Учение Аристотеля о материи и форме

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 30 Октября 2011 в 18:08, контрольная работа

Краткое описание

Сократ вел пропаганду своего этического рационализма. Разработка идеалистической морали составляет основное ядро философских интересов и занятий Сократа. В беседах и дискуссиях Сократ обращал внимание на познание сути добродетели. Как может человек жить, если он не знает, что такое добродетель? В данном случае познание сути добродетели, познание того, что есть "нравственное", являлось для него предпосылкой нравственной жизни и достижения добродетели. Сократ отождествлял мораль со знанием.

Содержание работы

1. Этический рационализм и диалектика в философии Сократа. ____________ 3
2. Философское учение Платона об идеях. ______________________________ 8
3. Учение Аристотеля о материи и форме. _______________________________ 11
4. Список литературы ______________________________________________16

Содержимое работы - 1 файл

Документ Microsoft Word.doc

— 93.50 Кб (Скачать файл)

                                

 

                                                          СОДЕРЖАНИЕ 
 
1. Этический рационализм и диалектика в философии Сократа. ____________ 3 
2. Философское учение Платона об идеях. ______________________________ 8 
3. Учение Аристотеля о материи и форме. _______________________________ 11 
4. Список литературы ______________________________________________16 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

                                                                                               

ЭТИЧЕСКИЙ РАЦИОНАЛИЗМ СОКРАТА

Сократ вел  пропаганду своего этического рационализма. Разработка идеалистической морали составляет основное ядро философских интересов и занятий Сократа. В беседах и дискуссиях Сократ обращал внимание на познание сути добродетели. Как может человек жить, если он не знает, что такое добродетель? В данном случае познание сути добродетели, познание того, что есть "нравственное", являлось для него предпосылкой нравственной жизни и достижения добродетели. Сократ отождествлял мораль со знанием. Нравственность - знание того, что есть благо и прекрасное и вместе с тем полезное для человека, что помогает ему достичь блаженства и жизненного счастья. Нравственный человек должен знать, что такое добродетель. Мораль и знание с этой точки зрения совпадают. Для того, чтобы быть добродетельным, необходимо знать добродетель как таковую, как "всеобщее", служащее основной всех частных добродетелей. Таким образом, одним из отличительных признаков истинной философии и подлинного философа являлось по Сократу, признание единства знания и добродетели. И не только признание, но также стремление к реализации этого единства в жизни. Сообразно с этим, философия в понимании Сократа не сводилась к чисто теоретической деятельности, но включала в себя также практическую деятельность – правильный образ жизни, благие поступки. Эта позиция Сократа получила в философии определение – этический рационализм. Современному человеку, окруженному со всех сторон благами, полученными как раз за счет исследования природы, тяжело понять врага изучения природы («космоса»). Но для Сократа все было наоборот. Он служил лучшим примером, чего может достичь человек, следующий его учению - познанию человеческого духа. Достаточно вспомнить образ жизни Сократа, нравственные и политические коллизии в его судьбе, его мудрость, воинскую доблесть и мужество, трагический финал. Слава, которой Сократ удостоился еще при жизни, легко переживала целые эпохи и, не померкнув, сквозь толщу двух с половиной тысячелетий дошла до наших дней.

ДИАЛЕКТИКА  В ФИЛОСОФИИ СОКРАТА.

