Н.А.Бердяев «Русская идея»

      Революции в  христианской  истории всегда были судом над историческим  христианством,  над  христианами, над их изменой христианским заветам, над их искажением христианства. Именно для христиан революция имеет  смысл и  им более всего нужно  его постигнуть, она есть вызов и напоминание  христианам о неосуществленной ими правде. Принятие истории есть принятие  и революции, принятие ее смысла, как катастрофической прерывности в судьбах греховного  мира. Отвержение  всякого  смысла  революции неизбежно  должно  повести  за  собой  и  отвержение истории.  Но революция ужасна и  насильственна.  Таково  проклятие  греховного  мира. И на русской революции, быть может больше, чем на всякой другой, лежит отсвет Апокалипсиса. Смешны и жалки суждения о ней с точки  зрения нормативной религии и морали, нормативного понимания права и хозяйства.  Озлобленность деятелей революции не может не отталкивать,  но  судить о ней нельзя исключительно с точки зрения индивидуальной морали.

      Бесспорно, в  русской  революции  есть  родовая  черта  всякой революции. Но есть также единичная, однажды  совершившаяся, оригинальная  революция,  она  порождена  своеобразием русского исторического  процесса  и единственностью русской интеллигенции. Нигде больше такой революции не будет. Для народного сознания большевизм был русской народной революцией, разливом буйной, народной стихии, коммунизм же пришел от инородцев, он западный, не русский и он наложил на революционную народную  стихию гнет деспотической организации. 

      Народные  массы были дисциплинированы и организованы в стихии русской революции через коммунистическую идею, через коммунистическую символику. В этом бесспорная заслуга коммунизма перед  русским  государством. России грозила полная анархия, анархический распад, он был остановлен коммунистической диктатурой,  которая  нашла  лозунги,  которым  народ согласился подчиниться. Бердяев так описывал то время: “Для старой народнической интеллигенции революции была религией, отношение к революции было тоталитарным, вся умственная и культурная жизнь была подчинена освобождению народа, свержению самодержавной монархии”⁵. Церковь потеряла руководящую роль в народной жизни. Подчиненное положение церкви в отношении к   монархическому государству, утеря соборного духа, низкий культурный уровень духовенства - все это имело роковое значение. Не было организующей,  духовной силы. Христианство в России переживало глубокий кризис. В  коммунизме есть здоровое, верное и вполне согласное с христианством понимание жизни каждого человека, как служения сверх личной цели, как служения не себе, а великому целому. Но эта верная идея искажается отрицанием самостоятельной ценности и достоинства каждой человеческой личности, ее духовной свободы. В коммунизме есть также верная идея, что человек призван в соединении с другими людьми  регулировать и организовывать социальную и космическую жизнь. Но в русском коммунизме эта идея, нашедшая  себе  самое  радикальное  выражение у христианского мыслителя Н. Федорова, приняла почти маниакальные  формы  и превращает человека в орудие и средство революции.

      Движение  к  социализму - к социализму понимаемому  в широком смысле - есть мировое  явление. Этот мировой перелом к  новому обществу, образ которого еще  не ясен, совершается через переходные стадии. Такой переходной  стадией  является то, что называют связанным, регулированным,   государственным капитализмом. Это тяжелый процесс, сопровождающийся абсолютизацией государства. В советской России этой стадии, которая еще не есть социализм, очень благоприятствуют старые традиции абсолютного государства. В том, что происходит в советской России, есть много элементарного, элементарного цивилизирования рабоче-крестьянских масс, выходящих из состояния безграмотности. Но процесс цивилизирования совершается через замену для масс символики религиозно-христианской, символикой марксистско-коммунистической. Ненормальным, болезненным является то, что приобщение масс к цивилизации происходит при совершенном разгроме старой русской интеллигенции. Революция, о которой интеллигенция всегда мечтала, оказалась для нее концом, автор подтверждает это словами: “Русская идея - эсхатологическая, обращенная к концу”⁶. Это определилось древним расколом русской истории, вековым расколом интеллигенции и народа, а также бессовестной демагогией, через которую победили русские коммунисты. Но это привело к тому, что оказался страшный недостаток   интеллигентских  сил.  Русский коммунизм, если взглянуть  на  него  глубже,  в  свете  русской исторической  судьбы, есть деформация русской  идеи, русского искания царства правды, русской идеи, принявшей в атмосфере войны и разложения уродливые формы.   

