Князь Сергей Николаевич Трубецкой (1862-1905)

    «Естественной»  основой моральной жизни является, по Трубецкому, соборность нашего сознания, — а конечная этическая задача снова приближает его к Соловьеву (к его «Философским началам цельного знания»): потенциальная соборность сознания должна быть реализована во «всеобщем, соборном сознании». 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

НАУЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

    Научная деятельность Трубецкого чрезвычайно  многогранна. Он начинал с исследования финно-угорских языков, затем перешел к исследованию кавказских. Работы Николая Сергеевича в этой области позволили В.А. Старостину назвать его основоположником сравнительно-исторического изучения северокавказских и особенно восточно-кавказских языков. Он впервые сделал попытку построить сравнительно-историческую грамматику целиком на основе соответствий между живыми языками, что привело к уточнению и новому обоснованию методов реконструкции истории языка. В 1915 Трубецкой выступил с критикой метода реконструкции истории славян, языков Шахматова и на основе этой критики создал собственную концепцию истории праславянского языка, изложенную в работе “Опыт истории праславянского языка”, утерянной им во время ростовских скитаний, и частично отраженную в статьях позднейшего периода. Ученый первым в истории славистики (в 1921) предложил (подтверждаемую ныне историко-этнографическими данными) схему периодизации праязыковой истории славянства, разделив ее на 4 этапа:

     1) распадение индоевропейского праязыка  и выделение праславянских говоров;

    2) полное единство праславянского  языка, вполне обособившегося  от других европейских диалектов; 

    3) начало диалектного расслоения  праславянского языка;

    4) завершение диалектного дробления,  когда группы диалектов становятся  более прочными и дифференцированными.

    Конец праславянского периода Трубецкой  связывал с падением редуцированных - последним процессом, пережитым  всеми диалектами общеславянского  континуума.

    Для данной концепции свойственно представление  о системности языка, проявляющейся  на различных уровнях (фонология, морфология, лексика), развивающее традиции Московской лингвистической школы и Ф. де Соссюра, и стремление объяснить языковые изменения, не прибегая к внеязыковым факторам. Его задачу можно охарактеризовать как построение динамической типологии языка, в которой совмещались бы синхронические и диахронические подходы. Представление о чередовании конвергенции и дивергенции языкового развития подводили его к вопросу о телеологии языкового развития.

    Наиболее  фундаментальной разработкой ученого в области лингвистики стала созданная им совместно с Якобсоном в рамках Пражского лингвистического кружка фонологическая концепция. Развивая идеи учения о фонеме Бодуэна де Куртене и Щербы, отказавшись, однако, от его психологического обоснования, а также идеи фонемологии Н.Ф. Яковлева, Трубецкой создал целостную фонологическую концепцию, одним из основных достижений которой стала оригинальная теория нейтрализации.

    Большое внимание Николай Сергеевич уделял проблемам лингвистической географии. В статье “Вавилонская башня и смешение языков” (1923) им выдвинуто понятие “языкового союза” (противоположное понятию “языковой семьи”), характеризующее ареально-общие изменения, распространяющиеся как на генетически-связанные, так и на генетически не связанные языки. Т.о. возникает картина “радужной языковой сети”, в которой сочетаются многообразие и непрерывность.

    В своих литературоведческих работах  Трубецкой высказывал критику в  адрес психоаналитических и социологических  подходов, предметом исследования для которых выступают внелитературные факторы. Высоко оценивая формальный метод, он критиковал его за недостаточную проработанность методологических оснований и недооценку эстетического фактора, считая, что через изучение приемов нужно двигаться к изучению “духа произведения”. В исследованиях по древнерусской литературе Трубецкой утверждал ее самоценность и стремился представить литературный процесс в контексте “эстетических мерил” человека Древней Руси.

