К средневековому циклу можно отнести и его  роман "Янки из Коннектикута при  дворе короля Артура" (1889). Эта  пародия на средневековые рыцарские  романы о короле Артуре и рыцарях "Круглого стола" подарила фантастам нашего века такой неисчерпаемый прием, как путешествие во времени (механик из штата Коннектикут получил удар по голове, потерял сознание и очнулся в далеком прошлом рядом с легендарным Камелотом).

В начале 1890-х годов двадцатилетний хартвордский период жизни Марка Твена, наполненный творческими удачами и семейными радостями, неожиданно завершился

крахом. Еще в 1884 году писатель основал собственную  издательскую фирму,

финансировал  изобретателя новой типографской машины, но все больше и больше увязал в долговой зависимости, а в 1894 году предприятие окончательно разорилось. Чтобы поправить дела, Марк Твен отправился в кругосветное путешествие, выступая с лекциями в Австралии,

Новой Зеландии, на Цейлоне, в Индии и  Южной Африке. После тяжелой поездки  его

настиг  более жестокий удар - умерла любимая  дочь Сюзи.

С повести "Простофиля Вильсон" (об осмеянном  мудреце; 1894) в творчестве Марка

Твена начался период, который можно  назвать сменой вех. Он разочаровался  в

буржуазной  демократии, отметив в записной книжке: "Большинство всегда неправо",

отверг  американский патриотизм, который, по его мнению, отравил сознание многих

его соотечественников ("...торгашеский дух заменил  мораль, каждый стал лишь патриотом своего кармана", - писал Марк Твен), утратил веру в американский прогресс и особую его миссию: "Шестьдесят лет тому назад "оптимист" и "дурак" не были синонимами. Вот вам величайший переворот, больший, чем произвели наука и техника. Больших изменений за шестьдесят лет не происходило с сотворения мира". Подвергая своих "корыстных, трусливых и лицемерных" современников яростной критике, он восхищался "тернистым путем" русских революционеров, о чем сообщал в письме революционеру-народнику Степняку-Кравчинскому.

На пике своих "революционных" эмоций он пишет "Личные воспоминания о Жанне

д'Арк" (1896) - о мужестве французской национальной героини. Эту книгу он называл своей самой любимой работой.

С 1901 года Марк Твен начал публиковать дерзкие  политические памфлеты: "Человеку, сидящему во тьме", "Моим критикам-миссионерам", "В защиту генерала Фанстона", в которых выступал против американской империалистической политики и военщины. Затем вышли "Монолог царя" (едкая сатира на русское самодержавие; 1905) и "Монолог короля Леопольда" (возмущение бельгийским колониальным режимом в Конго) и др.

"Лирическим" героем позднего Марка Твена  становится Сатана, наиболее ярко представленный в повести "Таинственный незнакомец", - в его уста писатель вложил свой злой сатирический смех над человеческими обольщениями и свои мысли. Эту повесть можно считать манифестом Марка Твена, завершающим его творческую жизнь.

Еще в 1899 году он писал своему другу, американскому  писателю У.Д. Гоуэллсу, что намерен прекратить литературную работу для заработка и взяться за свою главную книгу: "...в которой я ничем не буду себя ограничивать, не буду бояться, что задену чувства других, или считаться с их предрассудками... в которой выскажу все, что думаю... начистоту, без оглядки..." Работа над повестью длилась до конца жизни, сохранились три ее варианта. При жизни опубликована не была.

Вообще  дьяволомания была характерна для искусства  многих стран на переломе столетий. Литературные Вельзевул, Люцифер, Сатана, Антихрист (имена дьявола) начала XX века ведут свое происхождение от Мефистофеля Гёте ("Фауст"; 1831), и свою литературную "задачу" одолжили у него же: "Я - часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо" (то есть говорит человеку нелицеприятную правду о нем самом же). К примеру, эти слова Михаил Булгаков взял эпиграфом к своему знаменитому роману "Мастер и Маргарита" о Воланде (еще одно имя дьявола), а задолго до этого, в 1902 году, Зинаида Гиппиус декларировала в стихах: "Я Дьявола за то люблю, / Что вижу в нем - мое страданье".

Свою "дьяволиаду" Марк Твен начал еще с конца 1860-х  годов, когда приступил к

работе  над повестью "Путешествие капитана Стормфилда в рай", где зло высмеивал

религиозные чувства и христианские представления  о "райских кущах". Повесть была

закончена за несколько лет до смерти писателя и опубликована (не полностью) в 1907 году. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Поздние годы

  Звезда  писателя неумолимо катилась к упадку. В конце XIX века в США начинают публиковать собрание произведений Марка Твена, возводя тем самым  его в разряд классиков давно  прошлых дней. Однако, ожесточенный мальчишка, который сидел внутри пожилого, уже совсем седого, Сэмюэля  Клеменса и не думал сдаваться. В  двадцатый век Марк Твен вошел  с острой сатирой на сильных мира сего. Бурное революционное начало века писатель ознаменовал произведениями, призванными разоблачать неправду и несправедливость: «Человеку, ходящий  во тьме», «Соединенные Линчующие Штаты», «Монолог царя», «Монолог короля Леопольда  в защиту его господства в Конго». Но в умах же американцев Твен оставался  классиком «легкой» литературы.

