Автор работы: Пользователь скрыл имя, 29 Февраля 2012 в 21:33, реферат
Наука обычно представляется нам как сфера почти непрерывного творчества, как сфера, где стремление к новому является основным мотивом деятельности. В науке нет смысла повторять то, что уже сделано нашими предшественниками, получать заново те знания, которые уже вошли в учебные курсы, переписывать чужие книги или статьи. В этом плане любой подлинный ученый стоит перед лицом неизведанного и вынужден делать то, что до него не делал никто другой. Казалось бы, что в этой ситуации не может быть и речи не только о традициях, но и о каких-либо закономерностях научного познания вообще, ибо любая закономерность связана с повторяемостью явлений.
ВВЕДЕНИЕ
1. ТРАДИЦИОННОСТЬ НАУКИ И ВИДЫ НАУЧНЫХ ТРАДИЦИЙ
1.1. НОРМАЛЬНАЯ НАУКА КАК НАУКА ТРАДИЦИОННАЯ
1.2. МНОГООБРАЗИЕ ТРАДИЦИЙ
2. ТРАДИЦИИ И НОВАЦИИ
2.1. РАЗНООБРАЗИЕ НОВАЦИЙ В РАЗВИТИИ НАУКИ
2.2. НЕЗНАНИЕ И НЕВЕДЕНИЕ
2.3. НОВЫЕ ЯВЛЕНИЯ И НОВЫЕ ПРОЕКТЫ
3. НОВАЦИИ И ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ТРАДИЦИЙ
3.1. КОНЦЕПЦИЯ «ПРИШЕЛЬЦЕВ» И ЯВЛЕНИЕ МОНТАЖА
3.2. ТРАДИЦИИ И ПОБОЧНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Но так ли это?
Парадокс заключается в том, что крутильные весы Кулону вовсе не надо было специально строить, они у него уже были задолго до того, как он приступил к определению силы взаимодействия между зарядами.
Весы уже были, их надо было только увидеть.
Действительно, та установка, которую Кулон использовал при изучении кручения нитей, - это и есть крутильные весы. Ее нужно было только переосмыслить. В общем плане это выглядит так: изучив влияние явления Х на явление V, мы получаем возможность использовать V как прибор при изучении X.
Но Кулон мог и не опираться на этот общий принцип, ибо у него был конкретный образец аналогичного функционального переосмысления экспериментальной установки в работах основателя теории упругости Роберта Гука. Исследуя деформацию спиральных и винтовых пружин, Гук тут же осознает свои результаты как изобретение особых «философских весов», необходимых для того, «чтобы определять вес любого тела без применения гарь».
Иными словами, и здесь Кулон работал в рамках определенной традиции. Итак, крутильные весы не нужно было специально ни изобретать, ни строить.
Кулону требовалось только понять, что, решая одну задачу, он, сам того не желая, решил и вторую.
Определяя, как угол закручивания нити зависит от действующей силы, он получил тем самым и метод измерения сил.
Но тут мы как раз и подходим к самому интересному. До сих пор Кулон работал, как мы уже отмечали, в традиции теории упругости и сопротивления материалов. Однако переосмыслить свою экспериментальную установку и осознать ее как весы он смог только благодаря другой традиции, традиции измерения. Эта последняя определяет совершенно новую точку зрения на происходящее, она только и ждет, чтобы подхватить побочный результат предыдущей работы.
Но, переосмыслив свою экспериментальную установку как весы, Кулон точно вступает на широкую столбовую дорогу, на которой можно встретить людей с очень разными приборами и разными задачами.
Среди того, что их объединяет, нам важно следующее: методы измерения в широких пределах безразличны к конкретному содержанию тех дисциплин, где они применяются. Неудивительно поэтому, что традиция измерения сразу же уводит Кулона за пределы его первоначальной сравнительно узкой области.
«Кулон, по-видимому, интересовался не столько электричеством, сколько приборами, - пишет Г.Липсон. - Он придумал чрезвычайно чувствительный прибор для измерения силы... и искал возможности его применения».
Как мы уже видели, Кулону ничего не надо было придумывать, но в остальном с Липсоном можно согласиться. Получив в свои руки метод измерения малых сил, Кулон сразу становится как бы космополитом и начинает путешествовать из одной сферы экспериментального исследования в другую. Правда, и теперь он не сразу приступает к проблемам теории электричества, но начинает с исследования трения между жидкостями и твердыми телами. Это еще раз подчеркивает, что измерение силы взаимодействия между зарядами никогда не было его исходной задачей - ни при изучении кручения нитей, ни при построении крутильных весов.
Не метод строился здесь под задачу, а, наоборот, наличие метода требовало поиска соответствующих задач.
Подведем некоторые итоги. Мы пытались показать, что Кулона вовсе не посещало гениальное озарение. Скорей наоборот, он все время двигал как бы по проторенным дорогам. Мы при этом отнюдь не хотели как-то принизить его достижения в области сопротивления материалов и теории упругости. Он прочно вошел в историю этих дисциплин как талантливый исследователь.
Но он здесь продолжатель уже существующих традиций, которые были заложены еще Галилео Галилеем и Робертом Гуком.
