Особенности философии Ницше

Особенности философии Ницше

 Ницше справедливо  считал себя последователем Шопенгауэра,  но он выше Шопенгауэра во  многих отношениях, особенно потому, что его учение последовательно  и непротиворечиво. Шопенгауэровская восточная этика самоотречения не гармонировала с его метафизикой всемогущества воли. У Ницше же воля первична не только в плане метафизическом, но и в этическом. Ницше, хотя он и был профессором, - философ скорей литературного склада, чем академического. Он не изобрел никаких новых специальных теорий в онтологии и эпистемологии; наибольшее значение имеет, прежде всего, его этика, а так же его острая историческая критика. Я почти полностью ограничусь рассмотрением этики и критики религии, так как именно эти аспекты его трудов сделали его влиятельным.

 Жизнь Ницше  была проста. Отец его был протестантским  пастором, и Ницше получил очень  религиозное воспитание. Он учился  в университете на классическом  и филологическом отделениях  настолько блестяще, что в 1869 году, еще до получения степени, ему  предложили быть профессором  филологии в Базеле; это место  он принял. Он никогда не обладал  хорошим здоровьем и после  периодических отпусков по болезни  был вынужден в 1879 году уйти  в отставку. После этого Ницше  жил в Швейцарии и Италии.

 В 1888 году  он сошел с ума и в таком  состоянии пребывал до самой  смерти. Ницше страстно любил  Вагнера, но поссорился с ним  после написания оперы "Парсифаль", которая показалась Ницше слишком христианской и слишком полной самоотречения. После ссоры он жестоко ругал Вагнера, и даже дошел до того, что обвинил Вагнера в том, что он еврей. Однако общее мировоззрение Ницше оказалось очень схожим с мировоззрением Вагнера, которое отразилось в его музыкальном цикле "Кольцо Нибелунгов".

 Сверхчеловек  Ницше во всем сильно напоминает  Зигфрида, за исключением того, что  он знает греческий язык. Это  может показаться странным, но  это не моя вина.

 Осознанно  Ницше не было романтиком; действительно,  он часто резко критикует романтиков. Осознанно его мировоззрение  было эллинским, но без орфической  компоненты. Его восхищают досократики,  за исключением Пифагора. Он питает  склонность к Гераклиту. Великодушный  человек Аристотеля очень похож  на "благородного человека" Ницше,  но в основном Ницше утверждает, что греческие философы, начиная  с Сократа были ниже своих предшественников. Ницше не может простить Сократу его плебейского происхождения и обвиняет его в разложении знатной афинской молодежи с помощью демократических моральных принципов. Особенно он осуждает Платона за склонность к назиданиям. Однако ясно, что ему не очень хочется осуждать Платона, и, чтобы обвинить его, Ницше предполагает, что Платон, вероятно был неискренним и проповедовал добродетель только как средство удержания низших классов в повиновении. Он назвал его однажды "великим Калиостро". Ницше нравятся Демокрит и Эпикур, но его приверженность к последнему является нелогичной, если только ее не интерпретировать как в действительности восхищение Лукрецием.

 Как и следует  ожидать, Ницше был низкого  мнения о Канте, которого называл  "моральным фанатиком a la Pycco".

 Несмотря  на то, что Ницше критикует  романтиков, его мировоззрение многим  обязано им: это аристократический  анархизм байроновского типа, и  никто не удивится, узнав, что  Ницше восхищался Байроном. Ницше  пытался соединить два рода  ценностей, которые нелегко гармонируют  между собой: с одной стороны,  ему нравятся безжалостность, война,  аристократическая гордость; с другой  стороны он любит философию,  литературу, искусство, особенно  музыку. Исторически эти ценности  сосуществовали в эпоху Возрождения;  папа Юлий II, завоевавший Болонью  и использовавший талант Микеланджело, может служить примером человека, которого Ницше желал бы видеть  во главе правительства. Естественно  сравнивать Ницше с Макиавелли, несмотря на важные различия  между этими двумя людьми. Различия  эти состоят в том, что Макиавелли  был человеком действия, его мнения  формировались в тесном контакте  с делами общества и шли  в ногу с веком; он не был  ни педантичным, ни систематичным,  и его философия политики не  образует непротиворечивого целого. Ницше, напротив, был профессором,  в сущности, книжником, философом,  находящимся в сознательной оппозиции  к политическим и этическим  течениям своего времени. Однако  сходство их глубже. Философия  политики Ницше аналогична философии  политики, изложенной в книге  "Князь" (но не в "Размышлениях") , хотя она разработана и применена более широко. У обоих - и у Ницше, и у Макиавелли - этика нацелена на власть и носит умышленно антихристианский характер, причем, антихристианский характер у Ницше выступает более выпукло. Наполеон был для Ницше тем же, чем Чезаре Борджа для Макиавелли: великим человеком, побежденным мелкими противниками.