Диалектика, в понимании Сократа, являлась методом исследования понятий, способом установления точных определений. Определение какого-либо понятия для него было раскрытием содержания этого понятия, нахождением того, что заключено в нем. С целью установления точных определений Сократ разделял понятия на роды и виды, преследуя при этом не только теоретические, но и практические задачи. По сообщению Ксенофонта, Сократ был убежден, что разумный человек, «разделяя в теории и на практике предметы по родам», сможет этим методом отличить добро от зла, выбрать добро и быть высоконравственным, счастливым и способным к диалектике. «Да и слово «диалектика»,—говорит Сократ у Ксенофонта,— произошло от того, что люди, совещаясь в собраниях, разделяют предметы по родам. Поэтому надо стараться как можно лучше подготовиться к этому и усердно заняться этим: таким путем люди становятся в высшей степени нравственными...» («Воспоминания»). О сократовском понимании диалектики как метода разделения понятий на роды и виды свидетельствует также Платон («Софист»): «Различать все по родам, не принимать один и тот же вид за иной и иной за тот же самый—неужели мы не скажем, что это [предмет] диалектического знания?» Сохранив это сократовское понимание диалектики и в зрелый период своего творчества, Платон пошел дальше: для него диалектика стала наукой об «истинно сущем» и методом познания «истинно сущего», т. е. мира идей. Аристотель писал: «А так как Сократ занимался исследованием этических вопросов, а относительно всей природы в целом его совсем не вел, в названной же области искал всеобщего (to katholou) и первый направил свою мысль на общие определения (horismon), то Платон, усвоивши взгляд Сократа, по указанной причине признал, что такие определения имеют своим предметом нечто другое, а не чувственные вещи; ибо нельзя дать общего определения для какой-либо из чувственных вещей, поскольку вещи эти постоянно изменяются. Идя указанным путем, он подобные реальности назвал идеями» («Метафизика»). Установление общих определений, по свидетельству Аристотеля, было одним из нововведений Сократа в философию. Для Сократа диалектика, вопросно-ответный способ обнаружения истины, была прежде всего методом определения этических понятий, т. е. методом нахождения в данном понятии общих и существенных признаков, выражающих его сущность. В ранних («сократических») диалогах Платона много примеров диалектики Сократа, его попыток дать определение общепринятым этическим понятиям и поступкам с помощью вопросов и ответов, посредством «испытания» собеседника. Вот один из этих примеров, посвященный определению понятия «справедливость». Однажды, говоря о6 отношении Сократа к людям, воображавшим, будто они получили хорошее образование, и гордившимся своей ученостью, Ксенофонт («Воспоминания») передает беседу Сократа с одним молодым человеком, с Евтидемом, считавшим себя знающим более своих сверстников и лелеявшим мечту отличиться на поприще государственного управления. Имея в виду это намерение Евтидема, Сократ завел с ним разговор о справедливых и несправедливых делах, об оценке человеческих поступков. Обсуждение этого вопроса Сократ предложил начать с изображения на песке двух граф и обозначения одной из них начальной буквой слова dikaios — «справедливый», т. е. греческой буквой «дельта», а второй — начальной буквой слова adikos — «несправедливость», т. е. греческой буквой «альфа». Вслед за этим Сократ предложил все поступки. Которые Евтидем считает справедливыми, внести в графу «дельта», а несправедливые — в графу «альфа». Евтидем согласился. Тогда Сократ спросил его, куда занести ложь. Естественно, что Евтидем занес ложь в графу «альфа» (несправедливость). То же самое делает Евтидем, когда Сократ спрашивает его, куда занести обман, насилие, воровство, похищение людей для продажи в рабство и т. п. После того как несправедливые поступки были занесены Евтидемом в графу «альфа», Сократ спросил его: можно ли что-либо из поступков, перечисленных в графе «альфа», занести в графу «дельта»? Евтидем, ничего не подозревая, ответил решительным отрицанием. Но этого и добивался Сократ. Затем он задал вопрос, справедливы ли обман, ложь, насилие и другие подобные поступки, когда они совершаются на войне против неприятеля. Евтидем признал их справедливыми, сказав, что первоначально предполагал, будто бы вопросы Сократа касаются только друзей. Тогда Сократ предложил все поступки, отнесенные к графе «альфа», поместить в графу «дельта». Евтидем, соглашаясь, занес в графу справедливости все поступки, которые первоначально были занесены в графу несправедливости. После этого Сократ подвел итог: первоначальное предположение и соответствующее «определение» справедливых и несправедливых поступков было неправильным, а потому следует выдвинуть новое предположительное (гипотетическое) определение. Это новое предположение, т. е. новое определение, может быть, говорит Сократ, сформулировано следующим образом: «...по отношению к врагам такие поступки справедливы, а по отношению к друзьям — несправедливы, и по отношению к ним, напротив, следует быть как можно правдивее...». Евтидем признает это определение правильным. Но Сократ заставляет Евтидема снова войти в противоречие с самим собой и признать, что приведенное определение также неправильно и требует замены его другим. В самом деле, Евтидем, считая приведенное определение вполне правильным, признал, что в отношении друзей всегда следует говорить только правду. Но как быть, если, скажем, военачальник, желая поднять дух войска, солжет своим воинам, сказав, будто им подходят на помощь новые силы? Можно ли считать это несправедливым поступком? Евтидем соглашается, что этот поступок следует отнести к разряду справедливых. Сократ приводит другой случай обмана. Отец заболевшего ребенка, не желающего принимать лекарство, обманывает его, подмешивая к пище лекарство или под видом пищи заставляет его принимать лекарство. Будет ли такого рода ложь несправедливым поступком? В равной мере, будет ли несправедливым поступок человека, который, видя отчаяние своего друга и, опасаясь, как бы он не кончил жизнь самоубийством, крадет или даже силой отнимает у него оружие? Евтидем соглашается, что все