Проблема соотношения биологического и социального в человеке

  Поучительно проследить истоки этой концепции. В  свое время английский священник и экономист Т. Мальтус выдвинул тезис о том, что общественная жизнь является ареной борьбы за существование между отдельными индивидами и что успеха в этой борьбе должны добиваться наиболее приспособленные. Ч. Дарвин впоследствии применил идею борьбы за существование в своем эволюционном учении, понимая ее, как он сам писал, «в широком и метафорическом смысле». При этом Дарвин наполнил эту идею конкретным биологическим содержанием. Затем, однако, из биологии эта идея была вновь перенесена на общественную жизнь, причем ее использование теперь освящалось авторитетом естественной науки. Утверждалось, что коль закон борьбы за существование действует в мире природы, то ему должна подчиняться и жизнь общества. В действительности же не только борьба классов, но и экономическая конкуренция зиждутся на иных — социально-экономических — основаниях и развиваются совершенно иными путями, чем внутри- и межвидовая борьба в мире живого.

  Подобный  — с логической точки зрения некорректный — прием вообще довольно широко используется в биологизаторских концепциях. Так, несколько десятилетий назад в западной литературе со ссылками на этологию (науку о поведении животных) много писалось о том, что человеку свойственны врожденные инстинкты агрессивности, которые он унаследовал будто бы от своих животных предков. Но как возникло само представление об агрессивности животных? Этологи, наблюдая за их поведением, должны были как-то выделять и классифицировать различные повторяющиеся формы этого поведения. Для их наименования часто используются слова, заимствуемые из языка повседневной жизни. В новом контексте эти слова, конечно же, обретают и новый смысл. Именно так обстояло дело со словами «агрессия», «агрессивность» при обозначении форм поведения животных. Затем, однако, снова был осуществлен незаконный перенос значений терминов, описывающих одну сферу действительности, на другою сферу, и утверждения о «врожденной» агрессивности людей получали, таким образом, видимость естественнонаучного обоснования.

  Примерно  такой же неоправданный перенос значений характерен и для получившей ныне широкое распространение в ряде западных стран «социобиологии». Один из ее основателей, американский ученый Э. О. Уилсон предлагает рассматривать историю человека глазами зоолога с другой планеты, составляющего каталог земных животных. Под таким углом зрения, утверждает Уилсон, все гуманитарные и социальные науки окажутся всего лишь специализированными разделами биологии, а история и художественная литература — лишь способами исследования поведения человека как биологического вида.

  Социобиология.

  Определяя подходы к «единой науке о  человеке», социобиологи, прежде всего, пытаются избежать как установок социал-дарвинизма, так и вульгаризаторских концепции «социологического детерминизма». Стремление «подняться» над этими крайностями в рассмотрении человека вполне искренне, оно не раз выражено как в серьезных работах, так и в различных научно-фантастических зарисовках. Вообразим, предлагают социобиологи, среди огромного числа разумных цивилизаций космоса две особые интеллектуальные расы — эйдилонов и ксинедринов. Эйдилоны — от греческого «умельцы» — некие органические машины. Их мышление и поведение генетически запрограммировано. Напротив, сознание ксинедринов представляет собой как бы чистую доску. В их мышлении нет и следа генетической детерминации, оно целиком программируется внешней средой. К кому же ближе мы — задаются вопросом социобиологи. Путь эйдилонов — это генетическая предопределенность. Путь ксинедринов — диктат культуры. Оказывается, люди планеты Земля идут особым, третьим путем, суть которого, по их мнению, в своеобразной генно-культурной трансмиссии, т.е. в постоянных переходах от генных факторов к культурным и наоборот. И хотя культура предлагает для развития человека множество возможностей, биологически предопределенные органы чувств и мозг индивида делают свой выбор. И именно это в масштабах всего человечества, утверждают социобиологи, определяет формы и тенденции развития культуры: гены и культура «держат друг друга на привязи».

