Элейская школа и учение Парменида

Ко всем этим положениям, крайне парадоксальным с точки зрения обычного чувственного восприятия и  наблюдения, Парменид присоединил еще  одну мысль, которая его современникам  должна была представляться чрезвычайно  новой и трудной для усвоения. А именно: Парменид пытается установить строгое различие и даже противоположность между истиной и мнением, между знанием совершенно достоверным и знанием, о котором можно сказать, что оно всего лишь не лишено вероятности, есть лишь правдоподобное предположение. Сама по себе эта мысль была весьма ценна. Может быть, именно в наше время больше, чем в какое-либо другое, мы можем уяснить все значение этой мысли. В XVII в., до появления в математике учения о вероятности, разработанного Паскалем, Гюйгенсом и Бернулли, философы-рационалисты относились еще вполне пренебрежительно к вероятностному знанию. Так поступал, например, Декарт, который принимал всерьез в науке только достоверное знание.

С тех пор логика и  теория познания давно уже выяснили огромное значение вероятностного знания для практики, для науки и для логического мышления. Ни современная наука, ни современная техника, ни современная логика, обобщающая операции доказательства и умозаключения, применяемые в математике, в технике и в физике, были бы совершенно невозможны без вероятностного знания и без умозаключений и рассуждении, приводящих в результате к такому знанию.

Таким образом, сама по себе мысль Парменида, указывающая на различие, существующее между знанием  достоверным и знанием всего  лишь вероятным, была мыслью ценной. Однако Парменид вводит это положение в контекст метафизики, а не диалектики. Он, безусловно, противопоставляет друг другу эти два вида знания. Он связывает достоверное знание с деятельностью ума, а знание вероятное с чувственным восприятием и утверждает, будто чувственное восприятие не может дать истинного знания. Такое знание дает нам только мысль, усмотрение ума.

Современникам Парменида  вся эта совокупность его учений и положений должна была казаться противоречащей всем обычным представлениям о природе и знании. Поэтому учение Парменида вызвало многочисленные возражения. Это были возражения со стороны тех, кто, опираясь на доверие к показаниям внешних чувств, хотел защитить против Парменида и реальность множества, и реальность изменения, и реальность движения, и возможность существования пространства вне вещей.

По-видимому, возражения были настолько серьезны и энергичны, что для школы Парменида возникла необходимость более строго обосновать свои основные утверждения, защитить их от направленных против них, очевидно, очень сильных и многочисленных возражений.

Огромное значение для  последующего развития математики имело  повышение уровня абстракции математического  познания, что произошло в большой  степени благодаря деятельности элеатов. Конкретной формой проявления этого процесса было возникновение косвенного доказательства ("от противного"), характерной чертой которого является доказательство не самого утверждения, а абсурдности обратного ему. Таким образом был сделан шаг к становлению математики как дедуктивной науки, созданы некоторые предпосылки для ее аксиоматического построения.

Итак, философские рассуждения  элеатов, с одной стороны, явились  мощным толчком для принципиально  новой постановки важнейших методологических вопросов математики, а с другой - послужили источником возникновения качественно новой формы обоснования математических знаний.

2. Психоанализ и философия неофрейдизма.

В истории духовной культуры, научного творчества вряд ли можно  найти учение, которое вызывало бы столь резкие расхождения в оценках, чем учение австрийского врача-психиатра  и психолога З. Фрейда создателя  этого учения часто сравнивают с  Аристотелем, Коперником, Колумбом, Магелланом, Ньютоном, Гете, Дарвином, Марксом, Эйнштейном, его называют "ученым и провидцем", "Сократом нашего времени", "одним из великих основоположников современной социальной науки", "гением в действии", сделавшим решающий шаг к подлинному пониманию внутренней природы человека. И в то же время, Фрейда называют фанатиком, шарлатаном, антииллюзионистом, "трагическим Вотаном сумерков буржуазной психологии", а разработанную им психоаналитическую теорию сопоставляют с хиромантией. Возникнув как теория и метод лечения неврозов, психоаналитическое учение Фрейда превратилось со временем в исключительно влиятельную философско антропологическую концепцию, претендующую на роль всеобщего мировоззрения.