эти поступки следует считать справедливыми. Но теперь все это противоречит предыдущему определению. Запутавшемуся в противоречиях Евтидему Сократ напоминает дельфийское изречение: «Познай самого себя» — и рекомендует осознать свои способности и силы, прежде чем браться за государственные дела. Хотя исследование справедливости и не привело к положительному результату, тем не менее, в ходе беседы предпринята попытка классификации поступков, попытка оценки их в свете рассматриваемого нравственного понятия (т. е. справедливости). Кроме того, исследование показало, что один и тот же поступок не может быть безоговорочно отнесен или к справедливым, или к несправедливым поступкам, поскольку мы по необходимости оцениваем поступок в каком-то определенном отношении, в известных условиях места и времени. Но если это так, то со всей остротой встает вопрос о принципиальной возможности этики, определения этических понятий, в которых выражается объективная сущность (оusia) нравственного явления, например, мужества, справедливости. И не правы ли были Протагор и другие софисты, которые считали общепринятые этические понятия и представления субъективными? Сократ отдавал себе отчет в сложности проблемы. Определение понятий в этике, осуществляемое Сократом, служило опровержению этического релятивизма софистов. Не случайно Аристотель увидел одну из главных заслуг Сократа в поиске им общих этических определений. Ранее уже упоминалось, что для Сократа определить какую-либо добродетель (мужество, благочестие или справедливость) означало выяснить то, что есть «одно и то же во всем», т. е. найти в рассматриваемой добродетели то единое, которое охватывает все случаи ее проявления. Важно также подчеркнуть, что это единое (общее и тождественное), по учению Сократа, существует скорее всего реально, чем номинально. Точнее, единое, о котором идет речь у Сократа, имеет объективный характер, не зависит от сознания человека, от его субъективного состояния и настроения.  Поэтому этическое понятие для Сократа есть не просто условный, номинальный термин для обозначения столь же условного явления нравственной жизни, как это вытекало из учения софистов, но, напротив, термин, отображающий объективно существующее единое, общее и тождественное в данной добродетели. Становится понятным, почему вопрос о том, что есть «сущность вещи», Сократ выдвинул на первое место: в определении добродетелей он увидел основное средство познания нравственной сферы и выход из трясины этического релятивизма софистов. Сказанное означает также, что Сократ, исследуя этические понятия, преследовал конструктивную положительную цель, которая состояла в познании добродетелей через определение. В установлении общих определений Сократ исходил из наблюдаемых в обыденной жизни (или же воображаемых) примеров человеческого поведения. И то, что Аристотель называет «индукцией» («индуктивными рассуждениями») Сократа, есть метод определения, метод отбора тех существенных черт, которые являются общими для поступков, получивших одну и ту же этическую оценку. Операция отбора позволяет восходить от единичных примеров и частных случаев к общим определениям, к «сущности вещи». Здесь мы подходим к весьма важной стороне метода Сократа, знаменующей собой целый этап в истории диалектики как учения о единстве противоположностей. В самом деле, если определение понятия есть, согласно Сократу, определение сущности рассматриваемого предмета, т. е. выделение из многообразия рассматриваемых явлений того, что является в них единым, тождественным и общим, то отсюда следует, что сущность представляет собой единое во многом, постоянное в изменяющемся, тождественное в различном. Стремясь к определению понятия, Сократ подчас резко противопоставлял сущность явлениям, родовую общность — видовым особенностям. Так, например, он настаивал на том, что признак мужества «оставаться на своем посту и сражаться с врагом» («Лахес») не является определением мужества (так как имеется много других поступков, не сходных с названным, но не менее мужественных). Аналогично с этим Сократ считал, что «преследование преступника, обличенного в убийстве, святотатстве и в других подобных делах» (Платон, Евтифрон), не есть еще определение благочестия. Требование Сократа, чтобы определение было определением «сущности вещи», верно, но обнаруживаемая при этом тенденция исключать из «сущности» частные формы ее проявления приводила к большим затруднениям, не позволявшим установить, что же такое рассматриваемое понятие, каков его предмет (содержание). Столкнувшись с трудностью нахождения чистых определений («мужество само по себе», «справедливость сама по себе» и т.п.) и вместе с тем с необходимостью установления предмета рассматриваемого понятия, Сократ в одних случаях откладывал обсуждение вопроса до «следующего раза», в других—ограничивался косвенным ответом на вопрос о предмете исследуемого понятия. Такой косвенный ответ дается в ранее упомянутом диалоге «Гиппий Больший», а также в диалоге Платона «Хармид». В последнем, убедившись, что все попытки определить благоразумие не удались, Сократ решается на иносказательное определение этого понятия, которое, собственно говоря, оказывается не столько определением, сколько рассказом о некоем сне, подсказавшем ему, что самое главное и решающее для человека — это знание о добре и зле, умение отличать одно от другого. Это знание является, согласно Сократу, руководящим принципом в жизни, в поведении и воспитании. И никакое другое знание, кроме знания добра 
и зла, не может стать источником той гармонии душевных сил и нравственной 
деятельности, которая доставляет нам истинное блаженство и делает нас 
добродетельными и хорошими (kaloikagathoi). Обращает на себя внимание еще одна своеобразная черта метода Сократа и всего его учения. Состоит она в том, что в сократовской диалектике безуспешность попыток определения этических понятий сочетается с уверенностью в принципиальной возможности нахождения «всеобщего» в нравственности, в постижимости всеобщей нравственной основы отдельных, частных добродетелей. Складывается впечатление, что эта уверенность покоится в свою очередь на убеждении в том, что каждый человек так или иначе владеет «всеобщим».
 
