и целях. Для фашизма государство  представляется абсолютом, по сравнению  с которым индивиды и группы —  только «относительное». Индивиды и  группы «мыслимы» только в государстве. Либеральное государство не управляет  игрой и материальным и духовным развитием коллектива, а ограничивается учетом результатов. 

Фашистское государство  имеет свое сознание, свою волю, поэтому  и называется государством «этическим». В 1929 году на пятилетнем собрании режима я сказал: «Для фашизма государство — не ночной сторож, занятый только личной безопасностью граждан, также — не организация с чисто материалистическими целями для гарантии известного благосостояния и относительного спокойствия социального сосуществования, для осуществления чего было бы достаточно административного совета; и даже не чисто политическое создание без связи с ложной материальной реальностью жизни отдельных людей и целых народов». 

«Государство, как  его понимает и осуществляет фашизм, является фактом духовным и моральным, так как оно выявляет собой  политическую, юридическую и экономическую  организацию нации; а эта организация  в своем зарождении и развитии есть проявление духа. Государство  является гарантией внешней и  внутренней безопасности, но оно также  есть хранитель и блюститель народного  духа, веками выработанного в языке, обычаях, вере. Государство есть не только настоящее но также прошедшее, но главное — оно есть будущее». 

«Превышая границы  краткой индивидуальной жизни, государство  представляет неизменное сознание нации. Внешняя форма государства меняется, но его необходимость остается. Это  государство воспитывает граждан  в гражданских добродетелях, оно  дает им сознание своей миссии и  побуждает их к единению, гармонизирует  интересы по принципу справедливости; обеспечивает преемственность завоеваний мысли в области знания, искусства, права, солидарности; возносит людей  от элементарной, примитивной жизни  к высотам человеческой мощи, то есть к империи; хранит для будущих  веков имена погибших за его неприкосновенность и во имя повиновения его законам; ставит примером и возвеличивает  для будущих поколений вождей, увеличивших его территорию; гениев, его прославивших». 

«Когда чувство  государственности ослабевает и берут верх разлагающие и центробежные устремления, тогда нации склоняются к закату». 

11. Единство государства  и противоречия капитализм

С 1929 года по сегодняшний  день всеобщая экономическая и политическая эволюция еще усилила значение этих доктринальных установок. Государство  становится великаном. Только государство  способно разрешить драматические  противоречия капитализма. Так называемый кризис может быть разрешен только государством и внутри государства. 

Где теперь тени Жюль-Симонов, возвещавших на заре либерализма, что «государство должно работать, чтобы сделать себя бесполезным и приготовить свою отставку?» Тени Мак-Кулохов, утверждавших во второй половине прошлого века что государство должно воздерживаться от излишнего управления? 

Перед непрерывно требуемым  неизбежным вмешательством государства  в экономические отношения что теперь сказал бы англичанин Бентам, по мнению которого промышленность должна бы просить государство об одном: оставить ее в покое; или немец Гумбольдт, по мнению которого «праздное» государство должно почитаться наилучшим? 

Правда, что вторая волна либеральных экономистов  была не такая крайняя, как первая, и уже сам Адам Смит — пусть  очень осторожно, — приоткрыл дверь для вмешательства государства в экономику. 

Кто говорит «либерализм», говорит «индивид»; кто говорит  «фашизм», тот говорит «государство». Но фашистское государство — единственное и представляется оригинальным творением. Оно не реакционно, но революционно, поскольку предвосхищает решение определенных универсальных проблем, поставленных во всех областях: в политической сфере — раздроблением партий, самоуправством парламента, безответственностью законодательных собраний; в экономической сфере — все более обширной и мощной профсоюзной деятельностью, как в рабочем секторе, так и в промышленном, их конфликтами и соглашениями; в области моральной — необходимостью порядка, дисциплины, повиновения моральным заповедям Отечества. 

Фашизм желает сильного, органичного и в то же время  опирающегося на широкую народную базу государства. Фашистское государство  потребовало в свою компетенцию  также и экономику, поэтому чувство  государственности посредством  корпоративных, социальных и воспитательных учреждений им созданных, проникло до крайних разветвлений, и в государстве  все политические, экономические и духовные силы нации выявляются, будучи введены в соответствующие организации. Государство, опирающееся на миллионы индивидов, которые его признают, чувствуют, готовы ему служить, не может быть тираническим государством средневекового владыки. Оно не имеет ничего общего с абсолютными государствами до или после 1789 года.

В фашистском государстве  индивид не уничтожен, но скорее усилен в своем значении, как солдат в  строю не умален, а усилен числом своих товарищей. Фашистское государство  организует нацию, но оставляет для  индивидов достаточное пространство; оно ограничило бесполезные и  вредные свободы и сохранило  существенные. Судить в этой области  может не индивид, а только государство

12. Фашистское государство  и религия

Фашистское государство  не остается безразличным перед религиозным  явлением вообще и перед положительной  религией, в частности, каковой в  Италии является католицизм. Государство  не имеет своей теологии, но оно  имеет мораль. В фашистском государстве  религия рассматривается, как одно из наиболее глубоких проявлений духа, поэтому она не только почитается, но пользуется защитой и покровительством. 

Фашистское государство  не создало своего «Бога», как это  сделал Робеспьер в момент крайнего бреда Конвента; оно не стремится  тщетно, подобно большевизму, искоренить религию из народных душ. Фашизм чтит Бога аскетов, святых, героев, а также  Бога, как его созерцает и к  нему взывает наивное и примитивное  сердце народа. 

13. Империя и дисциплина

Фашистское государство  есть воля к власти и господству. Римская традиция в этом отношении  есть идея силы. В фашистской доктрине империя является не только территориальным, военным или торговым институтом, но также духовным и моральным. Можно  мыслить империю, то есть нацию, управляющую  прямо или косвенно другими нациями, без необходимости завоевания даже одного километра территории.

Для фашизма стремление к империи, то есть к национальному  распространению является жизненным  проявлением; обратное, «сидение дома», есть признаки упадка. Народы, возвышающиеся  и возрождающиеся, являются империалистами; умирающие народы отказываются от всяких претензий.

Фашизм — доктрина, наиболее приспособленная для выражения  устремлений и состояния духа Итальянского народа, восстающего после  многих веков заброшенности и  иностранного рабства. Но могущество требует  дисциплины, координации сил, чувства  долга и жертвенности; это объясняет  многие проявления практической деятельности строя, ориентацию государственных  усилий, необходимую суровость против тех, кто хотел бы противодействовать этому фатальному движению Италии в  ХХ веке; противодействовать, потрясая преодоленными идеологиями XIX века, отвергнутыми повсюду, где смело свершаются грандиозные опыты политических и социальных перемен. 

Никогда подобно  настоящему моменту народы не жаждали  так авторитета, ориентации, порядка. Если каждый век имеет свою доктрину жизни, то из тысячи признаков явствует, что доктрина настоящего века есть фашизм. Что это живая доктрина, очевидно из того факта, что она возбуждает веру; что вера эта охватывает души, доказывает факт, что фашизм имел своих  героев, своих мучеников. Отныне фашизм обладает универсальностью тех доктрин, которые в своем осуществлении  представляют этап в истории человеческого  духа.