 Критика религии  и философии у Ницше полностью  находится под властью этических  мотивов. Он восхищается некоторыми  качествами, которые, как он верил  (может быть и правильно) , возможны только у аристократического меньшинства; большинство, по его мнению, должно быть - 3 средством для возвышения меньшинства, большинство нельзя рассматривать как имеющее какие-то независимые притязания на счастье и благополучие.

 Обычно Ницше  называет простых людей "недоделанными  и неполноценными" (bungled and botched) и не возражает против того, чтобы они страдали, если это необходимо для создания великого человека. Так, вся важность периода 1789-1815 годов суммирована в Наполеоне. Наполеона сделала возможным именно революция вот в чем ее оправдание. Нам следует желать анархического крушения всей нашей цивилизации, если его результатом было бы такое вознаграждение. Наполеон сделал возможным национализм, - вот такое извинение последнего. Почти все возвышенные надежды XIX века, пишет Ницше, обязаны своим возникновением Наполеону.

 Ницше очень  любит говорить парадоксами, желая  шокировать рядового читателя. Он  делает это, употребляя слова  "добро" и "зло" в  обычных им значениях, а потом  заявляет, что предпочитает зло  добру. В своей книге "По  ту сторону добра и зла"  он на самом деле стремится  изменить понятия читателей о  добре и зле, но при этом  стремится, за исключением отдельных  моментов, представить дело так,  будто он восхваляет зло и  порицает добро. Например, он говорит,  что ошибочно считать своим долгом добиваться победы добра и исчезновения зла, это чисто английский взгляд, он типичен для "этого болвана Джона Стюарта Милля" человека, к которому Ницше питал особенно злобное отвращение. Он писал о нем: "Я ненавижу вульгарность этого человека, когда он говорит: "Что правильно для одного человека, то правильно и для другого". - "Не делай другому того, чего не хочешь, чтобы сделали тебе". Основываясь на этих принципах, охотно установили бы все человеческие отношения на взаимных услугах, так что каждое действие являлось бы платой наличными за что-то, сделанное для нас. Эта гипотеза низка до последней степени. Здесь принимается не требующим доказательства, что имеется некоторый род равенства ценностей моих и твоих действий.

 Этика Ницше  является этикой самооправдания ни в каком обычном смысле этого слова. Он верит в спартанскую дисциплину и способность терпеть, так же как и причинять боль ради важной цели. Он ставит силу воли выше всего. "Я оцениваю силу воли, говорит он, по количеству сопротивления, которое она может оказать, по количеству боли и пыток, которые она может вынести, и знаю, как обратить ее к ее собственной выгоде. Я не указываю на зло и боль существования пальцем укора, но, напротив, я питаю надежду, что жизнь может однажды стать еще более злой и еще более полной страданий, чем когда-либо. " Имеются всяческие практические аргументы, показывающие, что попытка достичь цели, которую ставил Ницше, на самом деле приведет к чему-то совсем другому. Потомственные аристократы дискредитированы.

 Единственной  практически возможной формой  аристократии является организация  типа фашистской или нацистской  партии. Подобная организация вызывает  оппозицию и, вероятно, будет побеждена  в войне; но если она и  будет побеждена, то она должна  вскоре стать не чем иным, как  полицейским государством, где правители живут в постоянном страхе быть убитым, а герои заключены в концентрационные лагери. В таком обществе доверие и честность подорваны доносами и предполагаемая аристократия сверхчеловеков вырождается в клику дрожащих трусов.

 Это, однако, доводы нашего времени, они  не были бы верны в прошлые  времена, когда аристократия не  вызывала сомнений. Правительство  Египта управляло по принципам  Ницше несколько тысячелетий.  Правительства почти всех больших государств были аристократическими до американской и французской революций. Мы должны поэтому спросить себя: имеются ли достаточные причины предпочитать демократию форме правления, имеющей столь долгую и преуспевающую историю, или вернее, так как мы занимаемся философией, а не политикой, имеются ли объективные основания отвергнуть этику, с помощью которой Ницше поддерживает аристократию.

