Учение Платона об идеях

Введение 

      В эпоху Платона впервые было подчеркнуто  не только несовпадение знания о мире с самим миром, но и несовпадение понятия о предмете с самим  предметом: ведь одно понятие может  обозначать многие предметы, но ни один из них не выражает полностью сути этого понятия. Следовательно, делает вывод Платон, основание понятия  не в предмете, а в чем-то другом, что не является ни предметом, ни понятием. И этим «другим», согласно Платону, является идея, то есть «для себя сущее  или «в себе» вещей». Соответственно сама идея есть первопричина всего  сущего. Вот что об этом говорит  сам Платон: «Эту область занимает бесцветная, лишенная очертаний, неосязаемая  сущность, подлинно сущая, зримая одному лишь кормчему души — разуму ; на нее-то и направлено истинное знание. Поскольку  разумом и чистым знанием питается мышление бога да и всякой души, какая  стремится воспринять надлежащее, —  она, видя время от времени подлинно сущее, ценит его, питается созерцанием  истины и блаженствует, пока небесный свод не перенесет ее по кругу опять  на то же самое место. При этом кругообороте она созерцает самое справедливость, созерцает рассудительность, созерцает  знание — не то знание, которому свойственно  возникновение, и не то, которое меняется, содержась в том изменчивом, что  мы называем бытием, но то настоящее  знание, которое содержится в подлинном  бытии»

       Учение Платона об идеях является одной из важнейших составных частей его творчества. Многие исследователи склоняются к мысли, что оно является своеобразным «ядром» всей его философской системы. Тем не менее следует отметить, что платоновское учение об идеях не есть нечто изолированное и оторванное от всего остального им созданного: напротив, Платон, будучи последовательным учеником Сократа, логически развил и дополнил философию своего учителя, уделив особое внимание знанию и поиску его оснований, а само учение об идеях явилось естественным завершением этого поиска.

1 Материальный мир и мир «идей» в философии  Платона 

      Признав идею первопричиной всего сущего, Платон тем самым определил и  основную задачу философии, и предмет  науки как познание мира идей, которое  возможно лишь посредством диалектического  процесса мышления как процесса образования  и разделения понятий, и выявление  их совместимости (или несовместимости) с предметным миром. Таким образом, Платон признает два метода познания: чувственный (неподлинный) и понятийно-мысленный (подлинный). Но поскольку всякое познание всегда направлено ни какой-либо объект, то он должен присутствовать и здесь. У Платона этот объект распадается  на два: мир изменчивых и конечных во времени предметов и мир  вечных неизменных идеальных сущностей  — идей. Происходит как бы удвоение мира.

      Согласно  Платону, окружающий нас видимый  материальный мир является всего  лишь «тенью» умопостигаемого мира «идей» (по-гречески «эйдосов»). «Есть  прекрасное само по себе, благо само по себе и так далее в отношении  всех вещей, хотя мы и признаем, что  их много. А что такое каждая вещь, мы уже обозначаем соответственно единой идее, одной для каждой вещи». В  то время как «идея» является неизменной, неподвижной и вечной, вещи материального  мира постоянно возникают и гибнут. «Вещи можно видеть, но не мыслить, идеи же, напротив, можно мыслить, но не видеть».

      Такой подход вполне естественно порождает  два важных вопроса: как соотносятся  эти два противоположных мира и как человек — существо конечное, преходящее, и, следовательно, однозначно принадлежащее к чувственному миру, может познавать недоступный  для него по самой своей природе  мир идей. Платон выходит из положения, предположив, что:

1) предметный  мир есть мир теней, отражение  подлинного, идеального;

2) душа  человека вечна и бессмертна. Платон на этот счет пишет  так: «Всякая душа бессмертна. Ведь вечно движущееся бессмертно. А у того, что сообщает движение другому и приводится в движение другим, движение прерывается, а значит, прерывается и жизнь. Только то, что движет само себя, поскольку оно не покидает само себя, никогда не перестает двигаться; более того, и для всего остального, что движется, оно служит источником и началом движения. Начало не имеет возникновения: всему возникающему необходимо возникать из начала, а само оно ни из чего не возникает, потому что если бы начало возникало из чего-либо, то возникающее возникало бы уже не из начала. Но так как оно не имеет возникновения, ему необходимо быть и неуничтожимым, потому что если бы погибло начало, ни само оно никогда не могло бы возникнуть из чего-либо, ни другое из него, так как все должно возникать из начала. Значит, начало движения — это то, что движет само себя. Оно не может ни погибнуть, ни возникнуть, иначе бы все небо и все возникающее, обрушившись, остановились, и уже неоткуда было бы взяться тому, что бы привело их снова в движение, чтобы они возникли. Итак, выяснилось, что бессмертно движимое само собой; но всякий без колебания скажет, что именно в этом заключается сущность и определение души».