  Используя образы эйдилонов и ксинедринов, Уилсон и Ламзден фактически обсуждают давнюю философскую проблему «природа—воспитание». В ее рамках рассматриваются вопросы о природе сознания, о путях формирования истинно человеческого в человеке. Как естествоиспытатели, они убеждены в том, что полярные подходы к человеку возможно примирить лишь на основе научного знания. И здесь биологии отводится решающая роль. Уже в первой работе — «Социобиология: новый синтез» — Э. Уилсон дает краткое определение основной задачи нового направления, состоящей в систематическом изучении биологических основ всех форм социального поведения. Причем под социальным поведением подразумеваются те его формы, которые порождены существованием живых организмов в сообществах и направлены на их сохранение и процветание. В последующих работах Э. Уилсона предмет социобиологии уточняется, конкретизируется, особенно в отношении проблемы человека, изначально включенной в общий контекст анализа биологических основ «социальности».

  Как видно, лейтмотивом всех работ социобиологов  является глубокая вера в возможности биологии внести серьезный вклад не только в теоретическое понимание человека, но и в практическое преобразование его образа жизни. Поэтому, обращаясь к мыслителям прошлого, Э. Уилсон и его сторонники отдают предпочтение либо тем, кто акцентировал свое внимание в большей мере на природно-биологической стороне человеческой жизнедеятельности (Г. Спенсер, П. А. Кропоткин, Ч. Дарвин), либо тем, кто исследовал возможности научного знания в изучении человека (Д. Юм, И. Кант). Очевидно, что сами по себе симпатии именно к этим ученым не могут быть предметом критики. Вместе с тем ориентация на те или иные научные школы, теоретические направления, равно как и на их отдельных представителей, не может не характеризовать и их последователей. Влияние философских идей прошлого (да и настоящего) на естествоиспытателя, на его мировоззрение представляет собой довольно сложный процесс. Его невозможно описать только с помощью понятий «использование идей», «заимствование идей», не впадая в схематизм. Да и объективный анализ воздействия культуры на индивидуальное творчество несовместим с подобным упрощением.

  Действительно глубокое и всестороннее изучение того или иного направления в науке  предполагает не только учет специфики  предмета исследования естествоиспытателя, но и ту внутреннюю напряженность его теоретического мышления, которая непременно содержит «философемы», как это удачно названо в нашей литературе. Формирование и способ существования этих «философем», представляющих собой скорее образ общефилософского подхода, чем строгую совокупность его принципов, включены в ту социокультурную реальность, в которой протекает научно-исследовательская деятельность ученого. Как подчеркивает Э.Майр, среди многих факторов, способных объяснить опосредованный характер воздействия философских идей на биолога, превалирующую роль играет мировоззренческий климат эпохи, страны, конкретного научного сообщества. Именно мировоззренческий климат создает контекст конкретно-исторического обсуждения таких «вечных» дилемм биологии, как «механицизм—витализм», «автогенез—эктогенез», «преформизм—эпигенез», «редукционизм—антиредукционизм». К этим дилеммам, в качестве их специфичной формы, на наш взгляд, можно отнести и дилемму «природа—воспитание». Именно она выражена социобиологами в образах эйдилонов и ксинедринов.

  Исключительно научные критерии оценок искажаются социобиологами даже в отношении такого авторитета, как Дарвин. Его наследие постоянно используется в концепциях социобиологии. Дарвинизм рассматривается как фундамент научного мышления и даже как своего рода философия, наиболее полно отвечающая духу современного естествознания в целом. В попытках найти биологические основания нравственности, духовных характеристик человека социобиология постоянно апеллирует к теории Ч. Дарвина.

  Осуждая социал-дарвинизм, социобиологи настолько  широко, буквально безбрежно толкуют возможности дарвиновской теории, что в ее рамках оказывается возможным объяснить и социальное бытие человека, и социально-культурную детерминацию его наиболее отличительных свойств. Предваряя более подробный разбор взаимоотношений дарвинизма и социобиологии, посмотрим, так ли достоверно то, что дарвиновские работы, посвященные проблемам человека, могут быть оценены социобиологами в качестве идейно-теоретических предпосылок их концепций. Речь, прежде всего, пойдет о трудах «Происхождение человека и половой отбор» (1871) и «Выражение эмоций у человека и животных» (1872). Главная идея, которую здесь следует иметь в виду, — это идея о закономерном и постепенном происхождении человека из животного царства. Эта мысль, зародившаяся у Дарвина задолго до появления «Происхождения видов» и «Происхождения человека», присутствует в его «Записных книжках о трансмутации видов»: «Прогрессивное развитие дает окончательное основание для (допущения) громадных периодов времени, предшествовавших (появлению) человека. Трудно человеку, учитывая (свою) мощь, расширение области (своего) обитания, (свой) разум и будущность, быть непредубежденным в отношении самого себя, (однако) в настоящее время это кажется (ясным)».