    Существенная  часть наследия ученого составляют работы, посвященные обоснованию евразийства. Прежде всего это вышедшая в 1920 книга “Европа и человечество”, ставшая отправной точкой евразийского движения. Разоблачая в ней романо-германского культурный шовинизм (зачастую скрывающийся под маской космополитизма с его идеалом “общечеловеческой цивилизации”), трактуя его как проявление эгоцентрической психологии европейцев, Трубецкой выдвигает идею равноценности всех культур. Эгоцентризму и связанным с ним представлениям о “прогрессе” и “эволюционной лестнице” (в конечном итоге оправдывающим империалистическую экспансию европейцев), Трубецкой противопоставляет безоценочный подход, позволяющий увидеть самоценность иной культуры. Показывая, что приобщение народа к иной культуре невозможно без антропологического смешения с ее субъектом и раскрывая вред европеизации, мешающей развитию национальной культуры, ученый призывает народы к самопознанию, к раскрытию собственной самобытности и освобождению от романо-германского ига, главную роль в котором должна сыграть интеллигенция этих народов. Идея самопознания стала стержнем сборнике “К проблеме русского самопознания” (1927). Обосновывая возможность народного самопознания, Трубецкой развивает концепцию народа как симфонической личности, разработанную им в диалоге с Карсавиным. Самопознание народа должно послужить выработке истинного национализма, который, в отличие от ложного, лишен эгоцентрических моментов и уважает культуры других наций (“Об истинном и ложном национализме”, 1921). Именно таким должен быть “общеевразийский национализм” русского народа. В статье “Общеславянский элемент в русской культуре” (1927), реконструируя эволюцию русского языка и, в частности, отличающее его от других языков прямое наследование церковнославянскому, Трубецкой раскрывает исключительно лингвистическую суть “славянства”, укорененного в православной церковности. В статьях “Верхи и низы русской культуры” (1921) и “О туранском элементе в русской культуре” (1925) он выявляет антропологическую и культурную близость русского народа к народам Азии. Концепция азиатских корней русской культуры, как и идея “внутренней Европы”, отрыва европеизированной верхушки от народной культуры, выраженные в этих статьях, были развиты впоследствии в опубликованной под псевдонимом И.Р. (Из России) книге “Наследие Чингисхана” (1925), повлиявшей на концепцию русского истории Г. В. Вернадского: Трубецкой доказывал, что московская государственность формировалась по образцу монгольской, но стала еще более мощной благодаря “бытовому исповедничеству” русской религиозности. Революция, с точки зрения ее идеологии, представляется ему продолжением двухсотлетней европеизации, начатой Петром I, но, по сути дела, она есть путь к новой России-Евразии - преемнице наследия великого Чингисхана.

    Евразийское движение, полагал Трубецкой, должно, преодолев собственное эмигрантство, осуществить разработку миросозерцания, которое станет основанием возникающей евразийской культуры. Грядущий “культурный синтез” должен быть православным. (Впоследствии Т. оценивал это утверждение как неубедительное.) Государственным строем новой России должна стать идеократия, где “общность миросозерцания” является первичным принципом отбора правящего слоя и где происходит естественное огосударствление всех сфер общественной жизни. В поздней статье “Об идее-правительнице идеократического государства” (1935) Николай Сергеевич развивая концепцию автаркии, пишет, что этой идеей должно быть “благо совокупности народов, населяющих данный автаркического мир”.

    При всей важности проблем, поставленных Трубецким  в его евразийских работах, ему не удалось преодолеть определенного эклектизма и тенденциозности, присущих движению в целом. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

    Вся его жизнь была борьбой. Это не была борьба политика, не была борьба человека улицы или газетного деятеля, - это была борьба свободной мыслящей человеческой личности, не подчинившейся давящим ее рамкам обыденности. Своим существованием и непреодолимым проявлением себя самой она будила кругом мысль, возбуждала новую жизнь, разгоняла сгущавшиеся сумерки. Та борьба, в которой прошла жизнь Сергея Николаевича, была борьбой ученого и мыслителя - она была проявлением вековой борьбы за свободу мысли, научного искания человеческой личности. Она была борьбой потому, что смело и твердо Трубецкой проявил свою личность в чуждой ей обстановке общественной забитости, общественного отчаяния, узкой кружковщины.

    Свободный, гордый дух его бестрепетно шел своей собственной дорогой. И во всей его недолгой жизни ярко выступал этот элемент искренности и смелости личного самоопределения. Им оживлялось столь быстро прерванное в самом начале его философское творчество

    Трубецкой представлял редкий для русской философии тип: глубокий интеллектуальный мистический настрой соединялся у него со строго научным философском критицизмом.

    Однако  критический идеализм Трубецкого — это попытка ответить языком философского исследования на вопросы религиозного сознания. Это обстоятельство делает его продолжателем традиции B.C. Соловьева и в то же время существенно ограничивает влияние его философии на последующих русских мыслителей. Активная общественная деятельность не уводила Трубецкого от философии: по свидетельству В.И. Вернадского, в последние годы жизни интересы Трубецкого "сосредоточивались одновременно в двух областях — в философии и науке, с одной стороны, он углублялся в развитие своеобразной, очень глубокой, мистической стороны своего учения, вращаясь в области идей, связанных с учением о логосе и допущением эонов. С другой стороны, все его научные интересы были сосредоточены в области истории христианства, критики текста книг Завета, истории греч. философии...". 
 
 
 
 
 
 
 
 

    ЛИТЕРАТУРА

1. Чижевский Д.И. Князь Н.С. Трубецкой // Совр. записки. Париж. 1939. № 68;
2. Соболев А.В. Князь Н.С. Трубецкой и евразийство //Лит. учеба. 1991. № 6;
3. Урханова Р.А. Философско-истор. основания евразийской культурологии // Философия и культура в России (методол. проблемы). М., 1992:
4. Н.С. Трубецкой и совр. филология. М., 1993;