              Психоанализ в его классической форме был основан 3. Фрейдом на рубеже XIX и XX столетий, когда намечалась ломка традиционных представлений о психической жизни человека, методах и границах познания психической реальности, ставшей объектом пристального внимания и споров философов, психологов, физиологов, неврологов. Из всего многообразия проблем, связанных с осмыслением психической реальности, можно выделить две главные, от правильного понимания которых во многом зависело решение всех остальных. Это, во-первых, проблема содержания психической реальности и, как более частный аспект ее, вопрос о правомерности сведения психики к сознанию; во-вторых, проблема метода исследования собственно психических явлений. Возникновение психоанализа как раз и связано со своеобразным видением 3. Фрейдом этих основных, краеугольных проблем, с его попытками их собственной интерпретации и разрешения. Первая из этих проблем, вызвавшая оживленную дискуссию в конце XIX-начале XX века, имеет свою предысторию, уходящую корнями в философскую мысль предшествующих столетий. Рассуждения о взаимоотношениях между телом и душой, материей и сознанием составляют, как известно, основу многих философских систем прошлого. История развития философской мысли наглядно свидетельствует, что интерес к познанию человеческой души проявляется уже на самых ранних стадиях становления философского знания - в древнегреческой, древнекитайской и древнеиндийской философии. Изречение "познай самого себя", принадлежащее родоначальнику античной философии древнегреческому мыслителю Фалесу и ставшее впоследствии центральным тезисом философии Сократа, показывает, какое большое значение придавалось в древнем мире постижению человека, его духовной жизни.

                В делении психики на сознательное и бессознательное Фрейд не был первооткрывателем. Он на это и не претендовал, подчеркивая, что понятие бессознательного содержится в высказываниях поэтов, философов, которые понимали всю важность этого феномена для раскрытия внутренней жизни человека. Однако фрейдовское понимание бессознательного отлично от тех трактовок его, которые имели место в различных философских системах. "Для Фрейда, - как отмечает один из исследователей, - бессознательное было вопросом факта, "сферой" человеческого духа и неотъемлемой частью человеческой деятельности". Его в первую очередь интересует конкретное содержание бессознательного. Пытаясь постичь существо протекания бессознательных процессов, он подвергает бессознательное аналитическому расчленению. Фрейд выделяет, во-первых, скрытое, латентное бессознательное: сознательное представление о чем-либо, которое в последующее время может перестать быть таковым, но при определенных условиях способно снова стать сознательным; во-вторых, вытесненное бессознательное: представления, которые не могут стать сознательными потому, что им противодействует какая-то сила, и устранение этой противодействующей силы возможно лишь на основе специальной психоаналитической процедуры, с помощью которой соответствующие представления доводятся до сознания. Первый вид бессознательного Фрейд называет предсознательным, отличая его от вытесненного бессознательного или собственно бессознательного психического, с которым в основном и имеет дело психоанализ. Исследуя сферу бессознательного, Фрейд, подобно многим мыслителям прошлого, поднимает вопрос о том, каким образом человек может судить о своих бессознательных представлениях. Если последние не являются предметом сознания, не осознаются человеком, то можно ли вообще говорить о наличии в психике бессознательных представлений? Полемизируя с философами, которые давали отрицательный ответ на этот вопрос и считали, что следовало бы говорить лишь о слабо осознаваемых, но не бессознательных представлениях, Фрейд решительно кладет в основу своих теоретических постулатов понятие о бессознательной душевной деятельности. При этом, в отличие от отвлеченных рассуждений мыслителей прошлого, которые также допускали существование бессознательного психического, он опирался на конкретный материал, полученный из клинических наблюдений над людьми, страдающими неврастенией. Фрейд пришел к выводу, что бессознательное является неизбежной фазой психической деятельности каждого индивида: любой психический акт начинается как бессознательный и только в дальнейшем осознается, но может так и остаться бес- сознательным, если на пути к сознанию встречает непреодолимую для себя преграду. Фрейд, таким образом,  не ограничился только констатацией самого факта существования в психике человека бессознательных представлений, но стремился вскрыть механизм перехода психических актов из сферы бессознательного в систему сознания.