      В досократовской философии вопрос о  познаваемости мира или вообще не упоминался, или познаваемость мира напрямую связывалась с возможностями  чувственного восприятия. Заслуга Платона  в том, что он в отличие от своих  предшественников обратил особое внимание на недостатки чувственного восприятия (и соответственно основанного на нем обыденного сознания). По Платону, восприятие представляет нам вещи не такими, какими они есть «на самом  деле», а такими, какими они кажутся  нам (или нашим органам чувств): «… нашу природу, со стороны образования  и необразованности, уподобь вот  какому состоянию. Вообрази себе людей  как бы в подземном пещерном жилище, которое имеет открытый сверху и  длинный во всю пещеру вход для  света. Пусть люди живут в ней  с детства, скованные по ногам  и по шее так, чтобы пребывая здесь, могли видеть только то, что находится  перед ними, а поворачивать голову от уз вокруг не могли.

      Пусть свет доходит до них от огня, горящего далеко вверху и позади них, а между  огнем и узниками на высоте есть дорога, против которой вообрази стену, построенную наподобие ширм, какие  ставят фокусники перед зрителями, когда из-за них показывают свои фокусы…. Смотри же: мимо этой стены  люди несут выставляющиеся над стеною разные сосуды, статуи и фигуры, то человеческие, то животные, то каменные, то деревянные, сделанные различным образом, и  что будто бы одни из прохожих издают звуки, а другие молчат…. Разве ты думаешь, что эти узники на первый раз как в себе, так и один в другом видели что-нибудь иное, а  не тени, падавшие от огня на находящуюся  перед ним пещеру? — Как же иначе, — сказал он… А предметы проносимые — не то же самое? — Что  же иное? — Итак, если они в состоянии  будут разговаривать друг с другом, не думаешь ли ты, что им будет  представляться, будто называя видимое  ими, они называют проносимое? —  Необходимо. Но что, если в этой темнице  прямо против них откликалось  бы и эхо, как скоро кто из проходящих издавал бы звуки, к иному ли чему, думаешь, относили бы они эти звуки, а не к проходящей тени? -… Не к  чему иному, сказал он. — Да и истиною-то, примолвил я, эти люди будут почитать, без сомнения, не что иное, как  тени. — Необходимо, сказал он. —  Наблюдай же, продолжал я: пусть бы, при такой их природе, приходилось  им быть разрешенными от уз и получить исцеление от бессмысленности, каковы бы она ни была; пусть бы кого-нибудь из них развязали, вдруг принудили  встать, поворачивать шею, ходить и  смотреть вверх на свет: делая все  это, не почувствовал ли бы он боли и  от блеска не ощутил бы бессилия взирать  на то, чего прежде видел тени? И что, думаешь, сказал бы он, если бы кто стал ему говорить, что тогда он видел  пустяки, а теперь, повернувшись ближе  к сущему и более действительному, созерцает правильнее, и, если бы даже, указывая на каждый проходящий предмет, принудили его отвечать на вопрос, что такое он, пришел бы он в затруднение  и не подумал бы он, что виденное им тогда истиннее, чем указываемое  теперь? — Конечно, сказал бы он.».

В вышеприведенном  отрывке Платон на образном примере  показывает различие между самим  предметом и нашим чувственным  представлением о нем. Но, выявив недостаточность  чувственного восприятия, Платон пошел  не по пути установления диалектической связи ощущений (чувств) и теоретического мышления (разума), а по пути их противопоставления, утверждая, что чувства не могут  быть источником истинного знания, но лишь побудителем, способствующим тому, что разум обращается к познанию истины: «если притом положишь, что  восхождение вверх и созерцание горнего есть восторжение души в  место мыслимое, то не обманешь моей надежды, о которой желаешь слышать. Бог знает, верно ли это; но представляющееся мне представляется так: на пределах ведения идея блага едва созерцается; но, будучи предметом созерцания, дает право умозаключать, что она во всем есть причина всего правого  и прекрасного, в видимом родившая свет и его господина, а в мыслимом сама госпожа, дающая истину и ум…  ».

        Кроме мира вещей и мира  «идей» существует еще мир  небытия. Это «материя». Но  она не вещественная основа, или  субстанция вещей. «Материя» Платона  – беспредельное начало и условие  пространственного обособления  множества вещей, существующих  в чувственном мире. В образах  мифа Платон характеризует «материю»  как всеобщую «кормилицу», как  «восприемницу» всякого рождения  и возникновения. «Материя» совершенно  неопределенна и бесформенна.  Чувственный мир – то есть  все окружающие нас предметы  – это нечто «среднее» между  обеими сферами. Между областью  «идей» и областью вещей у  Платона посредствует еще «душа  мира», или мировая душа. Чувственный  мир не непосредственное, но все  же порождение мира «идей»  и мира «материи».  

