Жизнь и творчество Марины Цветаевой

    Я вижу: мачта корабля,

    И вы – на палубе…

    Вы  – в дыме поезда… Поля

    В вечерней жалобе…

    Вечерние  поля в росе,

    Над ними – вороны…

    - Благословляю вас на все

    Четыре  стороны!

    В мятущейся и страстной душе Цветаевой  постоянно происходит диалектическая борьба между жизнью и смертью, верой  и безверием. Она переполнена  радостью бытия и в то же время  ее мучают мысли о неизбежном конце  жизни, вызывающие бунт, протест:

    Я вечности не приемлю!

    Зачем меня погребли?

    Я так не хотела в землю

    С любимой своей земли.

    В письме к В.В. Розанову Цветаева писала с присущей ей откровенностью и желанием высказаться до конца: «…я совсем не верю существование Бога и загробной жизни.

    Отсюда  – безнадежность, ужас старости и  смерти. Полная неспособность природы  – молиться и покоряться. Безумная любовь к жизни, судорожная, лихорадочная жажда жить.

    Все, что я сказала – правда.

    Может быть, вы меня из-за этого оттолкнете. Но ведь я не виновата. Если Бог есть – он ведь создал меня такой! И если есть загробная жизнь, я в ней, конечно, буду счастливой».

    Цветаева  уже начинает осознавать себе цену, предвидя, однако, что ее время придет не скоро, но придет обязательно:

    Моим  стихам, написанным так рано,

    Что и не знала я, что я поэт…

    ………………………………………..

    …Разбросанным в пыли по магазинам

    (Где  их никто не брал и не  берет!),

    моим  стихам, как драгоценным видам,

    настанет  свой черед.

    («Моим  стихам, написанным так рано…», 1913)

    Первая  мировая война проходит мимо Цветаевой. Несмотря на то, что ее муж некоторое время курсировал с санитарным поездом, рискуя порой жизнью, и она очень волновалась за него, Цветаева живет отрешенно, словно в прошлом столетии, поглощенная своим внутренним миром. «Вся моя жизнь – роман с собственной душой», - провозгласит она.

    Переломной  в ее творческой судьбе стала поездка  зимой 1916 года в Петроград – Петербург  Блока и Ахматовой – с которыми она мечтала встретиться и  … не встретилась. После этой поездки  Цветаева осознает себя московским поэтом, соревнующимся с петроградскими сородичами по ремеслу. Она стремится воплотить в слове свою столицу, стоящую на семи холмах, и подарить любимый город своим любимым петербургским поэтам: Блоку, Ахматовой, Мандельштаму. Так возникает цикл «Стихи о Москве» и строки, обращенные к Мандельштаму:

    Из  рук моих – нерукотворный град

    Прими, мой странный, мой прекрасный брат

    («Из  рук моих – нерукотворный град…»)

    Любовью к «златоустой Анне всея Руси», желанием подарить ей «что-то вечнее любви» объясняет Цветаева возникновение цикла «Ахматовой»

    И я дарю тебе свой колокольный град,

    Ахматова! – и сердце свое в придачу.

    («О  муза плача, прекраснейшая из  муз!»)

    В этом и других стихотворениях цикла  с присущей Цветаевой силой и  энергией выражения, звучит ее восторженное отношение к поэтессе, встреча с которой состоится лишь в 1941 году:

    Ты  солнце в выси мне застишь,

    Все звезды в твоей горсти!

    Ах, если бы – двери настежь –

    Как ветер к тебе войти!

    И залепетать, и всхлипнуть,

    И круто потупить взгляд,

    И, всхлипывая, затихнуть,

    Как в детстве, когда простят.

    («Ты  солнце в выси мне застишь»)

    Таким же страстным монологом влюбленности предстает и цикл «Стихи к Блоку», с которым Цветаева не была лично  знакома и мельком, не обменявшись  с ним не единым словом, увидит только однажды, в мае 1920 года. Для нее Блок – символический образ поэзии. И хотя разговор ведется на «ты», видно, что Блок для нее не реально существующий поэт, несущий в своей душе сложный, беспокойный мир, а мечта, созданная романтическим воображением (характерны эпитеты, которыми Цветаева его наделяет: «нежный призрак», «рыцарь без укоризны», «снежный лебедь» и другие). Удивительно звучание стихов этого цикла:

    Имя твое – птица в руке,

    Имя твое – льдинка на языке,

    Одно  – единственное движение губ,

    Имя – твое – пять букв.