           Фрейд понимал, что бессознательное  человек может распознать только  путем перевода его в сознание. Но каким образом это возможно  и что значит сделать нечто  сознательным? Можно допустить, что  внутренние бессознательные акты доходят до поверхности сознания или, наоборот, сознание проникает в сферу бессознательного, где "улавливает" и распознает эти акты. Но такие допущения не дают еще ответа на поставленный вопрос. Как же выйти из тупика? И здесь Фрейд находит решение, аналогичное тому, о котором в свое время говорил еще Гегель, высказывая остроумную мысль, что ответ на вопросы, которые оставляет без ответа философия, заключается в том, что они должны быть иначе поставлены. Не ссылаясь на Гегеля, Фрейд именно так и поступает. Вопрос: "каким образом что-либо становится сознательным?" -он облекает в форму вопроса: "каким образом что-либо становится предсознательным?". Для Фрейда предсознательным, а впоследствии и сознательным может стать только то, что некогда уже было сознательным восприятием, позабытым за давностью времени, но в той или иной степени сохранившим следы воспоминаний. В ряде случаев Фрейд пренебрегает своим членением бессознательного и вполне намеренно. Выделенные им психические системы собственно бессознательного и предсознательного он объединяет в одну в тех случаях, когда анализирует взаимоотношения бессознательного и сознания в структуре психики личности. В общем плане психика человека представляется Фрейду расщепленной на две противостоящие друг другу сферы сознательного и бессознательного, которые являются существенными характеристиками личности. Но во фрейдовской структуре личности эти сферы представлены не равнозначно: бессознательное он считал центральным компонентом, составляющим суть человеческой психики, а сознательное - лишь особой инстанцией, надстраивающейся над бессознательным; своим происхождением сознательное обязано бессознательному и выкристаллизовывается из него в процессе развития психики. Хотя представления Фрейда о структурных уровнях человеческой психики и менялись на протяжении его теоретической деятельности, принципиальное деление на сферы сознательного и бессознательного в том или ином виде сохранялось во всех созданных им моделях личности.

           Созданная здесь Фрейдом модель  личности предстает как комбинация трех элементов, находящихся в определенном соподчинении друг с другом: "Оно" (Id) - глубинный слой бессознательных влечений, психическая "самость", основа деятельного индивида, такая психическая инстанция, которая руководствуется своими собственными законами, отличными от законов функционирования остальных составных частей личности; "Я" (Ego) - сфера сознательного, посредник между бессознательным, внутренним миром человека и внешней реальностью, в том числе природными и социальными институтами, соизмеряющий деятельность бессознательного с данной реальностью, целесообразностью и внешнеполагаемой необходимостью; "Сверх-Я" (Super-Ego) - внутриличностная совесть, инстанция, олицетворяющая собой установки общества, своего рода моральная цензура, которая возникает как посредник между бессознательным и сознанием в силу неразрешимости конфликта между ними, неспособности сознания обуздать бессознательные порывы, стремления, желания человека и подчинить их требованиям культурной и социальной реальности. Пытаясь проникнуть в механизмы работы человеческой психики, Фрейд исходит из того, что выделенный им глубинный, природный ее слой - "Оно" - функционирует по произвольно выбранной программе получения наибольшего удовольствия. Но поскольку в удовлетворении своих страстей и вожделений индивид сталкивается с внешней реальностью, которая противостоит "Оно", в нем выделяется "Я", стремящееся обуздать бессознательные влечения и направить их в русло социально одобренного поведения. На первый взгляд может даже показаться, что именно "Я", это сознательное начало, является той движущей силой, которая заставляет "Оно" изменять направление своей деятельности в соответствии с санкциообразующими нормативами социального бытия. Однако во фрейдовской структуре личности дело обстоит иначе: не "Я" управляет "Оно", а наоборот, "Оно" исподволь, невластно диктует свои условия "Я". Для образного описания взаимоотношений между "Я" и "Оно" Фрейд прибегает к аналогии сравнительного отношения между всадником и лошадью, подобно тому как в свое время А. Шопенгауэр использовал эту же аналогию для раскрытия отношений между интеллектом и волей. Если воля, по Шопенгауэру, только внешне подчинена интеллекту, как конь узде, а на самом деле, подобно коню, может, закусив удила, обнаруживать свой дикий норов и отдаваться своей первобытной природе, то фрейдовское "Оно" также являет собой лишь видимость подчинения "Я": как всаднику, не сумевшему обуздать лошадь, остается вести ее туда, куда ей хочется, так и "Я" превращает волю "Оно" в такое действие, которое является будто бы его собственной волей '. Как покорный слуга бессознательных влечений, фрейдовское "Я" пытается сохранить свое доброе согласие с "Оно" и внешним миром. Поскольку ему это не всегда удается, в нем самом образуется новая инстанция -"Сверх- Я" или "Идеал-Я", которая царит над "Я" как совесть или бессознательное чувство вины, Во фрейдовской модели личности "Сверх-Я" указывается как бы высшим существом, отражающим заповеди, социальные запреты, власть родителей и * авторитетов. Если "Я" - это главным образом представитель внешнего мира, то "Сверх-Я" выступает по отношению к нему как защитник интересов "Оно". По своему положению и функциям в психике человека "Сверх-Я" призвано осуществлять сублимацию бессознательных влечений, то есть переключение социально неодобренного порыва "Оно" в социально приемлемый импульс "Я", и в этом смысле как бы солидаризируется с "Я" в обуздании влечений "Оно". Но по своему содержанию фрейдовское "Сверх-Я" оказывается все же близким и родственным по отношению к "Оно", поскольку является "наследником эдипова комплекса и, следовательно, выражением самых мощных движений Оно и самых важных libid'ных судеб его" ". "Сверх-Я" даже противостоит "Я" как поверенный внутреннего мира "Оно", что может привести к конфликтной ситуации, чреватой нарушениями в психике человека. Таким образом, фрейдовское "Я" предстает в виде "несчастного сознания", которое, подобно локатору, вынуждено поворачиваться то в одну, то в другую сторону, чтобы оказаться в дружеском согласии как с "Оно", так и со "Сверх-Я".

