Особенности русской философии

   Таким образом, мыслители XIX - начала XX века стремились  утвердить  в российском обществе идеи просвещения и уважения к правовым нормам,  уважение к личности. Сюда входят несколько идей.  Во-первых,  русские  писатели  испытывали жгучую потребность  очищения,  чистоты  перед  народом,  острое  чувство  не только честного, справедливого, человеческого отношения к народу, но  именно внутренней  чистоты  перед  ним,  обнаженной  и  очищенной   совести.   Были многочисленные «кающиеся дворяне» и «активные  народники  70-х  годов».  Во-

вторых, эта жажда  внутренней чистоты  перед  народом  превращается  далее  в подлинный героизм и  самоотверженное  подвижничество.  Тема  о  «героическом характере»  русской  литературы  была  давно  популярна,  еще   задолго   до революции.  У  первой  русской   интеллигенции   честным   считалось   вести революционную  борьбу  или,  по   крайней   мере,   быть   в   оппозиции   к правительству, и бесчестным и подлым – уклоняться  от  борьбы  и  оппозиции. Стремление к чистоте становилось стремлением отдать и самому жизнь  свою  за

дело революции. Правда, сюда не подойдут славянофилы, бывшие либералами  или даже  реакционерами.  Но   они   продолжали   культивировать   старые   идеи подвижничества, т.е. понимали его как  духовную   практику,  а  значит,  тем самым все же и они не расставались с общерусской идеей подвижничества.

РОЛЬ ПРАВОСЛАВИЯ  В КУЛЬТУРЕ И РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ

   Традиции русской религиозно-философской мысли, идущая от славянофилов и Владимира Соловьева, узнавшая свой расцвет  в  первое  десятилетие  нашего века, «возрождением»,  сейчас  никак  не  может  считаться  покрытой  мраком забвения. Разнообразные труды от академических студий до  популярных  статей посвящаются ей в немалом числе и в различных странах – даже  в  России.  Что еще важнее, она, несомненно, служит  одним  из  основных  духовных  влияний,

определяющих идейные процессы в современном русском самосознании. Интерес к ней велик и продолжает расти. Но при всем этом несомненно и другое  – едва ли сегодня думают, что эта традиция  еще  жива  и  продолжается.  Скорее  ее рассматривают как явление, связанное с определенным кругом лиц  определенным периодом, а нынче сполна завершившие свой путь и принадлежащие истории. Вполне ли оправдано это общепринятое  восприятие?  Невозможно  всерьез судить о состоянии и  судьбе  русской  религиозно-философской  традиции,  не задаваясь вопросами о ее внутренней истории и внутренней  логике,  как-то: какие здания имела перед собой традиция? Сумела  ли  их  исполнить?  Все  ли сказала, что имела сказать?

   Чтобы ответить на них, необходимо понять, в чем было существо и  смысл осуждаемой  традиции  как  духовного  феномена, состоящего в контексте национального, культурного развития, с одной стороны, и европейского философского с другой. Эта  работа  интроспекции,  самосознания  философской традиции  –  и  в  этой  работе  наша  традиция,  не  долго  жившая,  успела продвинуться не очень значительно. Чаще всего выражался взгляд, по  которому общее  значение  религиозно-философского  движения  заключалось   в   отходе интеллигенции  от  материалистического  и  позитивистского  мировоззрения  и возвращения ее в церковь. Такое суждение справедливо, но, вместе с тем, и существенно неполно. Оно выражает  не  столько  внутренний смысл  традиции, сколько ее прикладной, социальный аспект, если бы значение   русской философии, действительно, ограничивалось лишь этим, пришлось бы ее отнести в разряд средств социальной терапии, отвращающих нигилистическую интеллигенцию от других наклонностей и занятий. Выяснить же значение и смысл традиции на более глубоком уровне, затрагивающим ее истинное существо возможно лишь на основе определенной философской  позиции  или  модели, описывающей соответствующие духовные феномены. Будет естественным, если такую модель мы попытаемся отнести к той самой традиции, путь которой

желаем осветить. Как нетрудно увидеть, общие принципы и  установки  традиции имплицируют вполне определенное понимание ее особенной  природы, и шире – природы философского процесса в России. Это понимание можно  резюмировать  в виде ряда основных положений.