 

ФИЛОСОВСКОЕ УЧЕНИЕ ПЛАТОНА ОБ ИДЕЯХ.

Суть философских  учений Платона состоит в том, что первоосновой мира 
является не материальная, а идеальная сущность – «идея». Согласно этому 
учению, мир вещей, воспринимаемых посредством чувств, не есть мир 
истинно существующего: чувственные вещи непрерывно возникают и погибают, 
изменяются и движутся, в них нет прочного, совершенного и истинного. И 
все же вещи не совершенно отделены от истинно существующего, каким-то 
образом они «причастны» ему. А именно: всем, что в них есть истинно 
сущего, утверждает Платон, чувственные вещи обязаны причинам. Эти 
причины – формы вещей, не воспринимаемые чувствами, постигаемые только 
умом, бестелесные и нечувственные. Платон называет их видами и – гораздо 
реже – идеями. Виды, идеи – зримые умом формы вещей. Каждому классу 
предметов чувственного мира, например классу коней, соответствует в 
бестелесном мире некоторый вид, или идея, - вид коня, идея коня. Этот 
вид уже не может быть созерцаем чувствами, как обычный конь, но может 
быть лишь созерцаем умом, к тому же умом, хорошо подготовленным к такому 
постижению. Многие современники Платона не понимали, что, по учению Платона, виды может созерцать только ум, и потому возражали против платоновской гипотезы идей. Например, глава школы киников Антисфен вступил с 
философом в спор: «Этого коня перед собой я вижу, а вот «идеи» коня, 
«конности», «лошадности», о которой ты, Платон, твердишь, я не вижу». 
Платон отвечал ему, и смысл его возражений был таков: «Да, «идеи» коня 
ты не видишь, но это происходит только оттого, что ты хочешь и надеешься 
увидеть ее обычными глазами. Я же утверждаю, что ее можно увидеть только 
«глазами ума», с помощью «интуиции ума» ».Платон думал, что идея – бестелесна, что ее нельзя видеть при помощи чувственного зрения, потому, что идея – общее для всех обнимаемых ею предметов. Коней в чувственном мире множество, а идея коня в умопостигаемом мире – некоторая целостность, и, как такая целостность, она – только одна. Эта идея – то, что всякого чувственно воспринимаемого коня делает именно конем, и ничем другим. Но общее для многих предметов не может открыться чувствам. По своей природе оно бестелесно, запредельно по отношению ко всему чувственному. Оно доступно только уму. Таким образом, Платон отделил созерцаемое чувствами от созерцаемого умом, перенес «умопостигаемые» предметы в какую-то «занебесную», по его собственному выражению, область. В результате этого термин «идея», который первоначально обозначал лишь созерцаемую умом форму или причину чувственных вещей, стал обозначать бытие идеальное, нечувственное и даже сверхчувственное. Гипотеза постигаемых умом форм, или идей, стала учением философского идеализма.  Ход мыслей Платона был таков. По отношению к чувственным вещем их идеи – одновременно и их причины и образцы, по которым эти вещи были созданы, и цели, к которым стремятся существа чувственного мира, и, наконец, понятия об общей основе вещей каждого класса, или разряда. Только идеи, по Платону, составляют истинное бытие. Однако, по мнению Платона, для объяснения наблюдаемых явлений и воспринимаемых вещей недостаточно предположить существование одних лишь видов, или идей. Ведь чувственные вещи преходящи, изменчивы, лишены истинного существования. Их качества должны быть обусловлены уже не только бытием, но и каким-то небытием. Это небытие Платон отождествляет с материей. Благодаря существованию материи возникает множество чувственных вещей. Материя, которую Платон уподобляет «матери», принимает в свое лоно идею и превращает единство и целостность каждого постигаемого умом вида во множество чувственных вещей, обособленных друг от друга в пространстве. При этом для Платона идеи первее материи; понятием небытия уже предполагается – как его условие – бытие; небытие тоже есть бытие, только бытие иное по отношению к данному. По воззрению, изложенному в «Федре», местопребывание идей – «занебесную область» - «…занимает бесцветная, бесформенная, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчему души – разуму…». Только несовершенство нашего способа мышления, как думает Платон, внушает нам представление, будто идеи пребывают в каком-то пространстве – наподобие того, как чувственные вещи представляются нам обособленными друг от друга и находящимися в пространстве. Такой взгляд на 
пространственную локализацию идей – иллюзия, а источник иллюзии – 
материя, под которой Платон понимает едва вероятный, постигаемый 
каким-то «незаконным» рассуждением род пространства, или причину 
обособления, отдаления друг от друга единичных вещей чувственного мира. 
Взирая на этот род пространства, мы впадаем в иллюзию: мы «точно грезим 
и полагаем, будто все существующее должно неизбежно находиться в каком-нибудь месте и занимать какое-нибудь пространство, а то, что не 
находится ни на земле, ни на небе, то будто не существует». Но это взгляд, по мнению Платона, ошибочен. Именно вследствие этого ошибочного взгляда мы «и по пробуждении не можем определенно выражать правду, отличая все эти и сродные им представления от негрезящей, действительно существующей природы». Таким образом, только в несобственном, и притом в чрезвычайно неточном, смысле к идеям Платона могут быть прилагаемы определения пространства, времени и числа. В строгом значении платоновские идеи совершенно запредельны, не выразимы ни в каких образах чувственного опыта, ни в каких категориях числа, пространства и времени. Учение это очевидно идеализм, так как в нем истинной сущностью чувственных вещей объявляются причины, лишенные чувственных свойств, неподвластные чувственным условиям, постигаемые только умом, - словом, идеальные. Вместе с тем это не субъективный, а объективный идеализм. Идеи Платона прежде всего бытие, а не понятия нашего ума, и существуют они сами по себе, независимо от субъекта, от его сознания и познания.
 