  В 1901 году он получил почетную степень  Доктора литературы от Йельского  университета. В следующем году —  почетная степень доктора права  от Университета Миссури. Он очень гордился этими званиями. Для человека, который  в 12 лет покинул школу, признание  его таланта учеными мужами знаменитых университетов льстило ему.

  В 1906 году Твен обзавелся личным секретарем, которым стал А.Б.Пейн. Молодой человек  выразил свое желание написать книгу  о жизни писателя. Однако, Марк Твен уже несколько раз садился  за написание своей автобиографии. В итоге писатель начинает диктовать  Пейну историю своей жизни. Через  год его опять отметили ученой степенью. Он получает почетную степень  Доктора литературы от Оксфордского университета.

  В это время он уже тяжело болеет, а большинство членов его семьи  умирают друг за другом - он пережил  потерю троих из четырёх детей, умерла и его любимая жена Оливия. Но, несмотря на то, что он находился в глубокой депрессии, он все еще мог шутить. Писателя мучают жестокие нападения стенокардии. В конечном итоге сердце не выдерживает и 24 апреля 1910 года в возрасте 74 годов Марк Твен умирает.

  Его последнее произведение — сатирическая повесть «Таинственный незнакомец»  опубликовано посмертно в 1916 году по незавершенной рукописи. 
 
 
 
 
 

Особенности юмористических произведений Марка Твена

      Твен  – очеркист неотделим от Твена  – юмориста, и подтверждение этому можно найти в его ранних юмористических рассказах. Они написаны тем же "почерком". В своих юмористических произведениях Твен сумел воспроизвести не только стиль западного фольклора, но и его атмосферу жизнерадостного, задорного "буйства". Тем самым закладывались предпосылки важнейшей литературной реформы. Вместе с фольклором Запада в литературу Америки вторгалась живая, неприкрашенная, неотлакированная жизнь и, громогласно утверждая свои права, вступала в борьбу со всем, что становилось ей "на горло".

      Влияние западного фольклора стало важнейшим  формирующим фактором творчества Твена. Хотя большинство его юмористических рассказов было создано в 60— 70х годах, юмор с обычными для него фольклорными приемами пронизывает все его творчество (правда, в убывающей прогрессии). Даже в 80—90х годах, когда писатель находился во власти растущих пессимистических настроений, он иногда возвращался к своей прежней манере, и под его пером возникали такие юмористические шедевры, как "Похищение белого слона" (1882). Эти внезапные всплески великолепного, сочного юмора, неожиданно вырывавшиеся откуда-то из творческих глубин сознания Твена, свидетельствовали о неистребимости его гуманистических первооснов. Ранние рассказы Твена были написаны "в защиту жизни" и этим определяются принципы их художественного построения.

      Опорой  при осуществлении этой программы  Твену служила не только фольклорная  традиция, но и те литературные явления, которые, подобно его собственному творчеству, взошли на почве западного фольклора. Его повествовательная манера многими своими сторонами соприкасалась с традициями так называемого газетного юго-западного юмора.

      Традиции эти составляют один из первоисточников американского реализма. Рассказы талантливых юмористов Себы Смита, Лонгстрита, Халбертона Гарриса, Хупера, равно как и Артемуса Уорда и Петролеума Нэсби, являлись попытками критического осмысления действительности. Эти писатели обладали остротой взгляда, свободой суждений и смелостью мысли и еще в эпоху господства романтизма стремились приковать внимание читателей к уродствам американской общественной жизни в их реальном, "будничном" воплощении. Впервые в истории литературы США они ввели в обиход национального искусства образы циничных политиканов, беззастенчивых дельцов, наглых шарлатанов всех мастей.