  1.Философский   процесс в России, становление  и жизнь самобытного российского философствования, не есть отдельный  и  автономный  процесс, но один  из  аспектов  (моментов,  «качествований»,  если   употребить   термин Л. П. Карсавина) процесс исторического существования  российской  культуры, в котором последняя выступает как единый субъект,  наделенный  способностью  к изменению и само отнесению.

  2.Существо исторического процесса  включает в себя раскрытие, развертывание,  актуализацию  некоторого исходного содержания, и сточных начал исторического существования  культурного  субъекта. В каждом из аспектов раскрытие истомных начал совершается своим специфическим  образом. В частности, философский аспект процесса (если таковой  присутствует)  имеет своим   содержанием философское освоение (осмысление, претворение, препарирование) его истоков, выступающих здесь как опытный материал, как феноменальная основа и почва философствования.

  3. В случае субъекта российской  культуры  духовным  истоком цельного процесса является Православие, во всей своей совокупности своих сторон: как вера и как Церковь, как учение и как  институт, как  жизненный  и  духовный уклад.

  4. В итоге, существо отмеченного содержание философского процесса  в России с необходимостью включает в себя освоение, проработку  Православия средствами и в формах философского разума. Российская  философская  традиция не может не исходить из опытной почвы Православия.

   Мы  не  станем  входить  в  анализ  темы.  Она   эскизна,   ее   можно усовершенствовать, дополнять; но наша главная цель не построение схемы, а ее приложение. И при всех недостатках, это – работающая схема. Она  дает единичную картину философского процесса и вносит структуру в его течение. Она рисует этот процесс включающим в себя две основных стороны:  «Философию» как форму выражения, как язык, как необходимую ступень уяснения и осознания, и «Православие»  как  содержание,  как  материал,  ищущий  себя, осознать себя и уяснить себе. Сам же процесс как таковой – не что иное,  как «история отношения» этих фундаментальных факторов, как плод их встречи, их взаимодействие между собой. Существо его состоит тогда в том,  что  мысль  о православие,  делается  мыслью  философии.  При  таком   взгляде   возникают естественные характеристики, «параметры», посредством которых можно  членить

процесс на  фазы  или  этапы  и  можно  сравнивать,  различать  между  собой всевозможные элементы процесса. Именно, эти фазы и элементы  различаются по степени охвата, степени присутствия каждого из двух определяющих факторов, то есть по «мере православности» (показывающей, сколь полно мысль мыслит православие, вбирает в себя его опыт и материал) и «мере философичности» (показывающей,  сколь совершенная  мысль претворила свой материал  в философию, организовала в себя философское знание). Любые членения процесса условны, и выбор их зависит от цели и угла зрения. На базе нашей схемы также возможны различные членения, и мы  выберем простейшее, выделяющее в  философском  процессе  всего  три  крупных  этапа. Прежде всего, выделяется начальный, предфилософский этап,  когда российское

духовное только стояло на пороге создания  собственной философии.  На  этом этапе сама возможность аутентичной русской  философии,  идущей  неким  своим особым путем, служила еще  предметом  дискуссии,  а  элементы  оригинального философского содержания, рождавшимися  в  русской  мысли,  выражались  не  в форме профессиональной философии, но по  преимуществу  в  форме  богословия, затем  наступает  этап   более   зрелый.   Здесь   русская   философия   уже сформировалась   в   профессиональном   отношении:   в    ней    выдвигаются

самостоятельные концепции  и решения кардинальных проблем,  строятся  цельные философские системы. В центре последних стоят, как  правило  фундаментальные проблемы религиозной мысли, темы о Боге как абсолютном, о связи Бога и  мира – так что на лицо и тесна  я  связь  философии  с  религиозным  содержанием. Однако специфической чертой данного этапа является то, что эта  связь  носит нестрогий, произвольный характер. В своем отношении к религиозному содержанию философия не следует какой-то продуманной методологии – она использует его. Все философское  построение этого этапа опирается на то или  иное  религиозное  содержание;  однако  оно заведомо не совпадает со  всей  цельностью,  всем  «корпусом»  православного опыта – а что именно из этого корпуса философия делает своим  достоянием  и