 

УЧЕНИЕ АРИСТОТЕЛЯ О МАТЕРИИ И ФОРМЕ.

Материя

Аристотель писал: "Из тех, кто первые занялись философией, большинство считало началом всех вещей одни лишь начала в виде материи: то, из чего состоят все вещи, из чего первого они возникают и во что, в конечном счете, разрушаются, причем основное существо пребывает...".  Аристотель понимал начальную материю как, то, из чего первого состоят вещи. Здесь две идеи: материя это то, из чего вещи состоят, и это - первоначало. Первые натурфилософы искали именно первоначало, это было их темой. При этом их конечная цель заключалась в том, "чтобы вывести из них природу вещей" (Аристотель). По Аристотелю, они "устанавливают начало в виде материи - все равно - признают ли они это начало телом или бестелесным". Указание на материю как единственную или главную причину Аристотелю представляется недостаточным для достижения провозглашенной основной цели в трех отношениях: во-первых, потому что не объясняет разнообразия вещей, во-вторых, потому что не объясняет движения (возникновения и уничтожения) и, в-третьих, потому, что не объясняет совершенства в мире.

Исходя из этого критического отношения к  традиции, Аристотель переосмысляет  понятие материи и выдвигает  три основополагающие идеи - о форме, о движущей причине и о первенстве разума перед материей.