Россия - клубок противоречий 

      Российская  империя заключает в себе очень  сложный национальный состав, она  объединяет множество народностей.  Но она не может быть рассматриваема, как смесь народностей - она русская по своей основе и задаче в мире.  В основу русской идеи легло создание русского человека,  как всечеловека. И  если  русский  империализм  не  будет  выражением этого русского народного духа, то он начнет разлагаться и приведет к распадению России.

      Главная беда России - в слабости русской  воли, в недостатке общественного  самовоспитания  и  самодисциплины. Русскому обществу недостает характера, способности определяться изнутри. Русского человека слишком легко заедает окружающее общество, и он слишком подвержен эмоциональным реакциям на все внешнее.

      Наша  православная идеология самодержавия такое же явление без государственного духа, отказ народа и общества создавать  государственную жизнь. Русская  душа хочет священной общественности, богоизбранной власти.  Природа русского  народа сознается, как отрекающаяся  от земных дел и земных благ. Русский народ не хочет быть мужественным строителем,  его природа определяется как женственная, пассивная и покорная в делах государственных, он всегда ждет мужа, властелина. Россия - земля покорная, женственная. Пассивная женственность в отношении к государственной власти так  характерна для  русского  народа и для русской истории.  Это вполне подтверждается и русской революцией,  в которой народ остается духовно пассивным и покорным новой революционной тирании, но в состоянии злобной одержимости. Русский народ всегда любил жить в тепле коллектива,  в какой-то растворенности в стихии земли, в лоне матери. Личность была придавлена огромными размерами государства, предъявлявшего непосильные требования и терпела страдания. “Страдание не только глубоко присущие человеку, но оно и есть единственная причина возникновения сознания. Страдание искупает зло”⁷, - писал Николай Александрович, анализируя творчество своего, как он считал, предшественника Ф.М. Достоевского.

      Эта тайна связана с особенным  соотношением женственного и мужественного  начала в русском народном характере. Та же антиномичность проходит через  все русское бытие.  Россия - самая  не шовинистическая страна  в мире. Русские почти стыдятся того, что они русские,  им чужда национальная гордость, а порой и национальное достоинство. Русскому народу совсем не свойственен агрессивный национализм, наклонности насильственной русификации. Русский не выдвигается,  не выставляется, не презирает других. В русской стихии поистине есть какое-то национальное бескорыстие, жертвенность.

      Таков один тезис о России,  который  с правом  можно  было высказать. Но есть и антитезис, который не менее обоснован. Россия - самая националистическая страна в мире, страна невиданных эксцессов  национализма, угнетения подвластных национальностей русификацией, страна, в которой все национализировано вплоть до вселенской церкви Христовой, страна, почитающая себя единственной призванной  и отвергающая всю Европу, как гниль и исчадие дьявола, обреченное на гибель. Обратной стороной русского смирения является необычайное русское самомнение. Самый смиренный и есть самый великий, самый могущественный, единственный призванный. Русское и есть праведное,  доброе, истинное, божественное. Церковный национализм - характерное русское явление. Им насквозь пропитано наше старообрядчество.  Но тот же национализм царит и в господствующей церкви. Тот же национализм проникает и в славянофильскую идеологию,  которая  всегда  подменяла вселенское русским.

      Как понять эту загадочную  противоречивость  России,  эту одинаковую верность взаимоисключающих о ней тезисов?  И здесь, как и везде,  в вопросе  о свободе и рабстве души России,  о ее странности и ее неподвижности,  мы сталкиваемся с тайной соотношения мужественного и женственного. Корень этих глубоких противоречий - в несоединенности мужественного и женственного в русском духе и русском характере. Безграничная свобода оборачивается безграничным  рабством,  вечное странничество - вечным застоем, потому что мужественная свобода не овладевает женственной национальной стихией в России изнутри. Отсюда вечная зависимость от иногороднего. Это значит, что Россия всегда чувствует мужественное начало себе пассивным, бездействующим, а не активным, привходящим извне.

      Славянофилы хотели оставить русскому народу свободу религиозной совести,  свободу думы, свободу духа, а всю остальную жизнь отдать во власть силы, неограниченно управляющей русским народом. Тут мы с новой стороны подходим  к основным противоречиям России.  Это все та же разобщенность мужественного и  женственного  начала  в  недрах русской стихии  и русского духа. Русский дух,  устремленный к абсолютному во всем, не овладевает мужественной сферой относительного и серединного, он отдается во власть внешних сил.