что оставляет без  внимания – решается субъективно по вкусу философа. Однако в религии ему одно близко, другое  чуждо, одно вдохновляет, другое отталкивает… И  характерным образом среди этих близких и вдохновляющих элементов почти никогда не присутствует специфические   особенности православия – подробности по  догматике,  конкретные  типологические  черты…

Они наиболее далеки от привычного религиозного материала европейской философии. Итак, на одном этапе русская мысль  преимущественно  осваивает  в сфере религиозного опыта не собственно православие, а более общие горизонты – от чего мы и дадим этому этапу название  «этап  общей  религиозной философии».  Именно  он  составляет  основу   содержания  нашей  религиозно-философской традиции; к  нему  принадлежит  львиная  доля  всех  построений, начиная с философии В.Соловьева,  являющей  собой  и  самый  яркий  и  самый значительный образец того, что  мы  называем  обще  религиозной  философией. Однако философия такого рода все же не останется последним  словом  традиции и целиком не исчерпывает ее.

   Ближе  всматриваясь  в   наследие   русского   религиозно-философского возрождения, мы замечаем, что на его поздних опытах уже зарождался,  начинал

складываться  следующий  этап  развития,   сперва   еще   мало отличимый   от предыдущего и однако обладающий уже иными характеристиками, иным  отношением между «философией» и  «православием».  Связь  философской  мысли  с  опытной религиозной основой принимает более  строгий,  отрефлектированный  характер. От  построений,  заимствующих  лишь  отдельные  часто  разложенные  элементы религиозного содержания, она приходит постепенно к  тому,  чтобы  вобрать  в орбиту философского разума феномен Православия  в  его  цельности.  Конечно, речь не идет об утопической  (и антифилософской) цели  без  остатка погрузить философию  в  море  деталей  церковного  бытия.  Существенны   две черты: философия задумывается именно о цельном феномене Православия, и она осуществляет свое продумывание  этого феномена на базе строгого и адекватного метода. И эти черты  обозначились,  хотя  и  не  успели  достичь зрелого развития к тому времени, когда российская мысль силой обстоятельств

оставила пределы  российской, а затем и земной действительности.

РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ  И ПРИЧИНЫ ДУХОВНОГО

КРИЗИСА В РОССИИ

В истории русской  мысли, сыздавна обозначались и борются  два  течения. Первые – это те, кто остались духовно с народом в его православной церкви  и во всяком случае не отделялись от него в его верованиях в живого Бога.  Это: Жуковский,  Алексей  Толстой,  Пушкин,  Тютчев,   Соловьев,   Достоевский, Пирогов, Лев Толстой. Второе противоречивое  идейное  течение,  считающее  в своих рядах большинство прогрессивных публицистов и  общественных  деятелей,

усвоило себе рационалистически-атеистическое  мировоззрение, господскую  веру русской интеллигенции. Это неверие есть действительно вера  в  научность,  в рационализм, в неверие. Наше  русское  неверие  обычно  остается  на  уровне слепой наивной веры. Особенность русского духовного развития, имеющую свои исторические и бытовые причины, с обычной  своей  проницательностью  указал Достоевский, сделавший русский и мировой атеизм как бы своей специальностью «атеистом все ж легко сделаться русскому человеку, легче чем всем остальным во всем мире». И наши не просто становятся атеистами, а непременно уверуют в атеизм, как бы в новую веру, никак  не замечая, что уверовали в нуль. Происходит это не все ведь от одних скверных, тщеславных чувств, а из боли духовной, их жажды духовной, из тоски по высшему делу, по крепкому берегу.

