Философия и мировоззрение

Что являет- Духовно-практическое освоение мира предпо-
ся домини-              лагает, в частности, такую форму деятельнос-

рующи,м,              ти и жизненной активности как деятельность

исходным — по самоопределению. Последняя связана с тем,
человек или что человек по природе своей есть нечто неза-
мир?              вершенное, открытое для само строительства.

Поэтому в жизни он "пробует" себя в тех или иных начинаниях, ищет себя, воюет с судьбой или покоряется ей. И, прежде всего, перед индивидом возникает вопрос: чтоявляется исходным, абсолютным — человек или мир? Други­ми словами, что принять за отправную точку отсчета в процес­се стратегического ориентирования в окружающей действитель­ности?

В зависимости от того, как индивид решает для себя этот вопрос, складываются разные смысложизненные позиции. Это касается отношения человека к самому себе, к другим людям, к природе. Индивид может предпочесть позицию эгоизма или альтруизма, индивидуализма или коллективизма и др. В XX столетии особую остроту приобрело противостояние индиви­дуалистического и коллективистского стилей жизни.

"Оба мировоззрения — и современный индивидуализм, и современ­ный коллективизм, как бы ни были различны их мотивы, в самом существенном суть итог и проявление одного и того же человеческого состояния. Это состояние можно определить как невиданное по сво­им масштабам слияние социальной и космической бездомности... Личность чувствует себя одновременно и подкидышем природы, бро­шенным, подобно нежеланному ребенку, на произвол судьбы, и суще­ством, изолированным посреди шумного человеческого мира. Пер­вой реакцией духа, осознавшего эту новую бездомность, стал совре­менный индивидуализм, а следующей — современный коллективизм" (М. Бубер. Я и ТЫ. М., 1993, с. 151).

В индивидуализме человеческая личность хочет выстро­ить цитадель в виде жизненной доктрины, где идея объясняет реальность, как ей вздумается. Чтобы спастись от отчаяния, ко­торым грозит ему одиночество, человек находит выход в про­славлении этого одиночества, в придании высшей и абсолют­ной самоценности своему "Я". В коллективизме личность растворяется в том или ином массовидном групповом образо­вании. Чем массивнее, монолитнее и действеннее это объеди­нение, тем надежнее чувствует она свою огражденность от без­домного бытия. И тем самым нет больше оснований бояться жизни: нужно лишь влиться в "общую волю", а собственную ответственность за себя и за непомерно усложнившееся бытие растворить в коллективной. Но человек в коллективе не всегда освобождается от своего одиночества. Коллективизм может быть суррогатом целостности и гармоничности человеческого бытия. Та нежная поверхность личностного существа, которая нуждается в контакте с другими существами, постепенно мерт­веет и теряет чувствительность. Как найти свой путь между равно опасными Сциллой крайнего индивидуализма и Хариб­дой подчинения личности коллективизмом; не остаться в оди­ночестве — и не потерять себя в бурном море человеческих жизней? Это — постоянно актуализирующийся вопрос чело­веческого существования, для решения которого требуются и философские размышления, и жизненный опыт, и воля.

Выдающийся философ XX века Бертран Рас­сел, перечисляя важнейшие темы философ­ствования, писал: "Является ли человек тем, чем он кажется астроному,— крошечным ко­ мочком смеси углерода и воды, бессильно ко­пошащимся на маленькой и второстепенной планете? Или же человек является тем, чем он представлялся Гамлету? А может быть, он является и тем и другим одновре­менно? Существуют ли возвышенный и низменный образы жизни, или же все образы жизни являются только тщетой"? (Рассел Б. История западной философии. М., 1959, с. 8).

В человеческой истории каждая смена одной культурной парадигмы другой неизменно меняла и нашу перспективу ви­дения человека и его места в глобальной модели бытия, пони­мание смысла и значимости присутствия человека в космосе.

В древних мифах люди всегда занимают если не централь­ное, то все же весьма "заметное" место в общей структуре ми­роздания. Мифологические боги, конечно, превосходили лю­дей, но принципиально важно то, что последние представля­лись соизмеримыми с богами. Но поскольку боги часто высту­пают как создатели Земли, Солнца, других небесных светил, то они естественно мыслятся как соизмеримые с масштабами Кос­моса. А отсюда следует, что и люди в каком-то смысле воспринимали себя как нечто космически значительное. Земля вместе с пологом звездного неба выступает как прекрасная и простор­ная сцена, на которой разыгрываются сценарии человеческих судеб, равно как и большая пьеса человеческой истории. Ми­фологические сюжеты с участием богов, титанов и людей, как правило, космически величавы, в них естественно вплетаются небесные светила, первозданный хаос, мировой океан, подзем­ные царства, Млечный путь, космические колесницы и т. П. И человек на этой вселенской сцене выглядел крупно, рельефно, основательно. Ощущение гармонической вписанности рода че­ловеческого в мировой порядок вещей было утрачено в той картине мира, которая начала складываться в Новое время и практически существует по сей день.

Как известно, культура Возрождения пришла на смену ан-тропоцентристской парадигме, основанной на истинах Ново­заветного Откровения. Важнейшим мотивом новой парадиг­мы была идея гуманизма, представление о человеке как актив­ном, самодостаточном существе. Позднее, в Новое время, под влиянием бурно формировавшегося естествознания представ­ление о месте человека в космосе резко меняется. Из центра человек переместился на периферию мира. Масштабы драмы человеческой истории стали несоизмеримыми с масштабами той вселенской сцены, на которой она разыгрывается. Человек предстает как крохотный комочек материи в бесконечном Уни­версуме. В самом деле: что значат несколько десятков лет чело­веческой жизни по сравнению с 4,6 млрд. лет—возрастом Сол­нечной системы или 14,3 млрд. лет — возрастом нашей Мета­галактики?

Но в последние годы видение мира и места в нем человека переживает радикальную трансформацию. На наших глазах, исподволь, неприметно, формируется новое космическое созна­ние. Дело в том, что во второй половине нашего века в есте­ствознании произошло открытие, которое поразило ученый мир

и, безусловно, потрясло основы науки, как они сложились во времена Коперника, Галилея и Ньютона. Речь идет о так назы­ваемом "антропном принципе" в космологии, говорящем о су­ществовании удивительной связи человека и Вселенной. Со­гласно этому принципу, наше Вселенная такова, что в ней пре­допределена фигура наблюдателя. Наша Вселенная уникальна, и уникальность ее в том, что она имеет "человеческое лицо"; в ней мировыми константами предзадано появление жизни, че­ловека, разума. Но верно и другое: человек может жить только во Вселенных такого типа, другой космической родины у него нет и не может быть. Если Вселенные другого типа существу­ют, то они существуют "без свидетелей". Там не просто нет подходящих условий для существования наблюдателя, там ра­зумная жизнь исключается самими законами бытия этих ми­ров. Очевидно, что антропный принцип резко сместил пер­спективу видения человека в горизонте бытия и его места во Вселенной.