У предшественников Аристотеля взгляды на материю были сугубо онтологическими, сначала они  остаются такими же и у него. Поэтому  Аристотель определяет онтологическое место материи в аспекте "материя-разум". Указывая на гармонию в мире ("вещи находятся в хорошем и прекрасном состоянии", или стремятся к этому), Аристотель говорит: "причиной этого не подобает быть ни огню, ни земле, ни чему-либо другому в этом роде... ... тот, кто сказал, что разум находится, подобно тому, как в живых существах, также и в природе, и что это он - виновник благоустройства мира и всего мирового порядка, этот человек представился словно трезвый по сравнению с пустословием тех, кто выступал раньше". Таким "трезвым" явился Анаксагор. Причина совершенства мыслится также как движущее первоначало. Однако Аристотель идет дальше первых философов и переосмысляет понятие материи. Во-первых, он преодолел "физикализм" в ее понимании. Физикализм в понимании материи наиболее выпукло проявился гораздо позже, в 18-19 веках, когда под материей стали понимать исключительно вещество, главным признаком которого является наличие массы покоя. Но он был присущ и первым философам в несколько более абстрактной форме признания за материей лишь телесных качеств. Именно это Аристотель решительно и определенно отверг:  "Те, которые признают единство вселенной и вводят единую материальную основу, считая таковую телесной и протяженной, явным образом ошибаются во многих отношениях.... Они устанавливают элементы только для тел, а для бестелесных вещей - нет, в то время как есть и вещи бестелесные". В этом утверждении и заключается преодоление физикализма в понимании материи. Во-вторых он дает весьма абстрактную формальную экспликацию материи: "под материей я разумею то, что само по себе не обозначается ни как определенное по существу, ни как определенное по количеству, ни как обладающее каким-либо из других свойств, которыми бывает определено сущее".  В-третьих, он формулирует такие идеи в понимании материи, которые продвигают Аристотеля по пути к логической категории материя/форма. Прежде всего, это идея относительности понятия материи. В природу вещи входит первая материя:  "первая при этом -- в двух смыслах, или как первая по отношению к данной вещи, или как первая вообще".

Понятие первая материя по отношению к традиции переосмыслено. На вопрос "из чего состоят вещи?" Аристотель предлагает не однозначное указание на первоначало, а также указание на то, из чего вещь состоит как из своего специфического ближайшего материала:  "есть некоторая своя материя у каждой вещи", -пишет он.

Углубление  линии на преодоление физикализма  и утверждение относительности  материи -- прямые утверждения существования  бестелесной материи: "есть материя - одна, воспринимаемая чувствами, другая - постигаемая умом; воспринимаемая чувствами, как, например, медь, дерево и всякая другая подвижная материя, а постигаемая умом... -- примером здесь могут быть объекты математики". И ещё: "формулировка, дающая определение, всегда указывает что-нибудь о чем-нибудь, и одно здесь должно играть роль материи, другое - роль формы".

Форма

Выдающимся  вкладом Аристотеля в онтологию  является его учение о форме. Поскольку  материя, как начало, не объясняет  не только гармонии, но и разнообразия вещей и его происхождения, "нужно  исследовать...вопрос, является ли что-либо кроме материи самостоятельной причиной". Форма для Аристотеля является сущностью в смысле первоначала и сутью бытия сущности как отдельной вещи. Введение идеи формы - начало собственно аристотелевской онтологической концепции материи и формы. Основные идеи здесь следующие.

Сущностью является то, что лежит в основе, а именно - материя и форма. Они не существуют в виде отдельностей (правда, форма  может обособляться в мысли). Самостоятельным  существованием обладает то, что состоит  из материи и формы.

Итак, утверждаются две основные сущности-основы или  два первоначала - материя и форма. Материя - не вещь, но возможность вещи; в форме же обнаруживается действительность вещи. Материя и форма не могут  обособляться как таковые, они только в вещи как ее составляющие.

Что понимает Аристотель под формой. Этот вопрос имеет у него не столь ясный  ответ, опирающийся на множество  экспликаций. Идея формы восходит к  платоновой идее идеи, но форма, в отличие  от платоновых идей, не имеет самостоятельного существования, она существует только в вещи.

     Четыре  характеристики формы являются главными:

  • форма есть первая сущность или первоначало (наряду с материей). У вещи нет собственной природы, если у нее "нет видовой формы";
  • -форма есть внешний образ вещи;
  • форма обеспечивает действительность вещи. Возникновение вещи из другой вещи есть наделение материи новой формой. Этот процесс имеет цель (принцип энтелехии): "последней целью является форма, а закончено то, что пришло к последней цели". Это есть осуществленность в действительности, энтелехия как достижение формы-цели;
  • форма есть суть бытия (сущностное определение) вещи: "суть бытия дана всякий раз в форме и действительности". Следовательно, форма не совпадает с вещью в ее полноте, а "обозначает такую-то качественность в вещи и не есть как такая эта вот определенная вещь".

Информация о работе Учение Аристотеля о материи и форме