2 «Идея» прекрасного 

      Платон  разъясняет, что предметом исследования является не то, что лишь кажется прекрасным, и не то, что лишь бывает прекрасным, а то, что по истине есть прекрасное, т. е. прекрасное само по себе, сущность прекрасного, не зависящая от случайных, временных, изменчивых и относительных его проявлений.

      После дальнейших препирательств выясняется, что вопрос поставлен не о вещах  прекрасных в относительном смысле, а о том безусловно прекрасном, которое одно только и сообщает отдельным вещам качество или свойство красоты.

      Наиболее  полная характеристика «вида», или  «идеи», была развита Платоном при  исследовании сущности прекрасного.

      По  Платону, кто последовательно поднимается  по ступеням созерцания прекрасного, тот увидит нечто прекрасное, удивительное по своей природе. Прекрасное не предстанет перед созерцающим его «идею» в виде какого-либо облика, либо рук, либо какой иной части тела. Платоновское прекрасное есть «вид», или «идея», в специфически платоновском смысле этого понятия, т. е. истинно-сущее, сверхчувственное бытие, постигаемое одним только разумом; иными словами, прекрасное — сверхчувственная причина и образец всех вещей, называемых прекрасными в чувственном мире, безусловный источник их реальности в той мере, в какой она для них возможна.

      В этом значении «идея» резко противопоставляется  у Платона всем ее чувственным  подобиям и отображениям в мире воспринимаемых нами вещей. Напротив, «вид», или «идея», прекрасного, т. е. прекрасное само по себе, истинно-сущее прекрасное не подлежит никакому изменению или превращению, совершенно тождественно и есть вечная сущность, всегда равная самой себе.

      Как «идея» прекрасное есть сущность, чувственно не воспринимаемая и даже безобразная, бесформенная.

      Таким образом, только в несобственном  и притом чрезвычайно неточном смысле к «идеям» Платона могут быть прилагаемы определения пространства, времени и числа. В строгом  смысле слова, «идеи», как их понимает Платон, совершенно запредельны, невыразимы ни в каких образах чувственного опыта, ни в каких понятиях и категориях числа, пространства и времени.

      Вот как это описал сам Платон: «Тот, кто познает саму «идею» прекрасного, «увидит вдруг нечто удивительно  прекрасное по природе <…>, нечто, во-первых, вечное, то есть не знающее ни рождения, ни гибели, ни роста, ни оскудения, а  во-вторых, не в чем-то прекрасное, а  в чем-то безобразное, не когда-то, где-то, для кого-то и сравнительно с чем-то прекрасное, а в другое время, в  другом месте, для другого и сравнительно с другим безобразное. Красота эта  предстанет ему не в виде какого-то лица, рук или иной части тела, не в виде какой-либо речи или науки, не в чем-то другом, будь то животное, земля, небо или еще что-нибудь, а  сама по себе, через себя самое, всегда одинаковая; все же другие разновидности  прекрасного причастны к ней  таким образом, что они возникают  и гибнут, а ее не становится ни больше, ни меньше, и никаких воздействий она не испытывает». 
 
 
 
 
 
 
 

3 «Идея» блага 

      Царство «идей» Платона представляет собой  определенную систему: «идеи» бывают высшие и низшие. К высшим, например, относятся  «идея» истины и «идея» прекрасного. Но наивысшей, по Платону, является «идея» блага. «То, что придает познаваемым  вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать, это ты и  считай идеей блага – причиной знания и познаваемости истины. Как  ни прекрасно и то и другое –  познание и истина, но, если идею блага  ты будешь считать чем-то еще более  прекрасным, ты будешь прав». «Идея» блага стягивает все множество «идей» в некоторое единство. Это единство цели. Порядок, господствующий в мире, есть порядок целесообразный: все направляется к благой цели. И хотя «благо» скрывается во мраке непостижимого, некоторые черты «блага» все же могут быть уловлены. В известном смысле Платон отождествил «благо» с разумом. А так как, по Платону, разумность обнаруживается в целесообразности, то «благо» Платон сближает с целесообразным.

      Учение  Платона об «идее» блага как о  высшей «идее» чрезвычайно существенно  для всей системы его мировоззрения. Учение это сообщает философии Платона характер не просто объективного идеализма, но также идеализма телеологического. Телеология—учение о целесообразности. Так как, по Платону, над всем главенствует «идея» блага, то, другими словами, это значит, что порядок, господствующий в мире, есть порядок целесообразный: все направляется к благой цели. Всякое временное и относительное существование имеет целью некое объективное бытие. Стремясь к обладанию благом, душа стремится к знанию о благе.