 Этическим  вопросом, в противоположность политическому  является вопрос о сочувствии. Сочувствие выражается в том,  что становишься несчастным из-за  страданий других, и это до  некоторой степени естественно  для человеческого существа. Маленькие  дети огорчаются, когда слышат, как  плачут другие дети. Но развитие  этого чувства у разных людей  идет по-разному. Некоторые находят  удовольствие в том, что причиняют  страдание, другие, например Будда,  чувствуют, что они не могут  быть полностью счастливы до  тех пор, пока какое-нибудь  животное существо страдает. Большинство  людей эмоционально делит человечество  на друзей и врагов, сочувствуя  первым, но не вторым. Такие этики,  как христианская и буддистская,  содержат в своей эмоциональной  основе универсальное сочувствие, а этика Ницше полное отсутствие сочувствия " В целом сострадание парализует закон развития - закон селекции. Оно поддерживает жизнь в том, что созрело для гибели". Проповеди Ницше часто направлены против сострадания, и чувствуется, что в этом отношении ему было нетрудно следовать своим заповедям.

 Вопрос таков:  если устроить диспут между  Буддой и Ницше, смог бы кто-нибудь  из них привести такой довод,  который пришелся бы по вкусу  беспристрастному слушателю? Здесь  не имеются ввиду политические аргументы. Можно вообразить, что они оба предстали перед Всемогущим, подобно сатане в первой главе книги Иова, и дают ему советы, какого рода мир должен он создать. Что мог бы сказать каждый из них?

 Будда начал бы спор, говоря о прокаженных, отверженных, бездомных и несчастных; о бедняках, у которых болят натруженные руки и которые едва поддерживают жизнь скудным питанием; о раненных в битвах, умирающих в медленной агонии; о сиротах, с которыми плохо обращаются жестокие опекуны и даже о наиболее удачливых, но преследуемых мыслями о крахе и смерти. Из всего этого бремени печали, сказал бы он, надо найти путь к спасению, а спасение может прийти только через любовь.

 Ницше, которому  лишь всемогущество Бога могло  бы помешать прервать Будду,  разразился бы, когда пришла его  очередь: "О, Господи! Человече, ты должен научиться быть более  толстокожим. Зачем хныкать из-за  того, что простой люд страдает, или даже потому, что великие  люди страдают? Простой люд страдает  обыденно, страдания великих людей  велики, а великие страдания не  нуждаются в сожалении, так  как они благородны. Твой идеал  чисто отрицательный - это отсутствие  страданий, которое может быть  полностью обеспечено лишь в  небытии. А у меня положительные  идеалы: я восхищаюсь Алкивиадом, императором Фридрихом II и Наполеоном. Ради таких людей любое страдание  оправдано. Я взываю к тебе, Боже, как к величайшему из  творцов-художников, не позволяй, чтобы Твои артистические порывы обуздывала дегенеративная обуянная страхом болтовня этого несчастного психопата".

 Будда, который  на небесах успел изучить историю  всего, что произошло после  его смерти, и овладел наукой, восхищаясь знанием и печалясь  по поводу его применения людьми, отвечает со спокойной вежливостью: " Вы ошибаетесь, профессор Ницше,  думая, что мой идеал чисто  отрицателен. Действительно, Он  включает негативный элемент  - отсутствие страдания, но в добавок он имеет столько же позитивного, сколько можно найти в вашем учении. Хотя я и не особенно восхищаюсь Алкивиадом и Наполеоном, у меня тоже есть свои герои: мой последователь Иисус, потому что он учил людей любить своих врагов; люди, открывшие, как управлять силами природы и затрачивать меньше труда на добывание пиши; врачи, нашедшие средства против болезней; поэты, артисты и музыканты, которые несут на себе печать божественного блаженства. Любовь, знание и наслаждение красотой - это не отрицание; этого достаточно, чтобы на - 6 полнить жизнь самых великих из когда-либо живших людей".

"Все равно, - ответил бы Ницше, - ваш мир  был бы пресным. Вам надо  бы изучать Гераклита, чьи труды  полностью продолжают существовать  в небесной библиотеке. Ваша любовь - это жалость, называемая состраданием; Ваша истина, если вы честны, - неприятна, ее можно познать только через страдание; а что касается красоты, то, что более прекрасно, чем тигр, великолепие которого - в его свирепости? Нет, я боюсь, что если Господь предпочитает Ваш мир, то мы все умрем от скуки".

"Может быть, вы и умрете, - отвечает Будда, - потому что вы любите страдания,  а ваша любовь к жизни - притворство.  Но те, кто действительно любит  жизнь, были бы счастливы так,  как никто не может быть  счастлив в теперешнем мире".