    Мячик, пойманный на лету,

    Серебряный  бубенец во рту…

    («Имя  твое – птица в руке»)

    В это же время в стихах Цветаевой  появляются дотоле ей не свойственные фольклорные мотивы, распевность  и удаль русской песни, заговора, частушки:

    Отмыкала ларец железный,

    Вынимала  подарок слезный, -

    С крупным жемчугом перстенек,

    С крупным жемчугом…

    («Отмыкала  ларец железный»)

    Ни  Февральскую, ни Октябрьскую революции  Цветаева близко не приняла. Однако с  весны 1917 года наступает трудной  период в ее жизни. «Из истории не выскочишь», - скажет она позднее. Жизнь на каждом шагу диктовала свои условия. Беззаботные времена, когда можно было заниматься тем, чем хотелось, уходили в прошлое. Цветаева пытается уйти от внешней жизни в стихи, и, несмотря на тяготы быта, период с 1917 по 1920 годы станет исключительно плодотворным в ее жизни. За это время она написала более трехсот стихотворений, шесть романтических пьес, поэму-сказку «Царь-Девица».

    В 1917 году Цветаева сближается с кружком  артистической молодежи из Второй и Третьей, руководимой Вахтанговым студией Художественного театра. Начинает писать пьесы, напоминающие некогда любимого ей Ростана и лирические драмы Блока. Сюжеты она черпает из галантного восемнадцатого века. Пьесы наполнены романтическими страстями, драматизмом любви, всегда заканчивающийся разлукой. Лучшие из них: «Приключение», «Фортуна», «Феникс», - написаны простыми, изящными, остроумными стихами.

    В апреле 1917 года Цветаева родила вторую дочь. Сначала она хотела назвать  ее Анной в честь Ахматовой, но потом передумала и назвала Ириной: «ведь судьбы не повторяются».

    А жить в Москве становится все труднее  и в сентябре Цветаева уезжает  в Крым к Волошину. В разгар октябрьских  событий она возвращается в Москву и вместе с Сергеем Эфроном  вновь отправляется в Коктебель, оставив в Москве детей. Когда же через некоторое время она приезжает за ними, вернуться в Крым оказывается невозможно. Начинается ее долгая разлука с мужем, вступившем в ряды армии Корнилова.

    Цветаева  стоически переносила разлуку и  становившиеся все более тяжелыми бытовые условия. Она ездит осенью 1918 года под Тамбов за продуктами, пытается работать в Наркомнаце, откуда через  полгода, будучи не в силах постигнуть то, что от нее требовали, ушла, поклявшись никогда не служить. В самое тяжелое время, осенью 1919 года, чтобы прокормить дочерей, отдала их в Кунцевский детский приют. Вскоре тяжело заболевшую Алю пришлось забрать домой, а в феврале двадцатого умерла от голода маленькая Ирина.

    Две руки, легко опущенные

    На  младенческую голову!

    Были  – по одной на каждую –

    Две головки мне дарованы.

    Но  обеими – зажатыми –

    Яростными – как могла! –

    Старшую у тьмы выхватывая –

    Младшей не уберегла.

    («две  руки, легко опущенные», 1920)

    Цветаева  всегда оставалась вне политики. Она, как и Волошин, была «над схваткой», осуждала братоубийственную войну. Однако после поражения Добровольческой армии исторические и личные потрясения, слившись воедино (уверенность в гибели дела, которому служил Сергей Эфрон, а также уверенность в смерти его самого), вызвали в творчестве Цветаевой ноту высокого трагического звучания: «Добровольчество – это добрая воля к смерти». В сборнике «Лебединый стан» со стихами о героическом и обреченном пути Добровольческой армии меньше всего было политики. В е стихах звучит тоска по идеальному и благородному воину, они заполнены отвлеченной патетикой и мифотворчеством. «Прав, раз обижен», - станет девизом Цветаевой, романтическая защита побежденных, а не политика движет ее пером:

    Белая гвардия, путь твой высок:

    Черному делу – грудь и висок.