Может быть, в развитии учения об электричестве он стоит совершенно обособленно? Оказывается, что и это не так.
К формулировкам, близким к закону Кулона, чисто теоретически подходили Ф.Энинус (1759 г.), Дж.Пристли (1771 г.), Г.Кавендиш (1773 г.). Иногда этот закон даже называют законом Кулона - Кавендиша. И в то же время очевидно, что Кулон не помещается полностью ни в одной из этих традиций, и это выдвигает его фигуру на совершенно особое место.
Закон Кулона не мог быть вскрыт в рамках парадигмы теории упругости, крутильные весы не могли появиться в рамках учения об электричестве.
Своеобразие Кулона в том и состоит, что он оказался в точке взаимодействия указанных традиций, соединив их неповторимым образом.
Путь Кулона - это как бы движение по проторенным дорогам, но с пересадками. Сначала это дорога сопротивления материалов и теории упругости, затем традиция измерения сил. «Пересадка» возможна благодаря появлению особого объекта (в данном случае это экспериментальная установка при исследовании кручения), который может быть осмыслен и использован в рамках как одной, так и другой традиции работы.
Но не так ли и железнодорожная станция, лежащая па пересечении нескольких дорог?
Предположим, что наш герой абсолютно незнаком с библиотечным делом и не получил никаких инструкций. Может ли он и на новом месте следовать прежним образцам? Может, если перейдет к их метафорическому истолкованию. Книга - это аналог человека, и она тоже имеет фамилию, т.е. название, год и место рождения, т.е. издания, национальность, т.е. язык, на котором она написана, родителей, т.е. автора.
Но разве не то же самое происходит тогда, когда по образцу одной научной дисциплины или одной теории строятся науки или теории-близнецы? Вспомним пример с экологией, которая, возникнув как биологическая дисциплина, уже породила немало таких близнецов: экология преступности, экология народонаселения, культурная экология... Разве выражение «экология преступности» не напоминает метафоры типа «дыхание эпохи» или «бег времени»?
В развитии геоморфологии, науки о формах рельефа, огромную роль сыграла теория эрозионных циклов У.М.Дейвиса. Согласно этой теории, все разнообразные формы рельефа образуются под воздействием двух основных факторов: тектонических поднятии суши и обратно направленных процессов эрозии. Не вызывает сомнения тот факт, что Дейвис работал в определенных традициях.
В каких именно?
На этот вопрос уверенно и однозначно отвечает известный географ и историк географии К.Грегори. «Образцом здесь, - пишет он, - служила концепция Дарвина о развитии коралловых островов, выдвинутая в 1842 г.» Итак, одна теория строится по образцу другой.
И действительно, есть явное сходство между дарвиновской теорией коралловых рифов и концепцией эрозионных циклов Дейвиса.
- У Дарвина все определяется соотношением двух процессов: медленного опускания морского дна, с одной стороны, и роста кораллов - с другой.
- У Дейвиса - поднятие суши, с одной стороны, и процесс эрозионного воздействия текучих вод на возвышенный участок - с другой.
В обоих случаях два фактора, как бы противоборствуя друг другу, определяют тем самым различные стадии развития объекта.
- У Дарвина вследствие опускания суши на поверхности океана остается только одна коралловая постройка - атолл.
- У Дейвиса вследствие эрозии - почти плоская равнина - пенеплен.
Перед нами один и тот же принцип построения модели, использованный при изучении очень разных явлений.
Одна теория - это метафорическое истолкование другой.
Стоит задать вопрос: а как возникла теория образования коралловых островов Дарвина?
Обратимся к его собственным воспоминаниям.
«Ни один другой мой труд, - пишет Дарвин, - не был начат в таком чисто дедуктивном плане, как этот, ибо вся теория была придумана мною, когда я находился на западном берегу Южной Америки, до того как я увидел хотя бы один настоящий коралловый риф... Правда, нужно заметить, что в течение двух предшествующих лет я имел возможность непрерывно наблюдать то действие, которое оказывали на берега Южной Америки перемещающееся поднятие суши совместно с процессами денудации и образования осадочных отложений. Это с необходимостью привело меня к длительным размышлениям о результатах процесса опускания [суши], и было уже нетрудно мысленно заместить непрерывное образование осадочных отложений ростом кораллов, направленным вверх».
Обратите внимание, Дарвин при построении своей теории идет тем же самым путем, каким впоследствии пойдет Дейвис.
Опять две сходные теоретические концепции:
- опускание дна океана и рост кораллов в одном случае,
- опускание суши и накопление осадков в другом.
Однако общая идея, лежащая в основе теории образования коралловых островов, принадлежит не Дарвину. Путешествуя на «Бигле», он в качестве настольной книги возил с собой «Принципы геологии» Ч.Лайеля, где даже на обложку было вынесено вошедшее потом во все учебники изображение колонн храма Юпитера - Сераписа со следами поднятий и погружений.
1. www.lodo.ru
2. Кравец А.С. Стиль научного мышления //Природа, 1988, N 1.
3. Кун Т. Структура научных революций. М., 1975.
4. Пригожий А.И. Нововведения: стимулы и препятствия. М.,1989.
5. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986.