Фрейд был убежден, что  симптомы невротических заболеваний  следует искать в остатках и символах воспоминаний о сексуальных переживаниях, которые будто бы имеют место  в детском возрасте каждого человека. Эти забытые переживания детства не исчезают, по Фрейду, автоматически, а оставляют неизгладимые следы в душе человека, и только раскрытием и переведением в сознание этих следов воспоминаний можно добиться устранения болезненных симптомов. Отсюда - особая психоаналитическая процедура лечения невротиков, которая определяется Фрейдом как своего рода продолжение воспитания и направлена на устранение остатков детства. Учение о сексуальной этимологии неврозов переросло затем у Фрейда в более общую теорию, согласно которой сексуальные влечения принимают самое непосредственное участие в творчестве высших культурных, художественных, этических, эстетических и социальных ценностей человеческого духа. Сам же Фрейд за подтверждением своей гипотезы обратился к мифологическим сюжетам, художественным и литературным памятникам истории, в частности к древнегреческому мифу о царе Эдипе. Миф рассказывает о трагической судьбе Эдипа, который убивает царя Фив, не ведая, что это его отец, и, став царем, женится на своей матери. Когда же ему открылась истина, то, мучимый сознанием тяжкой вины, Эдип ослепляет себя. В этом мифологическом сюжете Фрейд усматривает не только доказательства того, что сексуальные влечения являются основой деятельности человека, но и подтверждение идеи о существовании тех сексуальных комплексов, которые якобы с детства заложены в человеке. Так родился известный фрейдовский постулат об извечно существующем "эдипове комплексе", согласно которому мальчик постоянно испытывает влечение к матери и видит в отце своего соперника. Под углом зрения инфантильных сексуальных влечений, кровосмесительных желаний Фрейд и рассматривает такие феномены как человеческую способность к образному мышлению, фантазии, творческую деятельность художников и даже поведение людей в обществе. Разумеется, фрейдовская интерпретация сексуальных влечений не имела ничего общего со строго научным подходом к проблеме. Об иллюзорности доводов Фрейда свидетельствует уже сам факт обращения к мифологической аналогии. В рассуждениях философов, которые еще задолго до Фрейда задумывались над тем, какую роль играют влечения в человеческой жизнедеятельности, явственно обнаружились две тенденции: одни говорили о сексуальных влечениях как движущем начале человека, сводя к ним всю человеческую любовь; другие давали более широкое толкование понятию любви, принимая любовные влечения за первооснову всего сущего. К первым может быть отнесен А. Шопенгауэр, ко вторым - древнегреческие мыслители, включая Платона, а также Л. Фейербах, для которого любовь представляла собой единство мышления и бытия. Теоретическая позиция Фрейда в этом отношении не была однозначной. Первоначально в качестве "первичных" он рассматривал лишь сексуальные влечения. Затем он начинает различать две группы "первичных влечений": сексуальные влечения и влечения "Я" (или самосохранения). Еще позднее, по мере того как фрейдовское понимание сексуальных влечений получало более широкую трактовку, близкую к платоновскому понятию Эроса, включая в себя уже всю сферу человеческой любви (любовь родителей, дружбу, общечеловеческую любовь и т. д.), более расширительное содержание Фрейд начинает вкладывать и в понятие "первичные влечения". Он приходит к выводу, что "первичные влечения" составляют полярную пару созидательной любви и деструктивности. В конечном счете он выдвигает гипотезу о том, что деятельность человека обусловлена наличием как биологических, так и социальных влечений, где доминирующую роль играют "инстинкт жизни" (Эрос) и "инстинкт смерти" (Танатос).