    Россия отражает идеи и  настроение,  религиозной  веры  решительнее  и прямолинейнее, чем даже Запад, отражает на себе  и  ту  мировую  духовность, духовную драму богоборчества и  богоотступления,   составляющую  нерв  новой истории, перед чем бледнеют и отступают на  передний  план  все великие и политические и социальные интересы. Почему это драма? Духовная борьба определяется  усилиями  человечества «устроиться без Бога навсегда и окончательно»  или  по  словам  Достоевского «умертвить Бога». В мысля, в чувствах, в  интимной  жизни  во внешнем его устроении в науке, в философии идет эта борьба. Хороня   Бога в своем сознании, они вынуждаются хоронить и божественное в своей душе, а божественное есть действительная, реальная природа человеческой  души.  Жить во времени для вечности, переживать в относительном абсолютное и  стремиться дальше всякой данности, дальше всякого данного содержания  сознания, этому признан человек, и это стремление есть живое богооткровение в нас.  Человек сознает  в  себе  силу  и  волю  вмещать  абсолютное  содержание, расти и расширяться,  становясь  живым  образом  абсолютного,  образом и   подобием Божьим. Эта  жажда высшего содержания жизни рождала  и  рождает  религиозную

веру. Упразднив  религию  Бога,  человечество  старается   изобрести   новую религию, при чем ищет божеств для нее в себе и кругом себя,  внутри  и  вне; пробуются  поочередно:  религия  разума,  религия   человечества   Канта   и Фейербаха, религия социализма, религия чистой  человечности,  религия  сверх человечного и т.д. В душе человечества, теряющего  Бога,  должна  непременно образоваться страшная пустота, ибо она может принять ту или иную  доктрину,

но не может заглушить  в себе голоса вечности, жажду  абсолютного  содержания жизни.

Одно из двух: или  человек действительно есть  такое  ничтожество,  ком грязи,  каким  его  изображает  материалистическая   философия.   Но   тогда непонятны эти притязания на разум, науку; или же человек  есть  богоподобное существо, сны вечности, носитель божественного духа и возможность всякого  в том числе и научного, познания объясниться именно  этой  природой  человека. Другими  словами,  это  значит,  что  достоинство  науки  и  ее   права   не

ограничиваются, а  только утверждаются  религиозным  учением  о  человеке,  а вместе с устранением последнего подрывается и  первое.  Наука  опирается  на религию. Предположение, что наука действительно  разрешает  все  вопросы  может быть основано практически только на суммарной вере в силу  науки  вообще,  в научный метод, научный разум. Следовательно, говорить и думать  о  постройке целостного научного мировоззрения, из которого вовсе  была  исключена  вера, невозможно.  Итак,  наука  не  в  состоянии  ни  заменить,   ни   упразднить

религиозной веры, ни даже не может сама защитить свое  существование  против набегов бесшабашного скептизма,  без молчаливого или открытого признания религиозных предпосылок, именно веры в объективный разум. Но если даже наука остается беззащитной  против  скептицизма,  то  тем беззащитнее  оказываются  современные  суррогаты  религии,  в  которых  роль божества  отводится  человечеству,  и  основной  догмат  которых  состоит  в

учении, в прогрессе. Религиозный кризис личности и мировоззрения нигде  не  переживается  с

такой трагической  мучительностью и роковой силою, как  у  нас,  хотя,  может быть, он и слабо еще сознается. Это объясняется, отчасти  общими  свойствами русской души и той особенной жгучестью, с которой она относится к вопросам религиозного сознания, затем   специфическими   чертами   интеллигентской психологии с ее слабостью традиций и исторических связей, ее  теоретичностью и  доктринамизмом.  Если  духовная  анемия  имела скрытый или хронический характер в обычное время, то они обострятся в эпохи исключительные. Историческое  будущее России ее процветание или разложение,  рост  или гниение – в руках и на ответственности интеллигенции.  Отсутствие  духовного здоровья отражается во всех проявлениях жизни, во всем  ее  тоне.  Вообще  в новое время умоляется  историческое  значение  нравственной  личности  и  ее здоровья. В самоопределение  личности  необходимо  вводить  и  то,  что  она думает о себе, во что верует, все ее  вероучения.  Нельзя  даже  представить себе, как изменилась вся жизнь, на сколько иначе сложились бы  и протекли минувшие события, как осветилось бы и темное  настоящее,  если  бы  мы  сами стали  другие.   В   этом   смысле   философско-религиозное   чело   русской интеллигенции, объединяющее большинство ее молодых и  старых  представителей