  Среди биологических предпосылок становления человека Дарвин указывал, прежде всего, на прямохождение, специализацию передних конечностей высших приматов для трудовых операций, членораздельную речь, развитые органы чувств и мозг. На их основе и протекал весь процесс формирования человека как взаимодействие социальных, биологических и абиотических факторов и закономерностей.

  Социобиологи  постоянно подчеркивают, что они  — материалисты, натуралисты, эмпирики-дарвинисты. Однако дарвинизм подчас интерпретируется ими произвольно, а материализм понимается настолько неопределенно, что остается терминологическим обозначением. Истинный характер мировоззренческих оснований социобиологии приходится буквально реконструировать по частям, сопоставляя отдельные теоретические результаты с различными заявками, намерениями и философскими суждениями сторонников этого направления. В философском анализе социобиологии возможно и необходимо использовать философские критерии оценок. На первый взгляд этот тезис противоречит первому. Однако, несмотря на довольно редкое употребление самого термина «философия», социобиологи обсуждают действительно философские вопросы: о природе человека и его происхождении, о соотношении физиологического и психического, о социальном характере поведения животных и человека, о сущности этики, свободы воли и т.д. Безусловно, философской по своей сути является, и главная цель социобиологии — создать некую синтетическую науку, которая охватывала бы все стороны человеческой жизнедеятельности. То, как фактически она реализуется, представляет собой одну из важнейших тем данного исследования. Дело в том, что, поставив целый ряд философских вопросов, они продолжают мыслить при их решении как естествоиспытатели. Эта наивная вера во всемогущество естественнонаучного стиля мышления составляет их своеобразное методологическое кредо. Именно к нему мы вправе применять сугубо философские оценки.

  Психоанализ и неофрейдизм.

  Психоаналитическая  философия по своим методологическим установкам и принципам представляет собой характерную и распространенную форму биологистского подхода к общественным явлениям, которая оказывает широкое влияние на буржуазную философию истории, эстетику, социологию, политологию и т. д. Современные разновидности психоанализа, или фрейдизма, представляют собой антропологистскую трактовку человека, согласно которой определяющими факторами его поведения (а также культурно-исторического процесса в целом) являются коренящиеся в самой человеческой природе и не подвергающиеся историческому изменению инстинктивные силы и побуждения.

  Согласно  фрейдизму, структура личности включает три компонента. Это область бессознательного, или оно, — самое глубокое основание естественно-инстинктивных влечений, включающих в себя, прежде всего эрос, или инстинкт жизни, и его протагониста — инстинкт разрушения и смерти танатос. Далее, это сознательный компонент психики, собственно Я, которое пытается согласовать бессознательные влечения человека с требованиями внешней среды, общества. Наконец, это интериоризированные требования общества, обретающие форму совести, моральной цензуры, ценностных норм,— так называемое сверх-Я.

  Бессознательное, согласно фрейдизму, является ведущим  и асоциальным началом. Психоаналитики считают, что с точки зрения современной  биологии оно должно быть отнесено к генотипу, поскольку в основе своей является наследуемым комплексом инстинктов. В силу этого оно не поддается преобразованию под воздействием социальных факторов. Напротив, оно автономно и само является ведущим фактором человеческого поведения.

  Для объяснения механизма взаимодействия человека и общества сторонники фрейдизма выдвинули две концептуальные схемы: «принцип удовольствия» и «принцип реальности».

  Постоянное  столкновение принципов «удовольствия» и «реальности» порождает в Я  невротическое состояние, угнетающее человека и чреватое опасностью резко негативной реакции либидо на социальные запреты. Исторически неврозы возникали со становлением цивилизации как последствия табу на инцест, каннибализм, убийство соплеменника. Самые ранние социальные запреты — не достояние истории, они действуют и сегодня, негативно влияя на психическое здоровье. «Влечения и желания, изнывающие под игом этих запретов, рождаются  заново  с  каждым  ребенком,—писал Фрейд, — существует класс людей, невротики, которые уже на эти лишения реагируют антисоциально».