    Божье да белое твое дело:

    Белое тело твое – в песок

    («Белая  гвардия, путь твой высок», 1918)

      «России меня научила Революция» - так объясняла Цветаева появление  в своем творчестве неподдельных  народных интонации. Народная, или, как говорила Цветаева, «русская» тематика, проявившаяся в ее творчестве еще в 1916 году, с каждым годом все больше избавлялась от литературности, становилась более естественной. Интерес Цветаевой к русским поэтическим истокам проявился в цикле о Стеньке Разине, стихах «Простите меня, мои горы!..», «Полюбил богатый – бедную», «А плакала я уже бабьей…» и других. Она обращается к большим жанрам, и эпическая поэма «Царь-Девица» (осень 1920) открывает ряд русских эпических произведений Цветаевой. Вслед за ней последовала поэма «Егорушка» о чудесных деяниях устроителя земли русской Егории Храбром, целиком сочиненных самой Цветаевой, затем небольшая поэма «Переулочки» (1922). Весной 1922 года Цветаева начинает работать 6над своей самой значительной из «русских» поэм «Молодец», законченной уже в эмиграции, в Чехии. Древняя Русь предстает в стихах и поэмах Цветаевой как стихия буйства,. Своеволия и безудержного разгула души. Ее Русь поет, причитает, пляшет, богомольствует и кощунствует во всю ширь русской натуры.

      Стихи 1916 – 1920 годов были объединены  Цветаевой в книге «Версты» (1921). (По воле случая первая часть  книги «Версты.Стихи.Вып. 1» будет  опубликована годом позже (1922)). Как и в ранних сборниках,  все внимание поэта обращено  к быстро меняющимся предметам своего душевного состояния, к себе как к воплощению всей полноты земного бытия:

    Кто создан из камня, кто создан из глины, -

    А я серебрюсь и сверкаю!

    Мне дело – измена, мне имя – Марина,

    Я – бренная пена морская.

    …………………………………………….

    Дробясь о гранитные ваши колена,

    Я с каждой волной – воскресаю!

    Да  здравствует пена – веселая пена – 

    Высокая пена морская!

    («Кто  создан из камня, кто создан  из глины», 1920)

    В этот период в творчестве Цветаевой  появляются стихи о высоком предназначении поэта. Вдохновение – единственный повелитель поэта, лишь сгорая в огне, принося ему в жертву все, он способен жить на земле. Только вдохновение способно вырвать человека из рутины быта, унести его в иной мир – лазурное «небо поэта».

    В черном небе – слова начертаны,

    И ослепли глаза прекрасные…

    И не страшно нам ложе смертное,

    И не сладко нам ложе страстное.

    В поте – пишущей, в поте – пашущий!

    Нам знакомо иное рвение:

    Легкий  огнь, над кудрями пляшущий – 

    Дуновение – вдохновения.

    Большой пласт в ее лирике этого времени  составляют любовные стихи, бесконечная исповедь сердца: «Я – странница твоему перу…», «Писала на аспидной доске…», «Суда поспешно не чини…», цикл со знаменитыми «Пригвождена к позорному столбу…». Во многих стихах Цветаевой прорывается ее тайная надежда, надежда на встречу с самым дорогим ей человеком, ради которого она жили все эти годы. Среди них цикл «Спутник», со скромным посвящением «С.Э.». Почти четыре года Цветаева не имела известий о своем муже. Наконец, в июле 1921 года она получила от него письмо из-за границы, где он находился после разгрома белой армии. Его по просьбе Цветаевой разыскал Эренбург, с весны уехавший за границу. Цветаева мгновенно принимает решение ехать к мужу, учившемуся в в университете в Праге, где правительство Масарика выплачивало некоторым русским эмигрантам стипендию за счет золотого запаса, вывезенного в гражданскую войну из России.