      В их произведениях Твен нашел богатейший материал для своего творчества, и  они же подсказали великому сатирику многие приемы. Некоторые особенности метода Твена — "минимум описаний и отвлеченных рассуждений, максимум действия, динамизм повествования, меткость языка, использование диалекта" и интонации устного рассказа, несомненно, берут свое начало в юмористике 30—70-х годов (а она в свою очередь—из фольклора). Из этого богатого реалистического фонда черпал он и многие свои сюжеты. Обновляя новеллистическую традицию Америки, он вводил в ее обиход особую форму "штриховой" бытовой зарисовки, впоследствии получившую дальнейшую жизнь у Ринга Ларднера. Для предшествующей Твену американской литературы характерен иной тип рассказа и новеллы. Их ядром обычно служило некое необычное, а иногда и фантастическое происшествие, обраставшее в ходе повествования столь же необычными драматическими перипетиями, не выпадавшими, впрочем, из строго очерченных границ последовательно развивающегося, крепко спаянного, четко обрисованного сюжета. Образцом такого остросюжетного построения могут служить новеллы Эдгара По. Фантастически бредовый характер изображаемых в них событий особенно оттеняется логической ясностью и математической организацией их сюжетного развития. Эта каноническая для американской литературы XIX в. схема новеллистического повествования у Твена подвергается пародийному переосмыслению. Он был первым писателем Америки, окончательно порвавшим и с условностью сюжета, и с традиционными сюжетными схемами. "Я терпеть не могу... Готорна и всю эту компанию",— писал он Хоуэллсу, поясняя, что сюжетная интрига у этих писателей "слишком литературна, слишком топорна, слишком красивенька". Сам Твен обладал несравненным умением лепить сюжеты (или их подобие) из "ничего": из будничных явлений повседневной жизни, из банальнейших действий обыкновенных, рядовых, ничем не замечательных людей, из мельчайших деталей их повседневного быта. Извлекая из всего этого прозаического материала множество "сюжетных выкрутасов", Твен создавал в своих рассказах ощущение динамически развивающегося действия. Ощущение это отнюдь не обманчиво". У рассказов Твена есть свой особый "драматический" конфликт, и именно он служит источником их скрытого динамизма. Внутренней коллизией его юмористического цикла является столкновение живой, свободной, энергически деятельной жизни с системой омертвевших искусственных установлении, теснящих ее со всех сторон.

      Юмористические  рассказы Твена переносят читателя в особый мир, где все бурлит и  клокочет, все буйствует. Даже сиамские близнецы превращаются здесь в чрезвычайно беспокойных и скандальных субъектов, которые в нетрезвом виде швыряют камнями в процессию "добрых храмовников", а покойник, вместо того чтобы мирно покоиться в гробу, садится рядом с кучером на козлы собственного катафалка, заявляя, что ему хочется в последний раз взглянуть на своих друзей. Здесь капитан Стромфильд, попав на небеса, немедленно устраивает состязание с первой попавшейся кометой; здесь обыкновенный велосипед едет куда хочет и как хочет, невзирая на усилия седока, тщетно пытающегося преодолеть сопротивление своенравной машины, а безобидные карманные часы умудряются с дьявольской изобретательностью придать своим стрелкам все мыслимые и немыслимые положения.

      Писатель  как бы высвобождает скрытую энергию  жизни, обнаруживая ее не только в одушевленных, но и в неодушевленных предметах. Сила ее внутреннего напора ощущается даже в атрибутах повседневного быта, в комфорте и покое домашнего очага. В рассказах Твена чашка утреннего кофе нередко соседствует с томагавком или содранным скальпом. "Что бы вы сделали, если бы размозжили ударом томагавка череп вашей матушке за то, что она пересластила ваш утренний кофе? Вы сказали бы, что прежде, чем вас осуждать, нужно выслушать ваше объяснение..."

      Даже  в это время юмор не являлся  для Твена самоцелью и должен был играть в его творчестве отчасти служебную роль. У этого, казалось бы, столь беззаботного писателя было очень четкое представление о характере своей творческой миссии как юмориста. Он твердо верил, что "чистые юмористы не выживают" и если юморист хочет, "чтобы его произведения жили вечно, он должен учить и проповедовать". Даже самые его безобидные юморески выполняют особое социальнокритическое задание: они служат орудием разрушения догматов, условностей и всех видов лжи и фальши как в жизни, так и в литературе.

      В процессе освобождения от моральных, религиозных  и литературных "стандартов" жизненная  реальность как бы впервые находила свой истинный облик. С любознательностью  Колумба Твен открывал новую Америку, в каждой самой скромной подробности ее будничного быта обнаруживая неожиданное и занимательное содержание. В этом, как и во многом другом, он был последователем "газетных" юмористов. Двигаясь вдоль колеи, проложенной ими, он, подобно им, умел придать самым общеизвестным истинам и сверхбанальным ситуациям оттенок неожиданности и сенсационности. При всем том реалистическое новаторство Твена не только несводимо к приемам "газетного" юмора, но в смысле своего художественного уровня несоизмеримо с ним. При всей полноте сюжетных совпадений рассказов Твена с другими произведениями американской юмористики они непохожи ни на один из своих прообразов. Даже в самых незначительных из его ранних рассказов проявляется несравненное умение Твена проникать в душу явлений, изображать их в индивидуальной неповторимости, во всем богатстве их реального бытия. В гротескных, фантастических рассказах писателя закладывались основы поэтики реализма в формах, поражающих своей свежестью и новизной. Его образы обладают огромной выпуклостью и рельефностью, метафоры сочны и красочны до предела, его сравнения отличаются неожиданностью и меткостью. В метафорической структуре его речи есть нечто от "синкретического" мышления. Он обладает несравненным умением сочетать несочетаемое, воспринимать явления жизни в комплексе, делая это с непринужденностью и простотой, свойственной целостному, наивному, мифотворческому сознанию.