      Недостаток  мужественного  характера  и  того  закала личности, который  на  Западе   вырабатывался рыцарством, - самый опасный недостаток русских, и русского народа и русской интеллигенции. Сама любовь русского человека к родной земле  принимала форму, препятствующую развитию мужественного личного духа. Во имя этой любви, во имя припадания к лону матери отвергалось в России рыцарское начало. Русский дух был окутан плотным покровом национальной матери, он тонул в теплой и влажной плоти. Русская душевность, столь хорошо всем известная, связана с этой теплотой, в ней много еще плоти и  недостатка духа.  Но плоть и кровь не наследуют вечности, и вечной может быть только Россия духа. Россия  духа  может быть раскрыта путем мужественной жертвы жизнью. Возрождение России к новой жизни может быть связано лишь с мужественными, активными и творящими путями духа, с раскрытием Христа внутри человека и народа, а не с натуралистической родовой стихией, вечно влекущей и порабощающей. Это - победа огня духа над влагой  и  теплом  душевной плоти.

      Русская нелюбовь к идеям и равнодушие к идеям нередко переходят в равнодушие к истине. Русский человек не очень  ищет истины, он ищет правды, которую мыслит то религиозно,  то морально, то социально, ищет спасения. Русский народ, быть может, самый духовный народ в мире. Но духовность его плавает в какой-то стихийной душевности, даже в телесности. А это значит, что дух не овладел душевным.  На этой почве рождается недоверие, равнодушие и враждебное отношение к мысли, к идеям. На этой же почве рождается и давно известная слабость русской воли,  русского характера.

      Николай Александрович писал: “Мне пришлось жить в эпоху катастрофическую и для моей родины, и для всего мира. На моих глазах рушились целые миры и возникали новые. Я мог наблюдать необычайную превратность человеческих судеб”. В последние годы жизни Россия представлялась ему освободительницей мира от гитлеровского фашизма. Сходство двух тоталитарных режимов забывалось. Жила вера, ни на чем не основанная, в близость больших перемен во внутренней политике большевистской партии. Тогда-то Бердяев написал книгу, одну из последних своих книг, - “Русская идея”, где выразил неожиданную для него славянофильскую веру в особое религиозно-историческое призвание России. “Русский народ принадлежит к религиозному типу”... “Этические идеи русского человека очень отличны от этических идей западных народов, и это более христианские идеи”. И русская идея более “общинна”, чем западная. Вот почему для “нового Иерусалима” “путь уготовляется в России”. Социальная революция в России есть этап на этом пути.

      Многие  друзья и ученики Бердяева были глубоко  и тяжело поражены этим последним  уклоном учителя. Особенно странно было, что Бердяев, который всю жизнь шел против течений, господствующих вокруг него, оказался вторящим толпе и властителям текущего дня. Впрочем, чем дальше развертывались события, тем более разочаровывался Бердяев в своих ожиданиях от Советского Союза. Уже он поднимал голос в защиту свободы слова, попираемой в России. Друзья передают, что под конец от его первоначального энтузиазма ничего не осталось...

Заключение 

      Русская идея никогда не оставалась статичной. Она постоянно уточнялась духовными воителями нации, развивалась ими, впитывая чаяния и упования простых людей.

      Коренной  пересмотр национальной идеи, ее кардинальное переосмысление, вообще говоря, невозможны в рамках данной нации. Замена национальной идеи невозможна потому, что для этого должен измениться состав нации, ее история. Смена общественно-политического строя не меняет глубинного смысла и содержания национальной идеи, ибо, как показывает история, подобного рода историческая трансформация в подавляющем большинстве стран происходит эволюционным путем, постепенно, в течение длительного исторического периода, на протяжении которого в нее вносятся необходимые поправки и дополнения. Изменение же общественно-политического порядка революционным или насильственным путем ведет, по необходимости, и к насилию над национальной идеей, ее грубейшему искажению и попранию.

      Причем, прежде чем произойдет идейно-духовная контаминация, определенные политические силы стремятся осуществить насилие  над многими представителями  нации, т.е. пытаются в исторически короткий срок “переосоздать” человека, сформировать “новую личность”, коей и навязать “новую”, искусственно сфабрикованную идеологию. С помощью последней и насилуют вековую идею нации. Как показала новейшая история России, подобного рода рискованные упражнения с народом и его идеей добром не кончаются: они отбрасывают нацию и его духовную жизнь далеко назад. И тогда вновь возникает вопрос о сущности национальной идеи и способах ее воплощения.

      В философском наследии Н. А. Бердяева были поставлены самые животрепещущие вопросы российской мысли и жизни. Именно поэтому творчество этого видного русского мыслителя, чьи сочинения замалчивались на его родине более семидесяти лет, вызывают такой живой и растущий интерес.